История с продолжением
Шрифт:
– Вадим Алексеевич, поймите, это просто одно из условий для… – Пятый осекся. Он никогда бы не сумел объяснить Гаяровскому, что это такое – плавить собственную душу, искать несуществующие ответы на непоставленные вопросы. Он нес на себе материал, он был «условием», он (и Лин) несли в себе отражение цепи эгрегора этого мира, поэтому они оба автоматически тоже превращались в «условия»… И один, и второй занимали вполне определенные внутренние позиции, иногда, правда, очень редко, они меняли эти позиции… собственно, именно за этим Пятый и отправился в тот старый парк… а ведь порядочно было мест, подумал Пятый, куда они уходили друг от друга и вообще ото всех, чтобы либо подтянуться на уровень выше,
– Давай термометр, – строго сказал Гаяровский. Пятый с трудом отвлекся от своих мыслей и спросил:
– И что там?
– Почти тридцать девять. Лучше бы ты лежал, правда… или аспирин прими, все-таки стоит попробовать… – Гаяровский не закончил – в прихожей зазвонил телефон. – Посиди, я сейчас. Может, Валентина про нас вспомнила?
Пятый пожал плечами. Гаяровский вышел в прихожую и снял трубку.
Звонил Лин. Гаяровского он в первый момент не узнал, и очень огорчился – подумал, что не туда попал.
– Вадим Алексеевич, это правда вы? – поняв, с кем он говорит, Лин обрадовался. – Может, вы мне сможете подсказать?… А?… Я чего-то… недопонял… может, я того… что-то делаю не так?…
Голос у Лина заплетался, и он почему-то говорил немного в нос.
– В чем дело, рыжий? – спросил Гаяровский.
– Меня Андрей ударил… ребром ладони по переносице… вот… а она идет и не останавливается… я хотел Валентину… эту… Николаевну спросить…
– Давно он тебя ударил? – Гаяровский инстинктивно насторожился.
– Еще днем… то есть, вечером… часа три, что ли… или четыре… я что-то не соображу… Я викасол принимал… и сидел… только что-то ничего не получается…
– Лин, крови много?
– Наверно… – Лин говорил неуверенно. – Я не того… то есть, не считал…
– Рыжий, послушай. Ты можешь отвечать?
– Могу… попробую…
– Вытяни правую руку, закрой глаза и попади пальцем указательным в кончик носа, понял? Попал?
– Нет… но я же не пьяный, у меня просто кровь из носа идет…
– У тебя уже координация движений от потери крови нарушилась, кретин! Все, я выезжаю, буду через…
– Вас того… не пропустят… – Лин говорил тихо, но, вероятно, сумел собраться, потому, что речь его обрела связность. – Вы рискуете… вас могут на КПП задержать до выяснения, понимаете?… Если бы Валентина Николаевна…
– Пока она приедет, ты можешь… – Гаяровский не договорил. В прихожую вышел Пятый и, кивнув на аппарат, спросил:
– Рыжий?
– Да, – ответил Гаяровский. Он вкратце обрисовал Пятому ситуацию, тот на секунду задумался, потом резко кивнул.
– Едем, – сказал Пятый. – Дайте мне трубку. Лин?… слушай внимательно. Сейчас выйдешь на проходную, еще лучше – прямо на КПП, но только не на улице стой, а зайди в караулку… ну, мало ли… они тебя тоже знают… сиди и жди нас… «Жигули», да… светло-бежевые… мы скоро… нет, я нормально, потом расскажу… все, жди.
– Пятый, тебе надо остаться дома, у тебя температура, – начал было врач, но Пятый, повернувшись к нему, тихо сказал:
– Лина вам не отдадут. Без вас он запросто истечет кровью. Валентины нет, и, скорее всего, не будет до завтра. Это надо принять, как факт, быстро собираться и ехать. Что же до моей температуры – пройдет, это не пуля в голове, и не последствия общения с Андреем
До предприятия они добрались без затруднений – дорога по вечернему времени опустела, начался гололед, поэтому машин почти совсем не было. Гаяровский, сидевший за рулем, тихо чертыхался сквозь зубы, ругая во все тяжкие тоненькую ледяную корку, покрывшую дорогу, Пятый же молча отвернулся к окну и, казалось, полностью отрешился от происходящего. Ему снова стало скверно, но другого выхода из сложившейся ситуации он не видел, поэтому приходилось терпеть. Лес, мелькавший за окном, слился в неясную темную полосу, стремительно уносившуюся прочь, фонарей было мало, дорога едва виднелась в темноте. Когда свернули на подсыпную, ведущую к самому предприятию, едва не угодили в кювет – темнота стала совсем уже непроглядной. Снег, которому так удивился Пятый утром, растаял, и ночь, казалось, заполнила собой все – и пространство между деревьями, и дорогу, и небо над головой…
КПП была ярко освещена, метался туда-сюда ставший уже привычным Пятому прожектор на вышке, выхватывающий из темноты то кусок леса, то заграждение, то угол двора предприятия. В луче света и лес, и само предприятие, низкое, приземистое, уродливое здание, выглядели отвратительными, гнетущее тяжелое ощущение усиливалось еще и оттого, что на улице не было ни одного человека. Только прожектор на решетчатой вышке – глаз, не дающий ни малейшего шанса. И – тишина. Почти абсолютная. Шум дороги не достигал этого места. Гаяровский, попавший в окрестности «трешки» впервые, поежился и спросил:
– И вот тут вы живете?…
– Почти, – тихо ответил Пятый. – Внизу. Ладно, я пошел. Сидите и ждите. Из машины не выходить ни под каким видом. Вышку заметили?
– Еще бы, – Гаяровский в замешательстве посмотрел на Пятого. Луч прожектора метнулся к ним, на секунду осветил салон, выхватив из темноты призраки их лиц, и исчез.
– Это займет несколько минут. И вот еще, чуть не забыл. Пересядьте на заднее сиденье, Лина я пихну к вам, а потом нам нужно будет ехать очень быстро. Вы так ездить не умеете.
– Зачем быстро? – удивился Гаяровский. – Ты толком объяснишь, в чем дело?
– Во-первых, за нами могут погнаться, – ответил Пятый.
– Как?! – опешил врач. – Я никого не вижу… и зачем, ты же говорил с ними.
– Ну и что? – пожал плечами Пятый. – Я же спросил – вы видите вышку? Вы кивнули. А на вышке стоит пулемет. По-моему, даже два, но я не проверял. Именно с этой вышки началось наше с вами знакомство. Это периметр.
– А во-вторых? – с тщательно скрываемым испугом спросил Гаяровский.
– А, во-вторых, вы сами сказали, что Лину плохо. Поэтому надо быстрее попасть в больницу.
– Все так. Ладно, иди. Только быстрее. Очень неприятное место…
– Еще бы, – без тени улыбки сказал Пятый. – Вы себе слабо представляете, насколько.
Он выскользнул из машины и быстро пошел к проходной. Его окликнули, он махнул рукой. Гаяровский наблюдал за ним, ощущая смутное беспокойство. Наконец дверь открылась, и Пятый скрылся внутри. Дверь открылась минут через десять, когда Гаяровский начал уже сильно волноваться. Пятый вел под руку Лина, который шел более чем неуверенно – его шатало из стороны в сторону, словно пьяного. К лицу Лин приживал окровавленную тряпку неопределенного происхождения. Гаяровский, не взирая на запрет Пятого, выскочил из машины, подхватил шатающегося Лина под другую руку и втолкнул его в салон. Пятый уже садился на водительское место. На секунду он обернулся, и Гаяровский поразился выражению его лица – это была неприкрытая злоба, почти бешенство. Глаза лихорадочно блестели, Пятого просто трясло от злости.