История странной любви
Шрифт:
Впрочем, проекты, подобные третьему, который близился к окончанию – сеть дешевых гостиниц на окраинах больших городов, – она тоже любила. В этом случае речь шла не о прибыли, а о социальной значимости построек, и Вику особенно занимала финансовая составляющая. Здесь удовольствие можно было получить еще до начала строительства – просто от того, что убедишь кого-то в необходимости раскошелиться на то, что никогда не принесет умопомрачительных дивидендов. Такие проекты Вика по праву считала собственной гордостью и всегда улыбалась, когда думала о том, что малообеспеченные люди, нашедшие пристанище по карману в Риме, Милане или Неаполе, обязаны своим счастьем сумасшедшей русской, которая вместо того, чтобы целиком и полностью заниматься богачами, думает почему-то и о нуждах простых людей.
Честно говоря, заботили Вику, конечно, не столько нужды людей, сколько собственный интерес. Ее подстегивал азарт в нелегкой добыче финансов для реализации подобных идей, а потому и достижение цели в данном случае приносило еще более ощутимое удовольствие.
Три проекта заканчивались, с десяток находилось в разработке, по нескольким работы только начались и проходили переговоры со всеми заинтересованными сторонами. Вику ждали на Сицилии, в Болонье и в Венеции, и она потратила целый час, выстраивая свой график таким образом, чтобы совместить все три поездки в одну. Она как раз собиралась нажать кнопку селектора и попросить секретаря заняться покупкой билетов, когда голос Лены сам сообщил:
– Вам звонят по вопросу нового отеля на Сардинии. Говорят, очень важно.
– Соединяй скорее! – Вика сжала трубку телефона с такой силой, что кожа на костяшках пальцев натянулась до предела. Вика была уверена, что стук ее сердца должен быть слышен на другом конце провода, откуда прозвучало неожиданно лаконичное:
– Я согласен.
– Ты?!
– Да, это я. И я согласен, – подтвердила трубка голосом Бориса. – Только прежде, чем окончательно подписаться под проектом, я хотел бы увидеть место.
– Ты хочешь лететь на Сардинию?
– Должен же я понимать, где буду работать. Ты считаешь такое желание странным?
– Вовсе нет. Оно вполне разумно, только… – Вика замолчала. «Сказать – не сказать?»
– Что «только»?
– Ничего, – решила пока не говорить. – Я тебе перезвоню, хорошо?
– Хорошо. – Согласие Бориса прозвучало несколько растерянно, но ему ничего не оставалось, как попрощаться и положить трубку.
Вика, сидя за своим столом, смотрела на телефон, как на пришельца с другой планеты. Мысли в голове скакали, как лягушки по кочкам, пальцы отбивали взволнованную дробь на подлокотниках кресла.
Наконец они остановились. Голова снова стала ясной, сердце прекратило рваться из груди. Вика взглянула на телефон, как на вполне обычный предмет, и расхохоталась. Она смеялась громко, безудержно, почти истерически. Она смеялась так долго, что в конце концов дверь кабинета открылась, и испуганная голова Леночки взволнованно спросила:
– Вам плохо?
– Нет, – с трудом ответила Вика сквозь выступившие от смеха слезы, – мне хорошо.
Ее голова упала на стол, плечи затряслись, смех превратился в какой-то странный, пугающий рев. Лена простучала каблуками по кабинету, остановилась рядом с начальницей, не решаясь что-либо предпринять, спросила осторожно:
– Викочка Сергеевна, это из-за того, что вы в шкафу прячете, с вами такое, да? Вы только не волнуйтесь, я никому не говорила и не скажу. Вы только должны пообещать мне, что как-то справитесь, прекратите… Хотите, я найду хорошую клинику?
Вика почувствовала себя сумасшедшей.
Во всяком случае, не совсем нормальной, уж это точно. А как может чувствовать себя человек, который не понимает ни слова из того, о чем ему говорят?
– Ты о чем? – попыталась она внести ясность, все еще глупо улыбаясь и думая о том, что со стороны, скорее всего, действительно смахивает на помешанную.
– Я о том, – Леночка перешла на шепот, – что вы держите в своем шкафу.
– А что я там держу? – прошептала Вика в ответ, сделав страшные глаза, и снова глупо захихикала.
– Викочка Сергеевна, вы только не сердитесь, я же от чистого сердца. У меня и в мыслях не было ни о чем таком, понимаете? Ну, чтобы там полицию вызвать, и все такое…
Вика наконец перестала смеяться и, надев серьезное выражение лица, призналась:
– Не понимаю. Я ничего не понимаю. Совершенно. Ты не могла бы, Лена, выражаться яснее?
Лена посмотрела на начальницу так, как смотрят на душевнобольных и, испустив тяжелый вздох, попыталась объяснить:
– Это ведь ваш шкаф, верно?
Она даже подошла к несгораемому ящику и для убедительности постучала по нему кулачком.
– С утра был мой, – с готовностью кивнула головой Вика.
– И ключ от него есть только у вас, правда?
– Правда! – Теперь Вика с трудом сдерживала раздражение. Можно ведь побыстрее и покороче! Но, видимо, Лена считала иначе:
– И все, что там лежит, вы туда и положили, да?
– Ну, конечно! – Вика качнула головой и вопросительно всплеснула руками, ожидая дальнейших объяснений, но Лена лишь укоризненно воскликнула:
– Вот видите!
– Да что я должна видеть?!
– Виктория Сергеевна, – Лена поджала губы и перешла на официальный тон, подчеркивая свою обиду на начальницу, – я никому не скажу, но вы должны пообещать мне, что начнете лечиться.
– От чего лечиться-то, Лен?
Леночка испуганно оглянулась на входную дверь, потом еще более робко взглянула на шкаф и, решившись, прошептала:
– От наркомании.
– От чего? – Вика почувствовала, как глаза покидают свое насиженное место и перемещаются туда, где секунду назад находился лоб.
– Я же видела, как вы прятали в шкаф какие-то травки. И человек этот, странный, к вам ходит все время. Явный асоциальный элемент.
Последнее предложение Лена произнесла, подняв вверх указательный палец, и закрепила сказанное энергичным кивком головы – так, должно быть, делала в таких случаях ее бабушка.
Вике снова стало смешно, но она сдержалась.