История Византийской Империи. Том 3
Шрифт:
«В желании получить от нас чистое и совершенное христианство, не имеющее никакого недостатка или порока, вы указываете, что в вашу страну пришли многие христиане из различных мест — греки, армяне и другие и распространяют между вами различные мнения и учения, и вы спрашиваете, как поступить: верить ли всем их разнообразным учениям или нет. На ваш вопрос ответ дадим немы, но св. Петр, который живет на своем престоле и дает ответ спрашивающим о истинной вере. Святая Римская Церковь всегда была без порока, как Церковь происхождения апостольского, коей исповедание веры одобрено самим Христом. Дабы вам сообщить именно эту веру, тайны которой никто не может постигнуть в совершенстве, мы по внушению Божию посылаем вам наше письмо и легатов с различными книгами. И пока вы не укрепитесь в достаточной степени, мы не перестанем внимательно следить за вами, и пока не будете в состояния принимать твердую пишу, мы не преминем питать вас только молоком, ибо составляете в Господе радость мою и украшение мое. По отношению же к явившимся из разных стран проповедникам, которые сообщают вам разные учения, мы писали уже достаточно. Важно не то, кто проповедует, а то, о чем проповедует. Но по всем этим вопросам милосердие Божие внушит нужное нашим легатам и будущему вашему епископу, которые вас научат, что вам делать. По всем же важным вопросам вы будете спрашивать мнения у апостольского престола».
Независимо от приведенных вопросов, которые весьма отчетливо рисуют реальную потребность тогдашней Болгарии — искать разъяснения важных для нее затруднений у просвещенных соседей, есть в занимающем нас документе неоцененный материал для быта и нравов языческих болгар, их отношения к христианству, для характеристики их тюркского происхождения и суеверий, распространенных между туземным славянским и частию греческим населением. В этом отношении наш памятник еще ожидает специальных исследований. Например (вопрос 17): «Согрешили ли мы, предав смерти главных мятежников, восставших у нас против христианства, вместе с их детьми?»; или (41): «Что делать с теми, которые не перестают приносить жертвы идолам?»; или (40): «У нас
Римское посольство, имевшее во главе двух епископов и получившее от папы полномочие организовать в Болгарии церковное устройство согласно желанию князя Богориса-Михаила, отправилось из Рима в самом конце 866 г. В то же самое время папа Николай I в целях благоприятного разрешения весьма запутавшегося и осложнившегося вопроса о возведении Фотия на престол снаряжал новое посольство в Константинополь, которому поручено было передать семь писем царю и влиятельным лицам в столице империи; все эти письма занимались делом Фотия. Весьма любопытно здесь принять в соображение, что папа в ноябре 866 г. писал и кесарю Варде, очевидно, находясь без точных сведений о том, что происходило в Константинополе, и не зная еще, что Варда был убит уже в апреле месяце. Точно так же папа не был осведомлен о настроении своего соперника, который тогда занят был подготовлением к Собору и собиранием материала о новшествах латинской Церкви. Оба посольства направлялись одним и тем же путем и вместе прибыли в Болгарию; епископ Формоз остался при князе Богорисе, а епископ Донат Остийский направился к границам империи, где, впрочем, его остановили, дав понять, что император больше не желает продолжать сношения с папой. Проведя несколько дней на границе в ожидании более благоприятных вестей из Константинополя, римское посольство принуждено было принять обратное путешествие. Через епископа Доната, стоявшего во главе этого посольства, в Риме могли узнать о том, как недовольны в Константинополе вмешательством папы в болгарские дела и как спор между папой и патриархом принял совершенно новое направление и угрожает полным разрывом Церквей (22). Весьма может быть, что содержание окружного послания Фотия к восточным патриархам о болгарском деле и об отступлениях латинской Церкви, приведенное выше, тогда же стало известно в Риме. Словом, в 867 г. отношения между Римом и Константинополем достигли крайнего напряжения и выразились в постановлениях Константинопольского Собора, происходившего в течение Великого поста 867 г., на котором в присутствии царя и уполномоченных от восточных патриархов был анафематствован и объявлен низверженным папа Николай I как за его притязания на вмешательство в дела Константинопольской Церкви, так и за допущенные им отступления в обрядах и символе. Об этом Соборе, на котором в первый раз резко поставлен был вопрос об эмансипации Восточной Церкви и с которого в сущности можно начинать историю разделения Церквей, не сохранилось никаких известий со стороны церковных лиц и партий, стоявших на стороне Фотия. Как известно, патриарх Фотий в сентябре того же года лишился кафедры и на его место вступил Игнатий. Следствием этого переворота было полное изменение отношений между Римом и Константинополем, и для получившей господство церковной партии было весьма важно уничтожить и предать полному забвению все то, что сделано было Фотием, и в особенности что относилось к составленному им в 867 г. Собору. Таким образом, в настоящее время об этом Соборе можно судить лишь по известиям врагов Фотия, которыми были уничтожены деяния этого Собора (23). Ненависть к Фотию окрасила все известия об этом Соборе, так что весьма трудно разобраться в сохранившихся описаниях. Говорят, что вместо уполномоченных восточных патриархов были подставные монахи, подкупленные Фотием; что деяния Собора подписал только 21 епископ, а что Фотий подделал 1000 подписей, что царем Михаилом подпись была сделана в бессознательном состоянии. Все эти и подобные свидетельства служат лишь к характеристике нетерпимости и страстности партий, но не могут претендовать на историческую достоверность. Несомненно, что к обострению отношений много содействовали болгарские дела, которые развиваются частию параллельно с ходом борьбы между папой и патриархом, частию с своей стороны стоят в зависимости от притязательных или миролюбивых настроений паны и патриарха. Для того чтобы дать правильное представление о ближайших событиях, которые предстоит нам рассказать, следует напомнить содержание окружного послания Фотия к восточным патриархам, здесь он доводит до самого крайнего выражения одушевлявшие его мысли насчет независимости Восточной Церкви от Западной и высказывается с полной свободой по отношению к догматическим и обрядовым разностям, выяснившимся к тому времени между Западной и Восточной Церковью. Деяния Собора 867 г. должны быть рассматриваемы как естественный результат настроения патриарха Фотия, который с успехом миссионерской деятельности греческого духовенства в Восточной Европе мог считать себя у границы своих заветных желаний и чувствовать за собой достаточно сил влияния, чтобы положить конец домогательствам и чрезмерным притязаниям Римской Церкви. Патриарх Фотий едва ли остановился бы на том, что произошло в 867 г. Но его дни были сочтены, его влиянию угрожал нежданный конец.
Прежде всего ход событий в Византии, и в частности положение Фотия, изменился с насильственной смертью кесаря Варды, его почитателя и могущественного защитника, последовавшей в 866 г. Вакантное место кесаря и непосредственное влияние на внешние и внутренние дела перешло к Василию Македонянину, который скоро овладел властью, получив титул соимператора, и вполне устранил отдел мало привыкшего к серьезным занятиям Михаила III, а наконец, 23 сентября 867 г., после насильственной смерти царя, сделался самостоятельным и единовластным распорядителем империи. Хотя Василий был не только свидетелем того, что происходило на Соборе, но и сам присутствовал на нем и давал свою подпись под соборными деяниями, но его первое важное распоряжение по восшествии на престол состояло в том, чтобы восстановить добрые отношения с Римским престолом, для чего нужно было пожертвовать патриархом Фотием, который был низвержен с кафедры 25 сентября, т. е. через день по восшествии на престол Василия. Этот политический и церковный переворот сопровождался весьма важными и разнообразными последствиями.
В то время как произошли в Константинополе указанные события, вследствие которых должна была измениться внешняя и внутренняя политика империи, в Болгарии латинское духовенство с епископами Павлом и Формозом приступило к выполнению задач, какие были указаны ему папой Николаем. Прежде всего изгнано было греческое духовенство и приступлено к исправлению с точки зрения латинских взглядов, о которых дают понятие как окружное послание Фотия, так и ответы на болгарские вопросы, внушенной греками веры и обрядов. Внешним знаком полного согласия между князем и латинскими епископами было то, что в Болгарии была принята латинская мода стричь волосы, которая служила выражением перехода к латинству. Видя в Формозе вполне угодного ему человека, Богорис послал в Рим просьбу назначить его архиепископом Болгарии, дав ей самостоятельное устройство по церковным делам. В короткий срок тесного сближения Болгарии с Римом Богорис посылал три раза убедительные просьбы к папе назначить для Болгарии самостоятельного архиепископа из римского духовенства, то с поименованием лиц, которых он желал бы видеть на архиепископском престоле в своем княжестве, то предоставляя выбор папе. В последний раз, в 869 г., во главе посольства был боярин Петр, родственник князя, которому было поручено просить посвящения для Болгарии диакона Марина. Но настойчивые представления князя не находили благоприятного приема в Риме, папа не согласился ни на посвящение Формоза, ни Марина, чем охладил доверие князя и заставил его подумать о других средствах для достижения задуманной цели. Весьма вероятно, что и со стороны греческого духовенства и византийского правительства продолжали питать у болгар надежды на более благоприятное разрешение церковного вопроса в единении с патриархатом. Наконец, и князь Богорис, по-видимому, пришел к заключению, что для Болгарии лучше оставаться в согласии с империей, с которой было гораздо больше общих точек соприкосновения, чем с латинским Западом, и в начале 870 г. он отправил в Константинополь во главе торжественного посольства боярина Петра, который на Соборе из восточных и западных епископов должен был поставить на разрешение вопрос: от кого должна зависеть в церковном отношении Болгария, от Римского епископа или от Константинопольского патриарха? Как увидим ниже, на Соборе вопрос решен в пользу патриархата, чем окончательно решалось и дело о принадлежности Болгарии к Восточной Церкви.
Между тем мы должны обратиться к константинопольским событиям, чтобы хотя несколько объяснить неожиданную перемену в настроениях. С восшествием на патриарший престол Игнатия и устранением от дел Фотия, казалось бы, ход событий должен был направляться к полному торжеству папы. Из Константинополя были в конце того же 867 г. отправлены грамоты к папе. Эти грамоты, адресованные на имя Николая I, были получены уже папой Адрианом — тем самым, которому пришлось разрешать вопрос о проповеднической деятельности в Моравии Кирилла и Мефодия. И царь Василий I, и патриарх Игнатий до такой степени мрачными красками рисовали церковные дела и так преклонялись пред авторитетом Римского престола, что, казалось, Византия готова была совсем отказаться от мысли о равенстве с Римом и о самостоятельном устройстве патриархата. Царь и патриарх призывают папу принять на себя устройство церковных дел в Константинополе и умоляют его прислать своих легатов в Константинополь. Весьма любопытно, что в Риме, не так поспешно воспользовались перспективой наложить руку на патриархат. Вообще, по нашему мнению, в первые годы Адриана II Римская Церковь не была на высоте своего положения. В самом деле, то, что происходило в Риме во время приема константинопольского посольства, превосходит всякое вероятие. Папа и приближенные его совершенно забыли приличие и достоинство представляемого ими церковного учреждения и позволили на торжественном приеме в одной из римских церквей ряд издевательств над павшим врагом папы патриархом Фотием. Еще хуже рисуются члены византийского
Уже в июне 869 г. отправлено было из Рима в Константинополь посольство, во главе которого стояли епископы Донат и Стефан и дьякон Марин. Эти епископы назначались легатами папы для того Собора, о котором ходатайствовали император и патриарх Игнатий и которому предстояло разрешить ряд важных вопросов, поднятых в последние годы борьбы между Римом и Константинополем, и прежде всего вопрос об Игнатии и Фотии.
В конце сентября папские послы достигли Солуни, где были встречены спафарием Евстахием, а в Силиврии им вышел навстречу протоспафарий Сисиний. В субботу 24 сентября они прибыли в Константинополь, где встречены с большой пышностью и препровождены во дворец Магнавры, назначенный для их обитания. Деяния Собора начались 5 октября и окончились 28 февраля 870 г., следовательно, продолжались почти 5 месяцев. Деяния этого Собора, причисляемого западными писателями к вселенским и слывущего под именем VIII Вселенского Собора, сохранились в латинском переводе Анастасия Библиотекаря, так как греческий оригинал их погиб. Для проверки перевода Анастасия может служить извлечение из актов на греческом языке, составленное неизвестным писателем X в. Содержанием соборных деяний мы не будем здесь заниматься, так как они в общем имели узкое значение и преследовали лишь достижение торжества римской идеи. Это видно из формулы, предложенной папскими легатами еще до открытия занятий, которую обязательно должны были принять члены Собора. Формула отправлялась из слов: «Ты еси камень (Петр) и на сем камне созижду Церковь Мою» — и приходила к выводу, что под Церковью здесь разумеется апостольская Римская кафедра, которая непогрешимо соблюдала кафолическую веру; далее означенной формулой требовалось анафематствование ереси иконоборцев, Фотия и составленных им Соборов против Игнатия и против папы Николая. Требовалась личная подпись членов Собора под этой формулой; кто уклонялся от подписи, тот не принимался на Собор. Оттого так скуден был этот якобы вселенский Собор числом членов; на первом заседании было только 18 епископов! На четвертом заседании, 13 октября, обнаружилось, что приверженцев Фотия в константинопольском клире гораздо больше, чем предполагали на Соборе, и что они решились твердо отстаивать раз занятое положение, что осуждение Фотия незаконно и что Собор нарушает канонические правила. Для папских легатов важно было, чтобы Собор после решения дела в Риме не приступал к новому рассмотрению Фотиева дела, между тем как на четвертом заседании патрикием Ваани и митрополитом Митрофаном настойчиво проводилась мысль о приглашении на Собор Фотия и его приверженцев для выслушания их и суда над ними. На пятом заседании, 20 октября, присутствовал сам подсудимый патриарх. На обращенные к нему вопросы, признает ли он определения пап Николая и Адриана, Фотий не давал ответа. «Твое молчание не спасет тебя от осуждения», — сказали легаты. «Но также и Иисус молчанием не избегнул осуждения», — ответил Фотий. На шестом заседании, происходившем 25 октября, присутствовал император, но весь состав членов не превышал числа 37. Фотий и его приверженцы, между которыми отмечаются Захария Халкидонский и Григорий Сиракузский, твердо отстаивали ту мысль, что они неподсудны этому Собору и что Константинопольский патриарх не обязан подчиняться решениям Римской Церкви. Хотя против Фотия было произнесено на Соборе осуждение, но для усиления его нравственного значения члены Собора придумали употребить для подписи не чернила, а евхаристическую кровь. После восьмого заседания, бывшего 5 ноября, происходил перерыв в соборной деятельности до 12 февраля 870 г.
Последнее заседание происходило 20 февраля (24). Прежде чем члены Собора отправились в обратный путь, напутствуемые угощением и богатыми дарами, случилось обстоятельство, которое должно было значительно омрачить торжество римских легатов и умалить значение сделанных им на этом Соборе уступок. Припомним, как настойчиво домогался князь Богорис назначения архиепископа и как последовательно и также настойчиво отказывали ему в этом в Риме. Наконец, Богорис воспользовался происходившим в Константинополе церковным собранием, на котором, как ему было хорошо известно, присутствовали и уполномоченные из Рима, и представители от Восточных Церквей, и снарядил посольство во главе с боярином Петром с целью предложить Константинопольскому Собору на обсуждение занимавший его вопрос о церковной организации Болгарии. Не может быть сомнения, что этот поворот дела приготовлен был предварительными сношениями с царем Василием. Болгарское посольство прибыло в Константинополь в феврале 870 г., и на последнем соборном заседании оно приглашено было занять почетное место рядом с послами западного императора. Царю Василию весьма важно было, однако, отделить болгарское дело от того вопроса, который составлял главный предмет соборных деяний, притом же в болгарском деле он не мог идти на уступки. Итак, 3 марта царь пригласил к себе во дворец римских легатов, где были уже и представители восточных патриархов, и патриарх Игнатий. После того как все заняли назначенные для них места, предложено было болгарскому посольству предъявить принесенные им грамоты и подарки (25). Тогда боярин Петр сказал: «Князь болгарский, осведомившись о том, что вы собрались здесь для обсуждения церковных дел, поручил нам приветствовать вас, и в особенности вас, легатов апостольского престола». После этого боярин Петр прямо поставил вопрос: «Желая избежать ошибки, мы спрашиваем вас, представителей всех патриархатов: какой Церкви Болгария должна подчиняться?» Легаты римские отвечали на это: «Без сомнения, Римской Церкви, так как в лоно этой Церкви вступил ваш князь со своим народом. От папы Николая он получил наставление в христианской жизни, епископов и священников. Что вы принадлежите к Римской Церкви, это доказывается и тем, что латинское духовенство и в настоящее время находится у вас». Но когда болгаре просили тем не менее поставить на обсуждение предложенный ими вопрос, легаты сослались на то, что они уже окончили то церковное дело, для которого собрались здесь, и что внесенный болгарами вопрос совершенно новое дело, для суждения о котором они не имеют инструкций. Но оказалось, что этим нельзя было удовлетвориться, что вопросу предстояло получить дальнейшее движение. Со стороны восточных епископов был предложен новый вопрос: «Кому принадлежала эта страна, когда вы завладели ею, были ли тогда в ней греческие или латинские священники?» На это болгаре отвечали, что они заняли страну по праву завоевания у греков и что нашли в ней только греческих священников. Тогда восточные епископы высказались в том смысле, что Болгария должна принадлежать Константинопольскому патриарху. Но папские легаты, ссылаясь на исторические основания, возразили на это, что апостольский престол с древних времен имел под своей властию Епир, Фессалию и Дарданию, т. е. те страны, к коим принадлежит и Болгария. Далее, Болгария обращена в христианство латинским духовенством и зависит от Рима уже в течение трех лет. Восточные епископы, не отрицая приведенных фактов, пожелали обсудить их каждый в отдельности, но папские легаты восстали против такой постановки вопроса, находя, что никто не может судить об этом деле, уже порешенном папой, и что, кроме того, они не имеют инструкций входить в обсуждение этого совершенно нового дела. Положение, занятое партиями, совершенно ясно, и трудно было поколебать греческую и латинскую точку зрения. Греки ссылались на исконные права, так как Болгария всегда находилась во власти греков, отделение же этой страны обусловливалось только язычеством завоевателей, а возвращение под власть патриархата есть естественное следствие принятия христианской веры. Латиняне основывали свои притязания на реальном факте неоспоримого и всеми известного пребывания в новообращенной Болгарии римского епископа и значительного числа латинского клира. Когда стало ясным, что собрание склоняется на ту сторону, которая отстаивала права патриархата, римские легаты вновь указали на принцип главенства и неподсудности римского епископа Собору и обратились к патриарху Игнатию с требованием, чтобы он не позволял себе вмешиваться в дела Болгарии и не осмеливался преступить прямые приказания папы. На основании свидетельства Анастасия Библиотекаря, у которого почерпаются данные для занимающего нас вопроса, трудно составить заключение о том, был ли окончательно подвергнут голосованию вопрос о Болгарии, или же ограничились обменом мнений. Известно, что подлинные акты Собора подверглись уничтожению во время нападения на римских легатов славянских пиратов, которые держали их долго в плену и лишили их всего имущества. По возвращении в Рим в декабре 870 г. они не могли представить папе соборных актов.
Тем не менее для императора и патриарха вопрос о присоединении Болгарии представлялся решенным окончательно. И князь Богорис не искал более разрешения вопроса о том, кому должна подчиняться его страна. Вместе с восточными епископами он считал дело о присоединении Болгарии к патриархату вполне окончательным решением. С тех пор Болгария освободилась от латинского влияния и получила самостоятельное церковное устройство под управлением своего архиепископа.
Изложенное событие сопровождалось непосредственными и весьма важными результатами в дальнейшей истории взаимных отношений Рима и Константинополя и дало новый толчок кирилло-мефодиевскому вопросу.
Глава V
ВОЙНЫ С АРАБАМИ В ЮЖНОЙ ИТАЛИИ И СИЦИЛИИ1
При вступлении Василия I на престол преимущественное внимание сосредоточивали на себе европейские владения. Здесь был главный политический интерес, значение которого определялось занятым арабами в Южной Италии и Сицилии положением и постепенным вовлечением Средней и Северной Италии в круг политики Каролингов. В высшей степени любопытно, что здесь часто совпадали интересы Западной и Восточной империи, ибо для той и другой первостепенное значение представлял мусульманский вопрос, но ни западный, ни восточный император поодиночке не были в состоянии сломить морское могущество мусульман. Для заключения же тесного союза между империями, переговоры о котором, можно сказать, не сходили со сцены, были существенные препятствия в старых притязаниях Восточной империи на исконные владения в Южной Италии, которыми она не могла пожертвовать.