История с продолжением
Шрифт:
– На кухне.
– Сними с него майку. Плохо, что придется колоть под кожу, но руки я трогать боюсь, – Гаяровский подошел к окну, задернул штору. – Рыжий, а там опять снег.
– Я вижу, – кивнул Лин. – Февраль, метели… красиво. У нас таких нет.
– У вас – в смысле, откуда вы?
Лин кивнул. Он усадил Пятого, стащил с него майку, снова положил на бок и прикрыл одеялом.
– На грудь, рыжий, – приказал Гаяровский. – Так я не смогу нормально уколоть.
– Я помогу.
Пятый слабо шевельнулся, по лицу его пробежала тень. Он еле слышно застонал.
– Вы
– Под наркозом, – согласился Гаяровский. – Но, во-первых, гексенал не обезболивает, а, во-вторых, я побоялся давать большую дозу. Ты же видишь…
– Вижу, – серьезно кивнул Лин. – Командуйте, Вадим Алексеевич, в конце концов, вы тут начальник.
– Поэтому клади его на грудь уже сегодня, и давай доделаем то, что начали.
Пятый проснулся от прикосновения к лицу чего-то холодного и мокрого. Первой реакцией было повернуть голову, чтобы от этого прикосновения как-то избавиться. Что он и сделал. И тут же услышал голос Лина:
– Лежи спокойно! Тоже мне, умник!…
– Лин, она же мокрая… – попробовал как-то сопротивляться происходящему Пятый.
– А что, появилась новая мода умываться в сухую? – удивился Лин. – Все, лежи, я сейчас тебе поесть принесу.
За неплотно зашторенным окном стояло позднее утро. Метель успокоилась.
– Я не хочу есть, – сказал Пятый правду. – И пить тоже почему-то не хочу…
– Только потому, что Гаяровский тебя полночи пичкал всякими глюкозами и витаминами. Но есть все равно надо. Тем более, что никто тебе много еды не даст, не волнуйся.
– Я не волнуюсь, – ответил Пятый. Лин вышел.
– Это не просто ошибка, это – самая большая низость, которую я совершил за всю свою сознательную жизнь! – Лин с раздражением мешал кашу, ложка звякала о стенки кастрюльки. – Нет, подумать только!… Ну почему мне никто не сказал?…
– Не сказал – что? – устало спросила Валентина.
– Не сказал, что я – последняя скотина!… Ну почему, а? Всего-то надо было…
– Лин… – Валентина примирительно погладила Лина по руке.
– Что – Лин?! Я и понятия не имел, что он так болезненно прореагирует на это все. Это же ужасно – оказаться в полном одиночестве, понимаете? И не просто где-то, непонятно где, а на «трешке», среди этих моральных уродов!…
– Ну не стоит так…
– А как? – взвился Лин. – Нет, вы мне скажите – как?! Он теперь там, больной весь, как я не знаю кто, а…
– Во-первых, он уже здесь, – Валентина, склонив голову к плечу, посмотрела на Пятого. Тот, пошатываясь, стоял в дверях кухни. – Во-вторых, он явился пред наши очи ясные босиком и без рубашки. В-третьих, он сейчас упадет… как пить дать, упадет!… И, в-четвертых, рыжий, я бы на твоем месте его поймала.
Совет поспел вовремя – общими усилиями Валентина и Лин усадили Пятого за стол, потом Лин сходил в комнату за пледом и майкой.
– Ты чего пришел? – поинтересовалась Валентина у Пятого, когда тот, наконец, немного отдышался.
– Лин не понял.
– Ой, надоел!… Сиди пока тут, отдыхай, – отмахнулась Валентина. – Чего ты встал?
– Сам не знаю, – признался Пятый после секундного молчания. – Наверное, объяснить.
В прихожей зазвонил телефон. Лин выразительно посмотрел на Пятого и снова принялся помешивать геркулес. Пятый прислушался.
– Нет… Павел Васильевич, я не… да нет же! – в голосе Валентины звучал страх. – Вы неправильно… Павел Васильевич…
Пятый резко встал и быстро вышел в прихожую. Валентина с ужасом посмотрела на него. Он еще несколько секунд прислушивался к писку мембраны, а потом решительно взял у испуганной Валентины из рук трубку.
– Номер пять, «тим» номер восемь, предприятие «три», – четко сказал он. Из кухни высунулся Лин и лицо его в секунду приобрело точно такое же выражение, как у Валентины. Пятый смотрел в стену, прямо перед собой. Трубка снова что-то пискнула. – Нет, это не так. Вас дезинформировали. Да, я действительно не ел. Но вы и сами превосходно знаете, что мы не едим мясо, а в баланду на протяжении двух недель добавляли костную муку. Что?… Да, естественно. Все в порядке. До свидания, Павел Васильевич.
Он положил трубку на аппарат, отступил на шаг – и тут силы оставили его. Лин едва успел подхватить друга, Валентина бросилась к ним. На шум из комнаты выскочил Гаяровский.
– Что происходит? – спросил он, помогая Лину посадить Пятого на пол.
– Он отмазал Валентину Николаевну, – пояснил Лин. – Позвонил Павел, а тут…
– А что он тут делал? – резонно спросил Вадим Алексеевич. – Ему лежать положено, а не расхаживать по квартире.
– Он пришел сказать, что не будет есть. А потом позвонил…
– Давайте-ка его отнесем обратно, а потом выясним все, что требуется, – подытожил Гаяровский. – Я так чувствую, есть ему сегодня – не судьба.
После того, как Пятого снова уложили, все собрались на кухне. Валентина нервно курила, Гаяровский раздраженно крошил хлеб, а Лин, сидя на подоконнике, потихонечку обдирал зеленые перья у луковицы, росшей в пакете из-под молока. Он бы ободрал ее всю, но вмешалась Валентина. Она треснула Лина по руке и велела прекратить. Лин прекратил.
– Так, ребята, – Гаяровский бросил корку хлеба на стол и решительно хлопнул по колену ладонью. – Слушайте меня. Этого неврастеника, – он махнул рукой в сторону комнаты, – не раздражать и не пугать ни в коем случае. Понятно?
– То есть? – прищурилась Валентина.
– То есть соглашаться, не злиться, потакать, обхаживать и так далее. Если он от такой ерунды на пол валится – что ждать дальше? Нервы у него совсем ни к черту…
– Дай Бог каждому такие нервы, – покачала головой Валентина. – Павел Васильевич…
– …тебя бы не съел, – закончил за нее Гаяровский. – Однако у тебя от одного его голоса колени затряслись. А этот, рыцарь печального образа, сумел всех разом оправдать. Ладно. Так, слушайте меня. Пятого будить два раза в сутки, утром и вечером, заставлять вставать, есть. Заставлять, вы поняли? Но мягко. Никаких криков, ругани, и прочего.