История вермахта. Итоги
Шрифт:
Рождество превратилось для окруженных в праздник страха, страшного голода и ледяного холода. Лейтенант танковых войск Шюнбек все-таки пытался устроить своим товарищам праздник. Он откопал из снега в степи маленькую сосенку и поставил ее в блиндаже. В своем полевом мешке он припас несколько свеч и бутылку коньяка. Вслух была прочитана рождественская история и произнесен «Отче наш». «Я даже додумался положить руку на плечо некоторым и сказать: „Слушай, как-нибудь мы выберемся отсюда!“ Я сам в это больше не верил, и в это, пожалуй, никто не поверил», — рассказывал Шюнбек. Больше месяца солдаты должны были еще сидеть в окружении. Командование армией по указанию Гитлера отказывалось от нескольких предложений Советов о капитуляции. Снова и снова над немецкими позициями сбрасывались листовки, призывавшие солдат вермахта к переходу на противоположную территорию. Но никто из них не хотел верить советской пропаганде. Страх перед пленом был велик. «Борьбу продолжали из страха перед русскими, — рассказывал Ханс Эрдманн Шюпбек. —
10 января 1943 года, в конце концов, начался советский массированный налет на окруженные немецкие войска. Орудия беспрерывно обстреливали оставшиеся немецкие позиции. В нескольких местах советским войскам удалось прорвать немецкие рубежи. «Котел» стал для солдат вестибюлем смерти. Внешние условия были ужасны. Военные госпитали были переполнены, медицинское снабжение вот-вот могло прекратиться. Таким образом, те немногие места в самолетах, которые улетали из окружения после выгрузки продовольственных товаров, стали для многих последней надеждой. Повезло и Хансу Эрдманну Шюнбеку, который был ранен в середине января: он одним из последних смог на самолете покинуть окруженный город.
В конце января положение ежедневно становилось все хуже и хуже. Красной армии удалось расколоть «котел». Часы защитников были сочтены. Утром 31 января советские соединения взорвали южный «котел». Во второй половине дня командующий армией Паулюс и его штаб покинули командный пункт с поднятыми руками. Генерал Зейдлиц тоже был арестован русскими. 2 февраля 1943 года капитулировал и северный «котел». Сталинградская битва была закончена. Кроме того, 90 000 немецких солдат оказались в советском плену. Почти две трети рядовых и унтер-офицеров, а также половина офицеров погибли, замерзли, умерли от голода или истощения — большая их часть в последние недели битвы. Неясная судьба ожидала и остальных. «У меня неоднократно появлялось желание, — рассказывает Манфред Гусовиус, — просто вернуться домой, просто выжить». Больше половины в высшей степени ослабленных солдат, находившихся в советских лагерях для военнопленных, весной 1943 года погибли от сыпного тифа. Лишь 6000 мужчин годы спустя вернулись домой, среди них был и коренной восточный пруссак Гусовиус.
Сталинград стал для немецкого вермахта больше, чем только проигранной битвой. Конец 6-й армии ознаменовал психологический перелом в войне. «После Сталинграда у немцев больше не было стратегии, — говорит историк Бернд Вегнер. — Необходимо было только лишь выиграть время, дать режиму последнюю передышку перед окончательным крушением. Этот процесс растянулся более чем на два года и принес вдвое больше жертв, чем война до 1943 года». Немецкие офицеры в Трент-парке тоже поняли это: «Наше положение было безнадежным. Абсолютно несущественно, где мы атакуем, — мы больше не можем идти вперед и выиграть что-нибудь», — объяснял Фридрих Фрайхерр Бройч летом 1943 года. «Удивительно, что некоторые генералы уже тогда поняли, что война была проиграна», — размышляет историк Зенке Нейцель. Однако только абсолютное меньшинство действительно сделало выводы из этого познания. «Большинство говорило: Гитлер виноват в исходе войны, другие генералы виноваты в исходе войны. А я нет. И совсем немногим удалось преодолеть этот барьер и сказать: нет, я разделяю ответственность за все то, что творилось от имени Германии».
Одним из этих немногих был и Вальтер фон Зейдлиц. В советском плену он основал Союз германских офицеров (нем. Deutscher Offiziere — BDO) и призывал своих соратников к свержению Гитлера. Поводом к принятию этого решения стал, как он сам говорил, «горький опыт Сталинграда». Многие бывшие солдаты и офицеры до сегодняшнего дня считают его предателем из-за сотрудничества с Советами. Они не осознают, что Зейдлиц в числе немногих немецких военачальников проявил настоящее гражданское мужество. Его целью, по выражению его коллеги по Союзу германских офицеров Генриха Графа Айнзиделя, было «предотвращение самоубийства Германской империи» и полного поражения Германии. Трагизм сто личности состоял в том, что он поверил обещаниям, которые дала ему советская сторона. Когда Советы поняли, что его образ не годится для пропаганды, он сначала был постепенно лишен какого-либо влияния и в конце концов даже приговорен к 25 годам принудительных работ. В октябре 1955 года он вернулся на родину и стал уединенно жить в Северной Германии.
Отстраненный от дел герой танковых войск Гудериан, напротив, в 1943 году был снова взят Гитлером на службу в качестве главнокомандующего танковыми войсками и, наконец, даже в качестве начальника Генштаба армии. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года он существенно способствовал радикализации войны, а именно согласно учению его фюрера: против собственного народа и против собственных солдат. Лишь незадолго до конца войны дело дошло до разрыва с диктатором. При всем при этом Гудериан в записанной американцами в июле 1945 года беседе так описывал национал-социалистический период: «Основные принципы были хороши».
Летом 1943 года вермахт попытался в последний раз захватить инициативу в свои руки. Но «величайшая танковая битва всемирной истории» под Курском, примерно в 600 км к югу от Москвы, имела в конечном итоге неоднозначный результат. Гитлер должен был окончательно похоронить свою мечту о победе на Востоке. После этого у вермахта никогда больше не было необходимых ресурсов для крупных наступательных операций. Отныне охотники превратились в добычу. Им предстояло долгое, связанное с большими потерями и кровавое отступление, которое должно было закончиться лишь через два года в Берлине.
ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Казнь партизан. Югославия, 1943 г.
В апреле 1945-го, в лагере для военнопленных Трент-парка на севере Лондона два генерал-майора — Герхард Фишер и Людвиг Хайльманн сидели вместе и размышляли о прошедших военных годах. Биографии обоих офицеров не слишком отличаются друг от друга. Фишер как административный служащий служил в основном в Германии. Хайльманн, напротив, был одним из офицеров парашютно-десантных войск, отмеченных самыми высокими воинскими наградами, и боролся на Крите, в России и при Монте Кассино [77] . Их беседа снова и снова заходила о военных преступлениях вермахта. «Мы были на фронте, мы говорили: „Нас не касается то, что они делают там в тылу“. Но ведь и оттуда было видно, как они обращались с пленниками», — говорит Хайльманн. Фишер вне себя от возмущения. «Мы вели себя как дикари, а не как культурный народ», — говорит он. Хайльманн соглашается с ним: «Нам навсегда присвоено имя варваров».
77
Монте Кассино — древнейшее и знаменитейшее аббатство бенедиктинского ордена близ Кассино в итальянской провинции Ка-зерге (Кампания). Расположено в виде крепости на горе, основано в 529 св. Бенедиктом; в 1866 аббатство упразднено, здание объявлено национальным памятником. В годы Второй мировой войны монастырь стал ключевым элементом оборонительной линии Густава, прикрывавшей Рим с юга. Бои за Монте Кассино велись армией союзников на рубеже 1943-44. Монастырь был совершенно разрушен американской авиацией, но это, однако, не помешало немцам защищать его с большим упорством. Три штурма монастыря, предпринятые союзниками, оказались безуспешными. В мае 1944 начался новый, четвертый штурм, продолжавшийся с 11 по 18 мая. В ночь на 18 мая немецкие войска, опасаясь окружения, оставили монастырь.
Немецкие солдаты — были ли они ордой примитивных варваров? А вермахт — армией преступников, совершавшей смертельный поход по Европе? Или ответственность за преступления несут лишь некоторые одиночки? Не совершались ли самые жестокие преступления бригадами СС? И не совершались ли и другие военные преступления?
Едва ли найдется еще тема, которая в течение прошедших лет вызвала в общественности столь же противоречивые мнения, как преступления вермахта. В нем служили 17,3 миллиона мужчин — он был отражением мужского общества. Практически в каждой немецкой семье кто-то служил в его рядах. Это объясняет сильную реакцию, которую вызвала провокационная выставка Гамбургского института социальных исследований на эту тему. «Так что, дедушка также был преступником?» — впервые спрашивали себя многие немцы. Спор вокруг выставки «Преступления вермахта» показывает, как немного результатов исторических исследований проникло в общественное сознание и сколько открытых вопросов еще осталось. Таким образом, спор привел еще и к тому, что появилось огромное количество новых исследований, а у нас тем временем появляется действительно подробная картина преступлений вермахта.
В центре дискуссий всегда стояла война с Россией, та война мировоззрений, которая велась без правил и число преступлений в которой достигло нереальных размеров. Уже 30 марта 1941 года Гитлер собрал своих самых высокопоставленных командиров общевойсковых частей в новой рейхсканцелярии в Берлине и взял с них клятву приложить все усилия для достижения цели устранения «русско-азиатской опасности» на Востоке в ходе беспощадной борьбы. «Мы должны исходить из идеи солдатского товарищества. Коммунист — это сперва еще не товарищ, а потом — уже не товарищ. Речь идет об истребительной борьбе», которая должна была вестись против Красной армии, советского государства и его представителей. Каждый высокопоставленный генерал после этой речи знал, чего Гитлер ожидал от него в предстоящем походе на Россию. Возражений не было. Гитлер находился в зените своей власти. После скорой победы над Францией критики молчали, и генералитет покорно склонил головы перед, вероятно, «самым великим полководцем всех времен», который подкупал их орденами, чинами, званиями и денежными пособиями. Кроме того, все шло против коммунистического Советского Союза. Он считался оплотом невежества, угнетения, угрозы для всех консервативно-общественных ценностей. Настроения в немецкой армейской элите не могли бы быть более антибольшевистскими. Не требовалось большого искусства убеждения, чтобы уверить их в необходимости войны мировоззрений против Советского Союза.