История живописца
Шрифт:
– Оборудование? - переспросил художник. - Краски и кисти?
– Ну да, Игорь, и все остальное!
– Холсты?
– И не только. Пошли со мной.
Художник был рад, что кто-то зовет его куда-то идти, может быть, там будет сухо и тепло, может быть, этот неизвестный старый товарищ даст поесть и (чем черт не шутит) оставит ночевать где-нибудь под крышей?
Взять с меня нечего, думал несчастный, и вдруг это просто какой-нибудь вор, в котором внезапно проснулась совесть и захотелось сделать
Так думал он про себя, сидя перед неизвестным другом, а тот тем временем сказал:
– Так идем?
Однако художнику было неудобно соглашаться вот так, сразу, с первым попавшимся предложением. И он сказал:
– Да я вообще-то не знаю... Я в целом спешу.
– Спешишь? - нетерпеливо воскликнул Старый Товарищ и даже заплясал на месте от возмущения. - Спешишь куда? - заорал он, и из его рта повалил пар, а может, и дым.
– Я очень спешу... Извини, друг... Я не знал...
– Тебе некуда спешить! - радостно воскликнул Старый Товарищ. - Ты что, забыл меня? Я же Извося! Помнишь? Я в школе отнимал еще у тебя деньги!
Художник сразу его узнал, этого жуткого гада Извосю, который, будучи старше на два класса, отбирал у него деньги, карандаши и ластики.
– Тебе некуда спешить! - кричал этот Извося. - Ты же бездомный! Я был в твоей старой квартире и все знаю! Я тебя искал! Адик обманул беднягу, а? - Тут Извося захохотал, и опять изо рта его повалил пар (было очень холодно и сыро). - И под лестницей у тебя уже живут!
– Я спешу... - был ответ.
Пар и туман заволокли лицо Извоси, и оно стало как-то расплываться.
"Ну, - подумал художник, - я от голода схожу с ума".
– Ты, - прокричал Извося уже откуда-то издали, - хорошо, оставайся. Каждый сам себе злобный дурак!
И он растаял в вечерней мгле.
"Это я уже точно сошел с ума", - подумал художник и поднялся, чтобы идти дальше.
И тут он разглядел дом, на крыльце которого сидел. Там не было окон и дверей, в подъезде росло маленькое дерево, а пол давно искрошился.
Наш бродяжка вошел в дом, увидел там в углу старый диван и заснул, наконец-то на мягком.
Утром, правда, его вырвал из сладких снов грохот.
Какой-то механизм виднелся в окне, он рычал и разбивал стену.
И едва ночующий выскочил из дома, как крыша обрушилась.
Художник вздрогнул от холода и пошел прочь.
Однако вскоре его догнал какой-то незнакомый человек и сказал, запыхавшись и пританцовывая от спешки:
– Это ваше?
И протянул ему холст, натянутый на подрамник, со словами:
– Это лежало там, в вашей комнате.
Художник застеснялся сказать "да, это мое" про чужую вещь и пожал плечами:
– Нет, это не моя была комната и не мой холст.
И он пошел дальше, но, пройдя какое-то расстояние, все-таки обернулся.
Под бетонной оградой на земле лежал одинокий белый холст, а около него стоял фанерный чемоданчик - явно складной мольберт для рисования.
Причем ограда уже почти висела над этим богатством, еще минута, и она тоже должна была рухнуть. Художник не выдержал, подбежал, схватил холст и мольберт и отскочил в сторону.
В ту же секунду бетонный забор упал.
Новый владелец холста и мольберта стоял, прижимая к себе чужие сокровища.
Он с детства помнил Извосю, вора и негодяя, из-за которого голодал все школьные годы, и поэтому никогда в жизни не стал бы брать у него ничего - он вообще никогда не брал чужое.
Но тут был особый случай, можно считать, что ему пришлось спасти от уничтожения чьи-то ценные вещи.
Надо было отнести их в какое-то бюро находок.
И художник поволок довольно тяжелый мольберт (скорее всего, в нем лежали кисти и краски). Холст пришлось нести под мышкой.
Но тут путнику встретилась резвая старушка с пухлым смеющимся лицом. Художник спросил ее:
– Вы не знаете, кто жил в этом доме?
– Там жил рисовальщик, он заключил контракт на рисование портрета своего старого товарища, уже выполнил работу, но тут вдруг погиб, а родни не было. И что здесь началось! Понаехало машин! Выставили охрану! Нам, бедным людям, ничего не досталось, все разобрали богачи!
– Возьмите это, - предложил художник и протянул старушке свои сокровища.
– Да ну, - сказала она, - я уже набрала себе в том доме барахла, кисточек, красочек, холста два рулона, за это на базаре никто ломаной копейки не дал. Пришлось так и выкинуть. Никому не нужно. Теперь все художники обходятся без этого. Рисуют пульверизатором, что ли. Даже цветную клизму себе ставят и этим добром льют на холст. А кисточки-шмисточки уже устарели. Мне объясняли.
Какая-то особенно знающая и веселая была та старушка и от веселья приплясывала на месте.
И быстро исчезла за углом.
Тут же художник помчался на любимое место у булочной. Его глазам предстала обычная картина: золотые батоны плыли в руках, в пакетах и сумках из дверей булочной, а вдали сияло бирюзовое небо - почему-то дождь кончился и стало опять тепло, - и громоздились розовые, зеленые и желтые дома, а также стоял маленький храм с серебряной крышей. К булочной, хромая, приближалась старушка в оранжевом халате.
Художник установил мольберт и заработал как фонтан, кисти так и мелькали в его руках, и холст очень быстро засиял, загорелся, прохожие в удивлении останавливались и говорили "хлеб не похож" или "небо не такое", то есть пошли знакомые, привычные дела.