История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6
Шрифт:
— Я буду от этого в отчаянии; но если ты откажешься понтировать, ты не потеряешь, несмотря на то, что ты допускаешь, чтобы тебя обворовывали.
— Поверь мне, я позволяю себя обкрадывать только дамам. Ты ведь тоже принимала пароли в этой компании.
— Это правда, но не так, как это делали графини, и мне было досадно, потому что они могли подумать, что ты их любишь. После твоего ухода маркиз де Сен-Морис сказал, что ты ни за что не должен был предлагать англичанину уйти на восьми картах, потому что, если бы он выиграл, он мог подумать, что ты все знаешь.
— Скажи г-ну де Сен-Морис, что человек чести не может допускать таких подозрений, и к тому же, зная
Когда мы спустились к столу, нам захлопали. У красавицы Z был вид, как будто она ведет меня на поводке, и мое поведение было из самых скромных. Никто после обеда не осмеливался предложить мне составить банк — все были на мели относительно денег. Затеяли игру в тридцать-сорок, которая длилась весь день. Я проиграл всего двадцатку луи. К вечеру я ускользнул и, зайдя к себе, чтобы известить Ледюка, что во время моего пребывания в Эксе он не должен покидать моей комнаты, я пустился к дому, где эта несчастная должна была в беспокойстве дожидаться моего появления; но, несмотря на темноту, мне показалось, что кто-то за мной следует. Я остановился, меня обошли. Парой минут позже я пошел вновь своей дорогой, и вижу те же две фигуры, которые я бы ни за что не разглядел, если бы они не замедлили шаг. Это могло быть случайностью; я сошел со своего пути, не теряя ориентировки, с тем, чтобы вернуться на дорогу, когда буду уверен, что за мной не следят. Но мое подозрение перешло в уверенность, когда я увидел на некотором расстоянии два призрака; я остановился за деревом и разрядил в воздух один из моих пистолетов. Минутой позже, не видя больше никого, я направился к дому крестьянки, зайдя сначала к фонтану, чтобы убедиться, что не сбился с дороги.
Я вхожу обычным путем и вижу монахиню в кровати, при свете двух свечей, стоящих на маленьком столике.
— Вы больны, мадам?
— Я чувствую себя хорошо, слава богу, после того, как в два часа утра разрешилась мальчиком, которого моя добрая хозяйка унесла, бог знает, куда. Святая Дева вняла моим молитвам. Единственное, что во время родов и четверть часа спустя я еще чихала. Скажите мне, вы ангел или человек, потому что я боюсь, что грешу, вас обожая.
— Вы сообщили мне новость, которая переполняет меня удовлетворением. А ваша послушница?
— Она еще дышит, но мы не надеемся, что она сможет избежать смерти. Она обезображена. Мы совершили большое преступление.
— Бог вам простит. Молитесь вечному Проведению.
— Эта крестьянка уверена, что вы ангел. Это ваш порошок заставил меня родить. Я вас никогда не забуду, при том не зная, кто вы.
Поднялась крестьянка, и, поблагодарив ее за заботы, которые она проявила, помогая родам доброй монахини, я еще раз посоветовал обласкать священника, которого она вызовет, когда послушница перестанет дышать, чтобы избежать подозрений по поводу причины ее смерти. Она заверила меня, что все будет хорошо, что никто не знает ни того, что послушница заболела, ни того, отчего это произошло. Мадам не выходила из постели. Крестьянка сказала, что лично отнесла новорожденного в Аннеси, и что она закупила все, что может понадобиться, заранее до наступления событий. Она сказала, что ее брат уехал накануне и вернется только через неделю, и поэтому нам нечего опасаться. Я дал ей еще десять луи, попросив купить кое-какую мебель и подыскать чего-нибудь мне поесть назавтра; она сказала, что у нее еще осталось сколько-то денег, но когда она услышала, что все, что останется из денег — для нее, я подумал, что она сойдет с ума от счастья. Видя, что мое присутствие беспокоит роженицу, я оставил ее, пообещав навестить завтра.
Мне не терпелось выйти из этого щекотливого дела, но я не мог торжествовать победу до тех пор, пока послушница не будет
Я нашел назавтра шевалье Z в комнате жены, рассматривающим с ней прекрасные часы, которые он ей купил. Он радовался в моем присутствии ее способности удержать меня в Эксе. Это был один из тех мужчин, кто готов скорее сойти за рогоносца, чем за дурака. Я оставил его, чтобы пойти к водам с его женой, которая дорогой сказала мне, что будет одна завтра, и что она больше не любопытствует по поводу моей прогулки в восемь часов.
— Это, стало быть, вы направили преследователей за мной?
— Да, я, чтобы посмеяться, потому что там нет ничего, кроме гор. Но я не знала, что ты такой злой. По счастью, твой выстрел оказался промахом.
— Дорогой друг, я выстрелил в воздух, потому что достаточно страха, чтобы наставить любопытных.
— Так что больше тебя не преследовали.
— А если бы они продолжали следовать за мной, я, возможно, оставил бы их в покое, так как моя прогулка была вполне невинна. Я всегда дома в десять часов.
Мы были еще за столом, когда увидели прибывшую берлину, запряженную шестеркой лошадей, и сходящих с нее маркиза де Прие, шевалье де Сен-Луи и двух очаровательных дам, из которых одна, как сказала мне м-м Z, — любовница маркиза. Ставят четыре куверта, весь народ снова усаживается за стол, и в ожидании, пока обслужат, рассказывают вновь прибывшим всю историю с моим банком и с появлением англичан. Маркиз меня поздравляет, говоря, что не думал застать меня еще в Эксе, и м-м Z говорит, что я бы уехал, если бы она мне не помешала. Привыкший к ее легкомысленности, я с этим соглашаюсь. Он говорит, что составит для меня небольшой банчок после обеда, и я соглашаюсь. Он организует его из сотни луи, и я играю, потеряв эту сумму в двух тальях, затем поднимаюсь и направляюсь к себе, чтобы ответить на некоторые письма. С наступлением ночи я направляюсь к монахине.
— Послушница мертва, месье, ее предадут земле завтра, завтра же мы должны вернуться в наш монастырь. Вот письмо, которое я пишу аббатисе. Она отправит мне другую послушницу, если только не велит возвратиться в монастырь с этой крестьянкой.
— Что сказал священник?
— Он сказал, что она умерла вследствие летаргии, произошедшей от ее мозга, погрузившегося в жидкость, что должно было вызвать у нее тяжелый апоплексический удар. Я хотела бы заказать у него пятнадцать месс, вы мне позволите?
— Вы вольны поступать, как хотите.
Я предупредил крестьянку, что мессы следует заказать в Аннеси, и сказать священнику, что он должен служить их соответственно пожеланию персоны, которая отправила пятнадцать пожертвований. Она обещала это сделать. Она сказала, что умершая выглядела ужасно, и что она наняла двух сиделок, чтобы не явились ведьмы, которые могут под видом кошек попытаться выкрасть какие-нибудь ее члены.
— Скажите мне, кто продал вам лауданум?
— Мне продала его очень порядочная акушерка. Мы использовали его, чтобы заставить спать несчастную, когда у мадам начались родовые схватки.
— Когда вы передавали ребенка в больницу, вас кто-нибудь узнал?
— Не бойтесь. Я оставила его у входной башни, так, что никто меня не видел, с запиской, что он не крещен. Погребение стоит шесть франков, которые кюре охотно заплатит, потому что, господи его прости, мы дали ему два луи. Мадам сказала отдать остаток кюре, чтобы тот отслужил мессы.
— Разве мадам не могла со спокойной совестью просто дать ему два луи?
— Мадам говорит, что нет.
Она мне потом сказала, что у них было только по десять савойских су в день на каждую и что они не могли потратить ни су без ведома аббатиссы, под страхом отлучения.