История Венецианской республики
Шрифт:
Фактически, говорить было не о чем. Много времени прошло с тех пор, когда Венеция могла выступить со своими силами. Пять, даже два-три года назад смелые, решительные действия в оборонительном союзе с Австрией могли бы решить дело. Но не теперь. К началу лета 1796 года оставался только один шанс — покориться своей участи, впустить французов и надеяться, что эта буря минует быстро. Несмотря ни на что, когда такая возможность была предложена, Венеция отвергла ее.
Нам не известно, как долго Бонапарт всерьез рассматривал идею союза с Венецией. Возможно, эту мысль он обдумывал с самого начала, затем отложил до лучших времен, занятый другим, потом увидел, что эти времена настали. С другой стороны, неясно, какую выгоду мог он видеть в том, чтобы состоять в дружественных отношениях с государством, которое, как он знал, всецело полагалось на
Почему же Венеция отказалась? Возможно, причина в том, что сама концепция революционной Франции была противна тем, кому предлагалось разделить ее участь. В других слоях общества, как в самом городе, так и на континентальных территориях, радикальные взгляды могли распространяться быстро, но только не в богатых семействах, которые теперь составляли правительство Венеции. Франция была страной анархистов и цареубийц. Невозможно одновременно дружить с ними и заключать союз с такой, к примеру, силой, как Георг V Английский. Мы можем это сравнить с пактом с Советской Россией в 1920-х годах. Возможно, венецианцы не захотели закрывать глаза на такие политические реалии, возможно, они просто хорошо понимали, к чему ведут наполеоновские увертюры, и решили не уступать ни крохи своих принципов. Если так, их смелость делает им честь. Но есть и еще одно объяснение, более правдоподобное и, увы, менее красивое. Даже тогда, когда наполеоновское нашествие грозило затопить город, мысль о войне так ужасала, что любой другой выход — пусть даже исчезновение — казался более предпочтительным. Можно возразить: если бы Венеция приняла предложение Наполеона, она могла сохранить независимость — раз Бонапарту нужен был союз, он мог бы пойти на такую уступку. Но одно несомненно: отказ показал ему не только подспудную враждебность венецианцев к тому, за что он сражался, но, что гораздо опаснее, нанес чувствительный удар его гордости. Это решение было самоубийственным. В тот момент, когда республика его приняла, она подписала себе смертный приговор.
Мантуя пала 2 февраля 1797 года, а с ней — последний оплот австрийских сил в Италии, Через 6 недель Бонапарт повел свою армию через перевал Бреннер на территорию империи. Оставив лишь ограниченный контингент, чтобы поддерживать порядок в уже занятых городах. Небольшие гарнизоны остались в Бергамо и Бреше, где на мягких условиях договорились с местными подестами и где среди населения наблюдалось сильное брожение. Значительные силы остались в Вероне. Это единственный город, которым Наполеон не захотел рисковать, поскольку он был самым крупным владением Венеции на суше и прикрывал подходы к перевалу Бреннер, обеспечивая войскам генерала дорогу назад, в Италию.
К несчастью, антифранцузские настроения в Вероне тоже оказались самыми сильными. Мощный гарнизон требовал расходов на его содержание, с торговцами расплачивались расписками и ваучерами, которые, как все понимали, никто никогда не оплатит. Более того, командир гарнизона, генерал Антуан Баллан, занимал пост военного губернатора. Жалобы горожан слушать он не хотел, а недавно назначенным проведитором Джузеппе Джованелли и вице-подестой Альвизе Контарини распоряжался, будто своими сержантами. При всем этом веронцы молча переносили бедствие, но неожиданность случилась в середине марта — в Бергамо и Бреше вспыхнул мятеж против Венеции.
Сейчас нам известно, что мятеж подняла небольшая группа французских офицеров, действовавших без ведома Бонапарта. Задать политический климат в этих двух городах, где радикальное и антиклерикальное влияние франкмасонов было очень сильным, не составляло большого труда. Гораздо труднее оказалось подчинить окружающую сельскую местность, где крестьяне, не испытывающие интереса к политической идеологии, оставались верны республике. Они спустились с гор с оглоблями, вилами
Несмотря на то что в Сало взяли в плен французов, заметного участия в этом восстании интервенты не принимали, хотя им это приписывалось. Однако в третьем городе та же самая группа смутьянов попыталась поднять мятеж и не смогла. Этим городом была Крема, расположенная в двенадцати милях к югу от Бергамо. Здесь им пришлось прибегнуть к другому, более позорному методу, вроде того, который австрияки так успешно применили в Пескьере. 27 марта небольшой французский отряд попросился в город, объяснив подесте, что они просто идут мимо и назавтра уйдут своей дорогой. Неохотно им позволили войти, но на следующее утро они вместо того, чтобы выполнить свое обещание, открыли ворота еще двум отрядам, затем захватили подесту с помощниками и похитили их. Крему объявили свободной, и группа французов вместе с сопровождающими их мятежниками из Бергамо сплясала хоровод вокруг «дерева свободы», водруженного на главной площади, в то время как местное население с любопытством за ними наблюдало.
Когда весть об этом предательстве достигла Венеции, там началась своего рода паника. Вся terra firma к западу от Минчо была уже потеряна. Новую границу, проходящую по реке, следовало защитить любой ценой, и поскольку регулярной армии на это явно не хватало, единственной альтернативой оказались вооруженные добровольцы, набранные из местных крестьян. Генералу Баллану сообщили об этих действиях, отмечая, что они носят чисто оборонительный характер и направлены не против Франции, а против повстанцев и каждый волонтер снабжен по этому поводу четкими инструкциями. Затем начался набор. Казалось, его масштаб ограничивался только количеством оружия, предназначенного для раздачи. Вероятно, число добровольцев было не меньше 10 000, а скорее всего — больше.
Никто не ожидал от этих оборванцев, впервые взявших в руки оружие, особой сознательности в вопросах исполнения приказов. Им следовало не затевать драк с повстанцами Бергамо и Бреше, которые не делали попыток перейти Минчо или даже приблизиться к ней. Но они не могли отказать себе в удовольствии посчитаться с французскими фуражирами, отряды которых постоянно бродили по деревням, отбирая урожай, угоняя скот и нередко уводя дочерей и жен. Затем банды агрессивных подростков с сине-желтыми кокардами на шляпах заполонили улицы Вероны и окрестных городов. Их крики: «Viva San Marco!» все чаще сменялись другим, более воинственным кличем: «A basso i francesi!» («Долой французов!»). Тут уж недалеко и до серьезной резни. Пару французских солдат, замешкавшихся на перекрестке, закололи на месте. За городом могли внезапно окружить целый взвод фуражиров и нещадно перерезать. Баллан грозил скорыми и жестокими репрессиями, но без толку. К началу апреля все споры между французами и итальянцами закончились.
По пути в Вену Бонапарта прекрасно информировали обо всех событиях. 9 августа он решил выставить ультиматум дожу и отправил к нему своего адъютанта генерала Жюно. Жюно прибыл вечером в Страстную пятницу 14 апреля и потребовал аудиенции у дожа на следующее утро. Ему ответили вежливо, но твердо. В это время аудиенция невозможна. Великая суббота — день, традиционно посвященный религиозным церемониям, и ни назавтра, ни на Пасху деловые встречи не назначаются. Однако дож и вся его коллегия будут рады принять генерала в понедельник утром.
Такого ответа генерал вынести не мог. Его не интересовали религиозные церемонии. У него есть приказ встретиться с дожем в течение 24 часов, и он намерен приказ выполнить. Если дож не примет его в означенное время, он уедет, а Венеция будет разбираться с последствиями, и эти последствия ей не понравятся.
Таким образом, коллегия все же приняла представителя Бонапарта в субботу утром, как он настаивал, и ее достоинство уже было задето. Проигнорировав посольское место, на которое ему указали (оно находилось по правую руку от кресла дожа), Жюно остался стоять. Затем, без предварительных речей, он вынул из кармана письмо Бонапарта и начал читать. Это историческое письмо — почти слышен голос генерала, диктующего его, так что лучше привести его здесь полностью: