История рыжего демона
Шрифт:
— Почему же ты тогда так злишься на мошенника, выдавшего себя за доктора Фауста перед Мефистофелем? Ведь если тебе не нужно ничего, кроме поиска ключей знания, то, выходит, ты ничуть не пострадал от того, что кто-то украл заслуженную тобой награду. Вся твоя мудрость осталась с тобой, и тебе ничто не мешает продолжать заниматься тем, чем ты занимался раньше.
— Гм-м… — только и смог произнести Фауст; очевидно, вопрос Маргариты весьма озадачил его.
— А что ты собирался делать, — продолжала тем временем девушка, — после того, как в конце концов достиг бы той самой мудрости, к которой ты так упорно стремился?
— Продолжал бы искать еще большей мудрости.
— Ну а когда ты изучишь все, что только можно изучить?
Фауст чуть помедлил с ответом, размышляя над словами Маргариты.
— Когда человек достигает потолка своей мудрости, он приходит к наслаждению. Наслаждению разумом и всеми своими чувствами, которые находятся в полной гармонии друг с другом. Он наслаждается едой и питьем, вином и водой, любовью и созерцанием заката солнца, сном и бодрствованием — словом, каждой минутой своего бытия. Но мы, философы, обычно считаем эти простые радости жизни чем-то второстепенным, заслоняющим главное — вроде скорлупы, скрывающей золотое ядро ореха Мудрости. Поэтому мы придаем им так мало значения.
— Ну, где здесь скорлупа, а где орех, пока еще не совсем ясно, — возразила Маргарита. — Если судить по-моему, то, достигнув мудрости, ты кое-что получаешь взамен — значит, это и является ценой твоего знания. Что ты скажешь на это? Ведь душа и тело едины, доктор Фауст. Питая одно, не надо забывать о пище для другого.
— Еще существует религия, — продолжал Фауст; казалось, он не расслышал или просто не обратил внимания на последние слова Маргариты. — Ее ставят превыше всего, утверждая, что она заключает в себе вершину человеческой мудрости, начало и конец земного бытия. Однако я никогда не мог принять ее в том виде, в котором она существует — с ее слепой верой и догмами, которые обычно принимаются без всяких оговорок и размышлений, тем самым убивая свободу духа — единственную религию, которую я исповедовал и которую буду отстаивать до последнего вздоха. Моя «вера» говорит мне, что лучше всего придерживаться здравого смысла и жить своим умом, а не теми нелепыми и смешными суевериями, которые может преподнести мне какой-нибудь полуграмотный священник.
Увлекшись рассуждениями на философские темы, Фауст вскочил с койки, где полулежала нагая Маргарита. Накинув на плечи широкий плащ (первое, что попалось ему под руку), доктор начал расхаживать взад и вперед по комнате, возбужденно жестикулируя и разговаривая вслух с самим собой:
— По правде говоря, каждый философ мечтает о том высшем мгновении, когда Истина откроется ему в своей полноте. Он стремится к этому всю жизнь, однако немногие могут похвалиться тем, что пережили такие минуты, в которые хочется воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» О, если бы кто-нибудь помог мне достичь этого вожделенного мига! За такое счастье я мог бы продать свою душу самому дьяволу!.. Вполне возможно, что Мефистофель, зная об этом, явился, чтобы предложить мне подобную сделку, — ведь он прибыл с неким поручением, как полномочный представитель сил тьмы… Очевидно, предлагаемый им договор содержал весьма соблазнительные вещи и к тому же был рассчитан на долгий срок — иначе зачем Мефистофелю нужно было подвергать меня (а точнее, мошенника, назвавшегося моим именем) процедурам полного омоложения?.. Проклятие! Мефистофель собирался показать мне все чудеса обоих миров — как земного, так и потустороннего. Теперь божественной красотой, за один лишь взгляд на которую я мог бы отдать всю свою ограниченную земную мудрость и даже свою бессмертную душу, упивается наглый самозванец. Не говоря уже о роскоши, в которой купается этот негодяй… Все-таки мне интересно было бы знать, на какую приманку адских сил попался тот, кто увел дьявольский договор прямо у меня из-под носа. Обыкновенно демоны предлагают смертным стандартный и довольно примитивный набор благ — долгая жизнь и несметное богатство, — по-видимому, недооценивая то мощное влияние, которое имеет на наши души прекрасный пол. Ах, одной прелестной женщине, если она того пожелает, гораздо легче заставить мужчину свернуть со стези добродетели, нежели целой толпе чертей с самыми заманчивыми, но — увы! — столь однообразными обещаниями. Всего лишь несколько улыбок и нежных взглядов — и бывший праведник падает в объятия греха… Однако я отвлекся… Вор-самозванец отнял у меня все! Доктор Фауст должен был стать величайшим из людей, открыв никому доселе не известный путь в другие миры! И надо сказать, что вера в свою счастливую звезду, в мое высокое предназначение поддерживала меня в самые трудные, самые горькие минуты. И эта прекрасная мечта разбилась, словно хрупкое стекло, под тяжким молотом судьбы… Ты понимаешь меня, Маргарита? У меня был шанс сыграть по-крупному, поставив на карту все. Больше такого случая уже не представится.
— Ты не должен отступаться! — воскликнула Маргарита.
— Я и не думал об этом! — ответил ей Фауст. — Но как быть? Мефистофель и тот парень, которого он забрал вместо меня, могут сейчас носиться где угодно. Я просто не знаю, где их искать…
И тут до ушей знаменитого алхимика долетел знакомый звук — звон церковных колоколов: наступил час торжественной вечерней службы. Этот звон помог разогнать мрачные его думы нынче утром; припомнив свою неудачную прогулку до таверны на углу улочки Казимежа, чуть было не стоившую ему жизни, доктор Фауст помрачнел. Но колокола продолжали так настойчиво дребезжать и звенеть на все лады, словно их длинные языки хотели сообщить ученому доктору что-то очень важное.
Праздник Пасхи. Его отмечают повсюду — на земле и в небесных сферах. Люди начинают готовиться к нему задолго до его прихода… Но в это же самое время силы тьмы служат черную мессу, которая непременно должна закончиться сатанинским балом, или шабашем, как его называют здесь, на Земле…
Вот где нужно искать Мефистофеля и лже-Фауста!
— Я понял, где они могут быть! — вскричал Фауст. — Я тотчас же отправлюсь следом за ними, а там пусть решается моя судьба!
— Прекрасно! — ответила ему Маргарита. — Ах, как бы я была счастлива, если бы могла разделить с тобой хотя бы небольшую часть выпавшего тебе на долю жребия!
— Конечно, дорогая, — сказал ей доктор, — мы отправимся вместе. О Маргарита! Ты поможешь мне выполнить мое предначертание и разделишь со мною и мою судьбу, и мою награду!
— Это как раз то, о чем я мечтала, — промурлыкала Маргарита. — Но только учтите, сударь, что я всего лишь простая девушка. Роль ведьмы-ассистентки будет моим дебютом, и мне потребуется некоторое время, чтобы освоиться. К тому же я совершенно не разбираюсь в алхимии…
— Тебе не нужно знать алхимию, чтобы сбегать в аптеку за тем, что я велю принести, — ответил Фауст, отшвырнув в сторону плащ, в который он кутался, и надевая свою серую профессорскую мантию. — Вставай же! Одевайся! Пора приниматься за дело.
И Фауст весьма энергично взялся за дело.
Для начала ему нужен был полный список всех ингредиентов, входящих в волшебный состав. Сидя за письменным столом, он торопливо писал что-то на листе бумаги, поминутно макая перо в чернильницу. Перо скрипело, чернила брызгали из-под него, оставляя пятна на пальцах доктора и кляксы на его неразборчивой рукописи. Однако Фауст был настолько поглощен своим занятием, что не обращал внимания на плохо заточенное перо. Покончив наконец со списком, он откинулся на спинку своего кресла и внимательно прочел написанное еще раз, сокрушенно качая головой. Для того чтобы сотворить достаточно мощное заклятие, способное придать двум человеческим телам первую скорость перемещения, нужно было слишком много разных веществ и магических объектов. Ведь ученый доктор собирался отнюдь не на увеселительную прогулку — формула заклинания должна быть составлена таким образом, чтобы он смог попасть на сатанинский шабаш вместе с Маргаритой, а оттуда перенестись в любое место пространства и времени по своему желанию. Фаусту пришлось вводить необходимые поправки на удвоенную массу их тел. Подсчитав количество пунктов в списке и оценив всю сложность процедуры приготовления к переходу в потусторонний мир, доктор приуныл: ведь только для того, чтобы добыть необходимые ему вещества в нужных количествах, потребовались бы многие месяцы, а может быть, даже годы, а у него не было в запасе и лишнего часа. Однако не время предаваться отчаянию, размышлял про себя Фауст; нужно продолжать поиски: обязательно должен существовать какой-то выход из этого положения! Иначе Повесть о докторе Фаусте, рассказывающая о величайшем подвиге человеческого духа, противостоящего козням потусторонних сил, никогда не будет написана…
И тут ему в голову пришла мысль, сначала показавшаяся почтенному доктору настолько дерзкой, что он поспешил прогнать ее. Однако минуты проходили одна за другой, а никаких реальных планов достать необходимые для путешествия в мир духов ингредиенты у него не возникало. Тогда Фауст вновь вернулся к внезапно осенившей его идее. Некоторое время он боролся со своей совестью, припоминая случаи, когда цель вполне оправдывала средства, и стараясь убедить себя, что сейчас настал один из таких решающих моментов. Наконец, собравшись с духом, он встал из-за стола, резко отодвинув от себя кресло. Он подошел к комоду, где хранился целый набор инструментов на тот случай, если отворяющее заклинание почему-то не срабатывало. Опустив аккуратный сверток на дно кожаной сумки, доктор прихватил с собой бурдюк крепкого испанского вина — на всякий случай, чтобы иметь под рукой подкрепляющее средство, которое могло пригодиться в этой рискованной затее. Затем, обернувшись к Маргарите, он просто сказал:
— Идем. Нам нужно сделать одну вещь…
Ягеллонский музей, мрачное, тяжеловесное здание из серого камня, располагался в Бельведерском парке, устроенном на французский манер. Повернув направо от Ворот святого Рудольфа, Фауст и Маргарита оказались прямо перед ним. В окнах музея не горело ни единого огонька. Кругом не было ни души. Стояла гнетущая тишина. Маргарита старалась ни на шаг не отставать от Фауста, направившегося прямо к крыльцу.
Бормоча непонятные заклинания, Фауст стоял у дверей. Его опасения подтвердились: колдовство оказалось бессильно. Тяжелые створки, окованные бронзой, никак не хотели открываться. Чуть поодаль Маргарита подставила лунному лучу свое лицо, казавшееся безмятежным и сверхъестественно прекрасным в серебристо-голубоватом свете. Но сейчас доктору Фаусту было не до любования красотой подруги. Знаменитый алхимик знал множество случаев, когда плохое произношение магических слов — неправильно поставленное ударение или не вовремя сделанный выдох — сводило на нет результаты многолетнего труда. Страшный бич всех магов, насморк, приводил к трагической гибели многих великих ученых, когда они нечаянно чихали или сморкались во время произнесения заклинания, ибо любой посторонний звук, вклинившийся в магическую формулу, мог иметь совершенно непредсказуемые последствия.