История сыска в России, кн.1
Шрифт:
Особенно сильно он выдвинулся в октябре – декабре 1905 года. Растерянность среди руководителей политической полиции тогда достигла высших пределов. Департамент полиции боялся принять какие-нибудь меры для подавления беспорядков. Революционная агитация велась открыто. Герасимов был тем, кто настаивал на переходе к репрессиям. По его рассказам, он тогда считал, что перед властью стоит один выбор. «Или мы будем, – как писали в их газетах, – служить революционным украшением петербургских фонарей, или их пошлём в тюрьмы и на виселицу».
В первую очередь он требовал немедленного ареста Петербургского Совета рабочих депутатов. Руководители Департамента полиции во главе с Бугаём и Рачковским были против: они опасались революционного взрыва, для подавления которого у правительства нет надёжных сил. Герасимову пришлось выдержать жестокую борьбу. По его настоянию было созвано специальное межведомственное совещание для всестороннего обсуждения вопроса. Председателем его был Щегловитов – будущий министр юстиции, расстрелянный в сентябре 1918 года по
Поражение на этом совещании не остановило Герасимова – он отправился к министру внутренних дел Дурново. Здесь его также ждала неудача: выслушав Герасимова и ознакомившись с протоколами совещания, Дурново присоединился к мнению большинства. В этот последний момент, по рассказам Герасимова, в дело вмешался министр юстиции Акимов, который присутствовал при докладе. Услышав решение Дурново, Акимов вышел из состояния пассивного наблюдателя и заявил, что со своей стороны он целиком присоединяется к мнению Герасимова: «Положение действительно таково, что медлить нельзя: или мы их, или они нас». И так как Дурново все ещё колебался, Акимов заявил, что в таком случае он берет ответственность на себя, и в качестве генерал-прокурора империи тут же на своём блокноте написал полномочие Герасимову на производство всех обысков и арестов, которые последнему кажутся необходимыми.
Как известно, аресты тогда прошли благополучно: в Петербурге совсем никакого взрыва не произошло, восстание в Москве и в провинции были подавлены сравнительно легко. Из докладов с мест вскоре стало ясным, что замедление с репрессиями значительно понизило бы шансы правительства в борьбе с революцией. После этого Дурново проникся большим уважением к полицейским талантам Герасимова и начал всячески его выдвигать, открыто называя гением политического розыска. В работе Герасимову приходилось считаться с инструктивными указаниями департамента, к руководителям которого Герасимов и тогда и после относился с презрением, не стесняясь называть их «высокопревосходительными господами с куриными мозгами». От этой зависимости Герасимова освободил Столыпин, быстро понявший, как важно иметь целиком на своей стороне начальника политической полиции в столице. Департамент был оттеснён на второй план. Ни о каком контроле с его стороны над Герасимовым не могло быть и речи. Герасимов делал все, что хотел, и диктовал свою волю департаменту. Вся центральная агентура, то есть все секретные сотрудники, имевшиеся в центральных организациях революционных партий, перешла в его руки. Обо всех своих действиях департамент должен был сноситься с Герасимовым. Руководители охранных отделений на местах предпочитали советоваться не с департаментом, а именно с Герасимовым, совместно с которым они затем решали, нужно ли о данном деле информировать департамент. Охранное отделение в Петербурге на время стало фактическим центром всего политического розыска в империи, и Столыпин был единственным, кому по существу подчинялся начальник этого отделения: Герасимов регулярно делал ему устные доклады обо всем, что представляло мало-мальский значительный интерес в области политического розыска, в наиболее острые периоды такие доклады им делались каждый день. Фактически, в течение этого времени – с лета 1906 года и до ухода Герасимова с поста начальника Петербургского охранного отделения в 1909 – именно Столыпин лично был верховным политическим попечителем розыска.
Основное, на чем сосредотачивал внимание Герасимов, была организация центральной внутренней агентуры в революционных партиях, без неё он считал работу безнадёжной.
Но официальная точка зрения, господствовавшая в Департаменте полиции, о пределах допустимого применения внутренней агентуры, по мнению Герасимова, по рукам и ногам связывала руководителей политического розыска. Согласно этой точке зрения идеалом считалось, когда агент не принимает непосредственного участия в деятельности революционных организаций и не входит в их состав, а в частном порядке получает нужные для полиции сведения от тех членов таких организаций, доверием которых он пользуется в силу своих хороших личных с ними отношений. Маложелательным, но допустимым считалось участие агента в организациях второстепенного значения, где они должны были играть подчинённую роль, в случае нужды исполняя поручения руководителей, но ни в коем случае не руководя сами деятельностью других. И уже совершенно недопустимым считалось участие агентов в центральных организациях, которые руководят деятельностью больших партий и союзов, инструктируют и направляют их работу, дают другим ответственные поручения и тд.
Таковы были официальные нормы. На практике они никогда не соблюдались. Полицейские руководители в ряде случаев давали прямые указания входить в состав руководящих революционных органов, именно так обстояло дело с Азефом, который в 1902 году вошёл в состав «Боевой организации» по прямому указанию руководителей Департамента и даже самого министра Плеве. Но, поступая так, руководители политического розыска на эти свои действия сами смотрели, как на, быть может, неизбежное, но во всяком случае несомненное нарушение
Герасимов считал подобный порядок и ошибочным, и опасным с точки зрения полиции: контролировать действия агента, положение которого внутри революционной организации официально неизвестно, было естественно, более трудно, чем контролировать деятельность агента, роль которого была полиции точно известна; возможность всякого рода злоупотреблений в этом случае была несравненно большей; полнота же использования этого агента полицией – несравненно меньшей. Поэтому Герасимов поставил своей задачей легализовать «секретную болезнь» центральной агентуры. Он не только разрешал своим агентам вступать в центральные организации революционных партий, но и прямо толкал их на это, ставя их в то же время под возможно более тщательный взаимный контроль и делая каждого из них, так сказать, ответственным перед полицией за всю деятельность соответствующей организации.
Легализуя центральную агентуру, Герасимов наряду с тем вводил значительные изменения и в тактику полиции по отношению к тем центрам революционных партий, в составе которых он имел своих агентов. И в прежние времена полиция арестовывала далеко не всех тех революционеров, относительно деятельности которых она была осведомлена. Но задачей полиции во всех подобных случаях бывало через отдельных, ей известных революционеров добраться до самого центра данной организации, выяснить весь руководящий состав последней, для того чтобы затем одним ударом вырвать её всю, с корнем. Именно такова была система Зубатова. Герасимов наоборот ввёл систему сознательного оберегания от арестов тех центров революционных организаций, в составе которых он имел вполне надёжных агентов. Мотивировал он эту свою тактику следующими соображениями: в обстановке, когда революционное движение носит массовый характер, уничтожить полностью революционные организации нельзя. Переарестовать всех революционеров нет никакой возможности. На место арестованных членов центральной группы всегда найдутся новые добровольцы, которые восстановят разбитую организацию. Но агента полиции, входящего в состав арестованного центра, всякий такой арест ставит под удар: если он арестован вместе с другими, то он на время выходит из числа активных сотрудников полиции; если он оставлен на свободе, то весьма вероятно, на него может пасть тень подозрения. Поэтому в результате ареста организация существовать не перестаёт, но имеется много шансов, что старый агент, осведомлявший полицию относительно её деятельности, выйдет из строя. Чтобы быть в курсе дел этой организации в её новом составе, полиции придётся искать нового агента, а такие поиски нелегки, они во всяком случае всегда отнимают некоторое время, в течение которого организация останется без внутреннего осведомителя.
По мнению Герасимова подобные аресты только вредны. Полиция должна идти другим путём. Организационных центров, поскольку в их составе имеется хорошая агентура, не следует разбивать арестами. Их нужно, наоборот, даже оберегать, для того, чтобы держать под постоянным и самым тщательным контролем и иметь возможность во всякое время парализовать наиболее вредные проявления их деятельности. Если такая организация ставит, например, тайную типографию, заводит динамитную лабораторию, устраивает склад оружия, взрывчатых веществ и т. д., то полиция должна производить аресты лиц, непосредственно относящихся ко всем этим вещам, не затрагивая руководящего центра организации. Вполне возможно производить и аресты отдельных членов – особенно тех, чья деятельность становится чрезмерно вредной, но такие аресты нужно производить постепенно, как аресты индивидуальные, и притом, конечно, считаясь с последствиями этих арестов для внутриорганизационного положения агента. Члены, особенно хорошо относящиеся к последнему, должны по возможности оберегаться; наоборот, его внутриорганизационные противники должны при первой же возможности изыматься из обращения. Производство ареста центральной организации как цело-го, допустимо только в особо важных случаях, например, в моменты острых политических кризисов, когда ожидаются особо важные выступления данной организации, предотвратить которые может арест руководящей ячейки, который внесёт разброд в ряды организации.
Далеко не все в этой системе было ново. Отдельные элементы её можно найти в практике многих видных деятелей полицейского сыска более ранних периодов. Герасимов только объединил эти элементы в одно целое, связал отдельные положения в сравнительно стройную систему. В своём законченном виде, логически додуманном до конца, это была настоящая полицейская утопия: все центры всех революционных организаций должны были бы существовать, как бы посаженные под стеклянные колпаки; каждый шаг их известен полиции; которая решает, что одно проявление их деятельности, с её точки зрения менее опасное, она допустит; другое, более вредное, пресечёт в корне; одному из членов организации дозволит писать прокламации и выступать с речами на митингах, так как он менее талантлив и его выступления производят меньше впечатления, а другого, более даровитого, посадит в тюрьму.