История тайных обществ, союзов и орденов
Шрифт:
Руководствуясь воззрением, что французское государство сдерживается лишь благодаря ловкости и уму верховного главы, «семьи» желали отнять у короля жизнь, чтобы в момент замешательства основать республиканскую форму правления и затем быстро приступить к социальным реформам, как они ими понимались.
Целого ряда покушений на убийство Луи — Филипп избегнул удивительно счастливо. Но 28 июля 1835 г. произошло событие, которое наполнило Европу ужасом и страхом перед опасностями, которые таятся в глубине террористической партии. «Адская машина» устроила на Boulevard du Temple ужаснейшую
При таких условиях «семьи» приобретали многочисленных сторонников. В 1836 г. их насчитывали 1000. В августе они настаивали на решительных действиях. В одном уединенном доме была устроена фабрика пороха; ее ворота открывались лишь перед тем, кто давал знать о своем присутствии тем, что бросал горсть песку в определенное окно.
Несмотря на все меры предосторожности и клятвы, полиция все же узнала о таинственных приготовлениях заговорщиков, арестовала вождей и привлекла их к судебной ответственности.
«ВРЕМЕНА ГОДА»
Избегнувшие осуждения руководители партии переворота временно примкнули к задуманному принцем Луи-Бонапарте заговору и к предпринятой им 30 октября 1836 г. в Страсбурге попытке свергнуть посредством восстания войск июльский трон и водрузить снова бонапартовского военного орла. Необдуманное предприятие не удалось, хотя бонапартизм, возвеличенный в поэзии и сказаниях и освященный трагической кончиной своего героя, был тем политическим символом веры, который исповедовало большинство.
Неудача страсбурского заговора побудила собрать рассеянные группы «семей» и объединить их снова под названием «Времена года». Их организация походила на организацию «семей». Шесть членов, под руководством седьмого, называемого «воскресеньем», составляли «неделю»; четыре «недели», под главенством одного «июля», составляли «месяц»; три «месяца», или «времена года», подчинялись ему, называвшемуся «весной»; четыре «времени года» были преданы «революционному агенту». Последние были непосредственно подчинены неизвестному верховному органу, то есть Бернару, который не был открыт в процессе по поводу взрыва. В собраниях «недель», «месяцев» и «времен года» проповедовалось убийство тиранов, и сердца воспламенялись революционными речами. Каждый член должен был идти в бой по первому требованию.
Сторонниками «Времен года» в большинстве своем были рабочие. Поэтому первоначально дело развивалось лишь медленно. После нескольких месяцев самой энергичной агитации Бернар и его адъютанты навербовали всего около 500 рекрутов.
Новый заговор был окружен самой строгой тайной. «Республиканский Монитор», их союзный орган, имел широкое распространение. Пропаганда проникала в самые отдаленные уголки. Одним мановением руки думали вызвать социальную
Действительно, 12 мая заговорщики овладели посредством вооруженного нападения городской ратушей и зданием суда, соорудили баррикады и провозгласили республику. Но горсть старых солдат, под предводительством решительного офицера, быстро положила конец революции. Виновники были приговорены судом пэров частью к смертной казни, частью к ссылке.
Но устройство заговоров, организация тайных союзов и восстаний были настолько в духе времени и сделались для многих новых пророков в такой степени второй натурой, что они продолжали выступать против всякого организованного правительства в качестве непримиримых его врагов. По пятам этих антимонархистов шли люди из продолжавших в тиши существовать «Времен года» с их социалистическими и коммунистическими задачами и делали приготовления на случай переворота. Грядущие события показали, как правильно они сумели истолковать знамения Времени.
В то время как «баррикадный король» все решительнее переходил на реакционный путь «священного союза», старался уничтожить разными юридическими увертками конституционные права и поставил себя в своей внешней политике в самое резкое противоречие с общественным мнением, в кругу лиц, самых близких к июльскому трону, были раскрыты самые скверные мошеннические проделки. Дурная слава продажности и грязного корыстолюбия, покрывшая правительство, получила подтверждение в огромном скандальном процессе против членов кабинета. А отвратительное убийство герцогини Праслен ее собственным мужем позволило заглянуть в бездну безнравственности и распущенности высших сословий, которая превосходила все подобные явления прежней монархической эпохи.
Так Франция гигантскими шагами двигалась навстречу новому перевороту. Он произошел в дни 22–24 февраля 1848 г. и был во всех отношениях удачным делом «Времен года» и увлеченными ими ожесточенных масс. 24 февраля весь Париж был в руках восставших. Была провозглашена республика. Луи — Филипп в смертельном страхе бежал в Англию, где он, сломленный, умер через два года. Его династия не имела ни приверженцев, ни партии и не встретила ни одного знака сочувствия. Нескольких часов было достаточно, чтобы упразднить могущественное самодержавие.
За этим последовал ряд дней ликования, в которые политические страсти и анархические выходки сменялись республиканскими празднествами, пока суровая действительность практической жизни не вступила в свои права. Кроваво — красное знамя, завоевавшее поле сражения, должно было уступить место трехцветному знамени; анархические организации с их огромнейшей свитой голодающего пролетариата были устранены, и самые опасные вожди их, как Бурег, Бланки, недавно выпущенный на свободу, Собриэ и др., были арестованы.
Правда, члены «Времен года», воскреснувшие «монатаньяры» и другие сторонники красной республики в июне 1848 г. еще раз подняли знамя восстания. Но в страшной четырехдневной уличной борьбе эти люди были побеждены и затем тысячами сосланы в заокеанские колонии. И уже 10 декабря 1848 г. клериальное влияние и отвращение всех «любящих порядок» и «благоразумных» элементов к анархизму и социализму возвели в президентское достоинство новой республики ловкого авантюриста, принца Луи — Бонапарте. Суровые законы о печати, строгий полицейский надзор и готовая к бою армия заботились о том, чтобы отныне покой, хоть и видимый, не нарушался.