История вторая: Самый маленький офицер
Шрифт:
Вот упёртый бык… «Быковник», — вспомнил второе прозвище Кондрата Заболотин. Растение такое, мать звала его всегда почему-то лампадочником. А ещё этот цветок звался… нет, не вспомнить так просто. К тому же Кондрату подходит именно Быковник — от слова «бык».
— Он не обуза, Кондрат. Спроси у Краюхи, который Лёха. Снайперу бы обуза точно по душе не пришлась, верно? — капитан решил не сдаваться.
— А ещё вы можете просто мне приказать, знаю, — отмахнулся разведчик. — Да пожалуйста, я его возьму!.. И пристрелю, если он хоть в чём-то поставит разведгруппу под угрозу.
— Он не поставит! — горячо возразил Заболотин.
— Можете потом на меня в трибунал подать, как хотите, — Кондрат отвернулся. Казалось, он предпочитает отвечать не на слова собеседника, а на мысли.
— Разве так можно? — осторожно подал голос Кром. — Не слишком ли вы жестоки, господин прапорщик?
— Может быть, жёсток, не более, — ответил сиплый и ровный голос из темноты. Разведчик умел буквально растворяться в ночном сумраке. Три шага прочь — и было даже непонятно, продолжает ли он стоять рядом или уже ушёл.
Заболотин помолчал, глядя туда, где до этого стоял Кондрат. Да, характер у разведчика был не сахар, но человеком и офицером Кондрат всегда был надёжным. Капитан ни на секунду не жалел, что обратился к нему с этой просьбой, только вот ответ получен был двояким. Это было да или нет?
— Быковник, — проворчал Вадим недовольно. — Селиван.
Ну конечно, вспомнил вдруг Заболотин. От этого, третьего, названия цветка всё и пошло. Силуан или, в просторечье, Селиван Игоревич Кондратьев от цветка-«селивана» прозвище и получил. Тут становится понятно и его раздражение, когда Кром начал перебирать имена на «Си», ведь его собственное имя входило в их число.
— Знаешь, Жор, плюнь ты на всё, — вздохнул Кром. — Дай Индейцу своему какую-нибудь звучную фамилию и на этом успокойся. А имя ещё успеет родиться.
— Звучную… — фыркнул Заболотин, вспоминая наставления Военкора: «Ты, главное, ему фамилию русскую дай…»
— Знаешь, да хоть Бородин! То что надо для будущего офицера!
— Хорошо хоть, не Суворова предложил, — вновь раздался из темноты знакомый сиплый голос. — К слову, имя можно и от второго прозвища образовывать. Хотя бы одну букву учесть.
— Си… И… Исидор, — немедленно откликнулся Вадим.
— Иосия, — сипло фыркнула темнота.
— Иосиф, — не удержался Заболотин. — Но это уже перебор. Имя в честь Великого князя и фамилия в честь Бородинского сражения!
— Это пожалуй, — согласилась темнота и чуть слышно рассмеялась. — Как только он в списке солдат нашего батальона появится — жду его к себе.
— … Чтобы пристрелить? — съязвил Кром, но темнота ответила смешком и, кажется, лёгкими удаляющимися шагами.
Вадим посмотрел в направлении, в котором, по его мнению, ушёл Кондрат и с чувством произнёс:
— Быковник. Зараза.
— Спокойнее, Кром, — несколько скованно усмехнулся Заболотин, стараясь себя убедить, что изначально был готов к такому исходу.
— У него манеры просто ни к… навке, — по бытующей в армии привычке, Вадим ругался на местный манер.
— А у кого они образцовые? Вспомни, как порою Сивка выражается.
— Но ведь возникло ощущение, что он правду сказал! — пожалуй, именно это пришлось меньше всего по душе Крому. — Этот твой прапор-разведчик. Что пристрелит!
— В этом весь Кондрат. Он жизнь отдаст за судьбу разведгруппы, и не обязательно свою. Как он сказал, выбор между уничтожением одного человека и всего отряда заранее неравноценен, — Заболотин вздохнул и медленно пошёл к палатке. — Но на самом деле, Сивка не так несносен, как Кондрат опасается. И не подведёт, я могу слово дать!
— И головой поручиться?
— А что, не веришь?
— Да не, глупый вопрос, — Вадим шёл рядом, изредка бросая взгляд на небо, но оно было сними и девственно чистым. Ни единой тени бомбардировщика. Только вдалеке изредка разносился басовитый гром, словно Илья-пророк на огненной колеснице разъезжал по тучам, подпрыгивая на ухабах. Но то была не гроза, а размеренная работа артиллерии.
— Ладно, — поравнявшись со своей палаткой, остановился Заболотин. — Удачи, Кром.
— И тебе, «Дядька»! — подмигнул Вадим, оборачиваясь.
— У меня имя есть!
— И у меня тоже, наравне с фамилией! — и Кром ушёл.
Заболотин забрался в палатку, скинул сапоги и устроился на спальном месте. Сивка сидел на своём, терпеливо ожидая каких-нибудь слов.
— Завтра доложу в Центр о тебе, — сообщил Заболотин. — Будешь солдатом в моём батальоне?
Сивка дёрнул головой вниз, что означало согласие. Из-под всегда насупленных бровей серые глаза на секунду перестали настороженно щуриться, и взгляд пацана стал нормальным, человеческим. Детским. Как у ребёнка, которому пообещали исполнить мечту, и вот он стоит, ещё боясь поверить, поскольку раньше уже не раз обманывался. Но поверить отчаянно хочется.
— Героем, может, и не станешь, — чувствуя необходимость что-то сказать, чтобы перевалить это шаткое и тревожное равновесие, произнёс Заболотин, — но уже никто и никогда не отправит тебя в тыл просто из-за того, что ты ребёнок.
Сивка вдруг — капитан даже не заметил движения, — оказался рядом, сел, касаясь локтём, и заявил:
— Только с победой Забола!
— Ну а куда денемся, — поддержал Заболотин. — Я тебе ещё покажу Москву, столицу Империи. И это будет уже в мирное время…
Сказанное прозвучало отрывком сказки. Будет ли оно, это мирное время?
И Заболотин зачем-то спросил это вслух:
— Будет ли мирное время, Сив?
— Ну а куда ему деться, — вновь утвердительно дёрнул головой мальчишка. — Будет. И у меня… — он помедлил, собираясь с силами, чтобы поделиться самой тайной своей мечтой, в которой и себе редко признавался, — у меня будет фамилия, настоящая, а не как сейчас — Сивый.