История США от глубокой древности до 1918 года
Шрифт:
Постепенно союз Понтиака начал распадаться. Племена стали от него отпадать, а самого Понтиака вынудили заключить мир 24 июля 1766 года. После этого он не нарушал мирного договора с британцами, однако был убит в 1769 году в городе Каокия (штат Иллинойс) индейцем из племени, которое враждовало с его собственным. Существует вероятность, что этот убийца был подкуплен неким английским торговцем.
Однако этот мир был компромиссным. Британцы не имели желания вести бесконечные войны с индейцами и постоянно платить кровью и деньгами за дикие земли, находящиеся за пять тысяч километров от их дома. Не испытывали они и желания допускать ничем не ограниченный рост этих злополучных колоний. В результате этого они обязались оставить за индейцами территории для охоты к западу от Аппалачских гор.
7 октября 1763 года королевской прокламацией была установлена западная граница колоний, которая прошла по Аппалачских хребтам, а за ними поселения устраивать запрещалось. Именно это в первую очередь и способствовало распаду союза Понтиака и принесло мир.
Однако у американцев «прокламационная линия» вызывала отвращение. Она ограничивала их жительство теми же прибрежными равнинами, которыми до 1763 года их ограничивали французы. И в чем же тогда, с точки зрения американцев, был смысл побеждать Францию?
Американцы беспокойно напирали на «прокламационную линию», привыкая игнорировать — и потому презирать — законы, изданные в Великобритании. Переселенцы, спекулянты земельными участками и трапперы приучались относиться к британскому правительству как к врагу, который действует заодно с индейцами.
В Виргинии — старейшей и наиболее плотно населенной колонии — особенно остро ощущались земельные аппетиты крупных плантаторов. Они желали освоить долину реки Огайо, которая послужила непосредственной причиной прошлой войны с французами — и у многих из них, несмотря на их английские корни, стали усиливаться антибританские настроения.
Однако самыми состоятельными и влиятельными были торговцы из прибрежных крупных городов, в особенности в Новой Англии, — люди, составившие себе состояние на торговле с Вест-Индией и Европой. Если бы Великобритании удалось сохранить их лояльность, недовольство удалось бы сдерживать. Возможно, что наиболее консервативно настроенные американцы смогли бы самостоятельно удержать плохо организованных фермеров в установленных для них границах.
То, что Великобритания не смогла этого сделать, стало ее величайшей тактической ошибкой.
В течение ста лет Великобритания пыталась регулировать американскую торговлю таким образом, чтобы она приносила прибыль британским фабрикантам и землевладельцам.
По меркам того времени британскому правительству это казалось разумным. Именно благодаря британской инициативе удалось захватить и заселить ту территорию, на которой проживали американцы. Британский военно-морской флот и британское оружие постоянно защищали эти территории — сначала от голландцев и испанцев, а затем — от французов. А раз американцы существовали и процветали благодаря щедротам Великобритании, то почему бы им как-то за это не платить?
Похоже было, что в Великобритании полагали, будто американцы взяли эти огромные территории у своей родины в аренду — и рассчитывали, что они охотно будут вносить за них регулярную плату.
С точки зрения американцев, это, конечно же, выглядело совершенно иначе. Колонии создавали люди, которые выполняли эту работу почти без всякой помощи британского правительства, а в некоторых случаях и вовсе потому, что преследования по религиозным принципам заставили их оставить свои дома.
Американцы также считали, что защищали свои дома от индейцев, голландцев, испанцев и французов без особой помощи со стороны их отечества. Только во время последней войны Великобритания, почувствовав угрозу собственным интересам в Европе и Азии, решила принять в ней активное участие, да и тут американцы оказали ей огромную помощь.
Вот почему, когда британцы попытались контролировать американскую промышленность и торговлю таким образом, чтобы откачивать деньги в карманы британских торговцев и землевладельцев, американцы сочли это несправедливым.
В ответ на такую политику американские торговцы стали вести незаконную торговлю с другими странами, или торговать, не платя таможенные пошлины, или еще какими-то способами утаивать от Великобритании те деньги, которые у них пытались взимать. Американцы смотрели на это не как на нарушение закона, а как на игнорирование несправедливых и диктаторских ограничений.
Именно в области торговых ограничений и контрабанды коммерческие интересы Новой Англии и портов становились все более антибританскими.
Задним числом понятно, что британцы могли действовать разумнее. Если бы американцам была предоставлена некая доля самоуправления и если бы наиболее влиятельным колонистам предоставили часть прибылей, то Америка могла бы добровольно давать Британии гораздо больше денег, нежели удавалось получать насильственными методами.
Ситуацию, способствовавшую неудачам Британии, усугублял еще и случайный фактор: на трон взошел новый король, причем такой, который, волею злой судьбы, был совершенно не подходящим для этих времен.
25 октября 1760 года умер король Великобритании Георг II, за тридцатитрехлетнее правление которого британские заморские доминионы значительно увеличились. На самом деле именно с периода его правления можно по праву говорить о Британской империи.
Его сын Фредерик, бывший наследником трона, умер в 1751 году. На трон взошел сын Фредерика, ставший королем Георгом III: к моменту смерти деда ему было двадцать два года.
Новый король был не слишком умен. Читать он научился только к одиннадцати годам, а к концу жизни ему предстояло сойти с ума. Он никогда не обладал уверенностью в себе, и, как это порой бывает, это выразилось в повышенном упрямстве. Он никогда не мог заставить себя признать за собой ошибку и упорно не сходил с выбранного пути даже после того, как всем окружающим становилось очевидно, что он получает результаты, прямо противоположные желаемым.
Георг III не был тираном. Он был порядочным человеком и любящим семьянином и вел совершенно респектабельную жизнь в кругу семьи, с женой и детьми. В некоторых отношениях он мог считаться даже симпатичным — и определенно был гораздо более хорошим человеком, чем те два Георга, которые ему предшествовали.