История села Мотовилово. Тетрадь 14
Шрифт:
– Не знай, от чего загорелось-то? – поинтересовалась о причине пожара Стефанида.
– Да бают от курева! – осведомила её Дарья.
– А по-моему, поджог, какой дурак во втором часу ночи на двор с огнём ходит, ведь загорелось-то во дворе, значит явный факт: подожгли, да и все тут! – горячился Иван.
– А кто это мог сделать, поджечь-то? Ведь этими пожарами людей в разор разоряют, – сожалела к людям Стефанида.
– Найдутся такие хахали. Нынче не бывало: народ стал отбойный, совести нет, бога не боятся!
– Не знай, штрахованы были дома-то или у некоторых нет? – с любопытством высказался Иван.
– Не знай! Если заштраховано, то туда-сюда: сгоревшим мужикам с полгоря, а если нет, то трудно построиться-то! –
Тут присутствующий Санька Савельев даже счёл продекламировать стишок на эту тему:
Хотел Егор застраховаться,
Чтобы с лихой бедой не знаться.
Но лодыри «авось-небось»
Ему шептали: «брось да брось!»
И их послушался Егор,
Не страховал ни скот, ни двор.
Пришла беда к Егору в дом,
Сгорел весь двор с его добром!
«Авось-небось» – простыл их след,
От них в беде помоги нет…
Чтобы с бедой такой не знаться,
Скорее надо страховаться!
– Вот это правильно! – дружно поддержали мужики Саньку.
– С этим пожаром мы нынче так умаялись, и на волос не уснули! – высказалась в толпе чья-то баба.
– А я только было хотел подладиться к своей бабе и сообразить насчёт того. Как бы сыграть с ней «в свои козыри», как вдруг забалабанили в набатный колокол. Я вскочил и тилялся на улицу. Второпях-то и штаны забыл надеть: вот так и прилягал сюда в одних подштанниках! – вынырнув из густоты толпы на простор, возвестил мужикам Николай Ершов, как обычно любивший рассказать в каком положении, его застают удары в набат, тревожно извещающие о пожаре.
– Ну а как насчёт твоих козырей-то? – поинтересовался у Николая Максимыч.
– Тут уж не до этого: тот подходящий момент так и пропал ни за бабочку! – под общий весёлый смех объяснил Николай, лукаво подмигивая в толпу, сладко прищёлкивая языком.
– Я на пожар-то прибежал чуть ли не первым: сзади двора горит, а я хозяев едва достучался. А покуда я их будил, двор уже совсем принялся: полдвора сразу огнём объяло! Корову едва выгнал!
– Я выломал раму, впрыгнул в окно, а в избе-то темнотища, хоть глаз выколи! Слышу где-то ребёнок плачет, я давай руками шарить. А он с испугу-то забрался в угол под кроватью, и найди его там. Едва я его нащупал, под кроватью-то и выволок оттуда, и с ним махить из окошка-то, а дом-то уж весь огнём обняло! – рассказывал Санька в передышке, подойдя к артели девок, стирая с лица сажу рукавом измазанной в копоти кремовой рубахи.
– Саньк, видишь, как грачи-то обеспокоенно летают над своими гнёздами-то: хоть и молчком порхают над пожарищем, а видно, горестно плачут, как ни говори, а их гнезда-то тоже в опасности, того гляди к ним пламя подберётся.
А подвозчики воды воду подвозить на пожар все ещё не прекращали. Встревоженные криком и пожарищем лошади беспокойно пряли ушами: не хотели стоять смирно, пока наборщики рукавом насоса выкачивали из лагуна воду. Перетаптываясь с ноги на ногу, лошади безудержно рвались с места: огонь и народное смятенье баламутили их. Они судорожно дрожали всем телом. Санька Круглов, привёзший очередной лагун воды и стоя сзади его, с натужью натянул вожжи, едва удерживая взбеленившуюся от тревоги лошадь. Лошадь, косо угнув голову к самому хомуту, оскалив зубы из взнузданного рта, неудержимо попёрла на толпу девок. Перепуганные девки с визгом бросились врассыпную, уступая беспокойной лошади дорогу.
– Тпру-у-у! Леший! – сдерживая, орал Санька на лошадь.
– А мы только было улеглись спать, как кто-то по-дурацки загрохал в окошко! – слышался из бабьей толпы чей-то говорок в рассказе о том, кого в каком положении застал пожар.
На другой день вечером, гуляя, Санька рассказывал девкам о вчерашнем пожаре:
– Под тревожный звон набата бегу на пожар по берегу озера вдоль заборов. Гляжу,
Причины возникновения опустошительного пожара бывают разные. Неосторожность с огнём, курение, детская шалость, убожество построек с неисправными дымоходами и трубами, солома, теснота построек, летняя сушь, ветер, отсутствие эффективных средств тушения огня и поджог! Последняя причина возникновения пожара – преднамеренный поджог с лишением по злу является самым диким, самым отвратительным видом лишения. Человек, затаивший на кого-то злобу, решается на поджог чужого дома – жилья целой семьи, а с этим домом сгорают и соседние дома, и ни в чем не повинные люди целыми семьями лишаются крова над головой и всего домашнего скарба и утвари. В поджоге на этом пожаре заподозрили Яшку Дуракова.
Покров – Савельевы. Гульба – Сергунька
Наступил Покров – традиционный престольный праздник у Мотовиловцев, который обычно продолжается в течение трех дней. Религиозный праздник как обычно начинается с заутрени и обедни. Заутреня в этот день, как и обыкновенно, началась в три часа ночи, и отошла ещё затемно, а обедня началась с рассветом. Обедня подходила к концу: молебен окончен, народ освящённой водой окроплён, и Трынок со средины церкви, где обычно служится молебен, уже пронёс кропильницу с кропилом в алтарь. Поп прочитал заамвонную молитву. Народ зашумел, затормошился: люди стали поглядывать на дверь, готовясь к выходу. Бабы, шумя, стали накидывать на головы шали и полушалки, тупо хлопая об одежду, под громогласное пение хоров многолетия, кистями шалей. Мужики, разбирая картузы и шапки, сложенные кучами под образами, степенно двигались к амвону, чтобы перед выходом из церкви приложиться к кресту.
В церкви от изобилия бабьих цветных платков и разукрашенных девичьих полушалков рябит в глазах, словно от цветов на лугу. Среди этого разноцветья Устинья Демьянова взором заметила свой когда-то пропавший платок и по выходе из церкви на паперти она, вклепавшись, с силой содрала с головы одной девки, которую звали Нюркой, с руганью обличая её, что платок к ней попал воровским способом. Падкие до новостей, вокруг Устиньи и обличительной девки собралась толпа баб; они с осуждающим покачиванием голов стыдили совсем растерявшуюся, покрасневшую как рак Нюрку. Нюрка, не выдержав стыда и позора, разревевшись, выбежала из церковного притвора и без оглядки ринулась домой, она весь праздник не смела показываться на улице.
Приуроченная к Покрову, у Савельевых началась Манькина свадьба. Василий Ефимович с Любовью Михайловной, как и обычно, с особой любезностью встречали гостей. Перед началом пира Василий Ефимович с гордостью показывал гостям своё хозяйство. Гости, осматривая добротность постройки и порядок на дворе, удивлялись, хвалили хозяина, завидовали от сказанных похвальных слов. Василий Ефимович ощущал в себе не только внешнее удовольствие, но и внутреннее наслаждение, вызывающее в нем прилив гордости, а на лице ликующую улыбку. Не отставая от хозяина, и Любовь Михайловна перед свахой расхваливалась, как лучше печь пироги и пироженцы. Рассуждая меж собой, втайне от хозяина, гости, благосклонно отзываясь о нём, говорили: «Он, видать, умственный мужичок, и у него, видимо, в пользу работает мозжечок!». А бабы за его трудолюбие и исправность в хозяйстве отзывались о нём с особой почестью и говаривали: «Он все равно что двужильный!».