История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
В исторической перспективе двух с лишним столетий, отделяющих нас от постановки «Лондонского купца», буржуазная ограниченность этого произведения совершенно очевидна. Но современники — в том числе и передовые деятели европейского Просвещения — ощутили и оценили прежде всего новаторство Лилло: его демократизм, обращение к повседневной третьесословной жизни, простоту и общедоступность языка и сюжета, естественность, с какою «мораль» вытекала из сценических положений. Опыт Лилло привлек к себе сочувственное внимание Дидро и Лессинга. Филдинг (который придерживался сам иного, сатирико-реалистического направления в драматургии) горячо поддерживал Лилло. После смерти автора «Лондонского купца» Филдинг почтил его память в своем журнале «Боец» (26 февраля 1740 г.) такими словами: «Он в совершенстве знал человеческую природу...
В XIX в. Лилло был предан забвению (после того, как Теккерей осмеял его в своей остроумной пародии). Современное английское литературоведение и театроведение отводит ему, однако, немаловажное место в истории европейской драматургии, Лилло даже называют предшественником Ибсена, имея в виду резкое изображение в «Лондонском купце» всепоглощающих, эгоцентричных, индивидуалистических страстей.
Трагедия Э. Мура «Игрок», поставленная в 1753 г., была также подчеркнуто третьесословная по своей проблематике. В программном предисловии к изданию 1756 г. Мур, отвечая своим критикам, возводил в принцип многие особенности пьесы, отличавшие ее от классицистической трагедии. Важное место в этой полемике занимал уже вопрос о языке: трагедия была написана прозой (Лилло еще чередовал прозу со стихами). Мур доказывал, что его пьеса изображает жизнь, всем знакомую, и порок — страсть к азартной игре, — настолько распространенный, что было бы неестественно, если бы она была написана стихами. Смешно представить себе шулеров, обменивающихся стихотворными репликами! Впрочем, оговаривался Мур, его проза возвышается над обыденной речью и «весьма мало разнится со стихом»: в наиболее патетических сценах ему даже трудно было удержаться от ритмической прозы.
Считая главным достоинством своей трагедии ее «естественность», Мур вместе с тем не избегал преувеличений в выражении чувств и гордился тем, что в некоторых сценах «Игрока» «ужасы достигают необычайной силы».
Герой пьесы Беверлей добр и благороден, но настолько захвачен своей безумной страстью к игре, что теряет способность разумно мыслить и чувствовать. Он пренебрегает обязанностями мужа, отца, брата и друга и, ослепленный льстивыми советами своего мнимого доброжелателя, злодея Стьюкли, становится его послушной жертвой. Заключенный в долговую тюрьму, Беверлей в отчаянии принимает яд и умирает в страшных мучениях медленной смертью на глазах родных, слишком поздно узнав о разоблачении Стьюкли и о наследстве, которое позволило бы ему вернуться к прежней мирной жизни в кругу семьи. В роли Беверлея с успехом выступали такие видные английские актеры, как Гаррик и Кембл. Изображение постепенно убыстряющегося, неотвратимого распада характера Беверлея под влиянием всепоглощающей пагубной страсти было художественно новым и психологически значительным мотивом трагедии Мура. В ярости и отчаянии Беверлея, в бессвязных речах, возвещавших овладевающее им безумие, уже заметны предвестники сентиментализма. «Тысяча дьяволов вселились в мою грудь, и все искушали меня — иначе я бы воспротивился соблазну! — восклицал Беверлей. — Я сам не знаю, что я говорю. Ярость и отчаяние переполнили мое сердце и влекут меня к безумию».
В пьесе противостоят друг другу две концепции «естественного состояния». Злодей у Мура, коварный искуситель и враг Беверлея — Стьюкли, — «человек мандевилевского типа» (как заметил один из литературоведов). С его точки зрения, Природа «знает лишь два закона: силу и хитрость». «Глупцы — естественная добыча мошенников: таков был замысел природы, когда она создала ягнят для волков». Сам Стьюкли мнит себя одним из «волков» и гордится этим. В своем дальнейшем развитии этот образ предстанет в драматургии штюрмеров в виде Франца Моора Шиллера («Разбойники»), а у романтика Вордсворта — в виде злодея Освальда, злого гения благородного атамана Мармадьюка в трагедии «Пограничники».
На другом полюсе пьесы — иная, сентиментально-идиллическая концепция «естественного состояния», представленная женой Беверлея. Она мечтает о счастье в бедности, о невинных радостях простого поселянина, чей труд делает для него «хлеб его слаще, дом — счастливей, семью — дороже». Эта идиллическая концепция выглядит, однако, утопической. Махинации Стьюкли в пьесе кончаются крахом, но просветительский оптимизм в трагедии Мура обнаруживает заметную трещину.
Драматургия Лилло и Мура была гораздо более популярна в свое время за пределами Англии, чем дома, на родине драматургов. Задачи борьбы с классицизмом на сцене не имели в Англии той актуальности, какой они обладали в странах, еще готовившихся к антифеодальным революциям. А изображение повседневной жизни людей различных общественных состояний осуществлялось с гораздо большей полнотой и художественной выразительностью английским просветительским романом — ведущим жанром тогдашней английской литературы. Зато за рубежом «Игрок», в частности, вызвал живейший интерес. Пьеса была переведена на немецкий, французский, испанский, итальянский и другие языки; один из французских переводов принадлежал самому Дидро; с успехом шла она и на североамериканской сцене. Имя героя стало нарицательным. Впрочем, Пушкин употреблял его уже с ироническим оттенком: «Поэт-игрок, о, Беверлей-Гораций...».
СЕНТИМЕНТАЛИЗМ
Во второй половине XVIII в. в английской литературе происходят заметные сдвиги, видоизменяются сложившиеся ранее и появляются новые направления. И хотя литература Просвещения на протяжении большей части этого периода сохраняет свое влияние и авторитет, в ней самой углубляются внутренние противоречия. Характерным симптомом растущих сомнений в непогрешимости просветительского разума является бурное развитие сентиментализма и в поэзии, и в романе.
Сентиментализм возникает в английской литературе несколько ранее, чем в других странах Западной Европы, — Томсон, которого обычно считают его провозвестником в английской поэзии, работает над «Временами года» начиная с 1726 г. Именно в Англии противоречия и «издержки» буржуазного прогресса обнаружились ранее, чем в других странах. Уверенный рационалистический оптимизм, характерный для большинства английских просветителей в первой половине века, уступает место сомнениям во всесилии Разума как рычага переустройства мира. Уже в последнем романе Филдинга, «Амелии», звучат новые по сравнению с его «комическими эпопеями», сентиментальные мотивы.
Субъективное эмоциональное начало становится ведущим в поэзии Юнга, Грея, Голдсмита, а также в романах Голдсмита, Стерна, Маккензи, чей «Человек чувства» (1771), ныне забытый, заставлял плакать многих читателей. Сентименталисты не порывали с традициями раннего Просвещения, но они переносили акцент с разума (который уже начинал ассоциироваться в их представлении с холодной и себялюбивой рассудочностью) на естественное, неиспорченное, непосредственное чувство, заложенное в человеческой природе. Это предполагало и предпочтение индивидуализирующего начала в искусстве. Сентименталисты отвергали всякую нормативную эстетику. Юнг особенно резко ополчался против Попа с его правилами, противопоставляя ему Шекспира как гения, величие которого именно в его оригинальности и свободе от правил.
Эстетическое новаторство английских сентименталистов предполагало свободу выражения личного отношения к миру: это открывало простор не только чувствительности, но и юмору, иногда, как, например, в публицистической прозе Голдсмита или в «Тристраме Шенди» Стерна, переходившему в сатиру. Голдсмит даже боролся против слезливой мещанской комедии, отстаивая преимущества «веселой комедии», и именно в этом жанре написал свои пьесы «Добрячок» (1768) и «Она смиряется, чтобы победить, или Ошибки одной ночи» (1773). Стерн развивает целую теорию «конька» (причуды, прихоти), исходя из нее и в эксцентрически-свободной композиции своих книг и в обрисовке гротескных характеров.
Многие сентименталисты (например, Томсон, молодой Грей, Голдсмит и даже Стерн — при всей экстравагантности его повествовательных новшеств) в сущности способствовали развитию и обогащению просветительского реализма. Но вместе с тем некоторыми своими сторонами эстетика сентименталистов, с ее субъективизмом, принципом раскованности индивидуального сознания, критикой рационализма и т. п., расчищала дорогу и предромантизму. В этом смысле характерна судьба Юнга и Стерна, чье наследие как в Англии, так и на континенте Европы оказало большое воздействие на предромантизм, на писателей-романтиков.