История
Шрифт:
Марсианский ученый достал из кармана потрепанный блокнот и начал неторопливо заполнять его каракулями. Он не обращал ни малейшего внимания на взволнованные перешептывания, встретившие его появление, на обрывки возбужденных разговоров, повисшие в воздухе.
Но, потирая пушистый лоб обратным концом карандаша, он наткнулся на внимательный взгляд человека, сидящего рядом. Уллен рассеянно улыбнулся и вернулся к записям.
– Вы ведь марсианин, верно?
– заговорил сосед торопливым, свистящим голосом.
– Не скажу,
– Тумаю, ненависть никокта не товетет то топра, - мягко перебил его Уллен.
– Эта война - серьесная неприятность... очень серьесная. Она мешает моей рапоте, и вам, семлянам, слетует её прекратить. Или я не прав?
– Можем поклясться своей шкурой, что мы её прекратим, - последовал выразительный ответ.
– Вот треснем по их планете, чтобы её наружу вывернуло... и всех поганых венерят вместе с ней.
– Вы сопираетесь атаковать их корота, как и они ваши?
– Марсианин совсем по-совиному задумчиво похлопал глазами.
– Вы тумаете, что так путет лучше?
– Да, черт побери, именно так...
– Но послушайте.
– Уллен постучал костистыми пальцами по ладони.
– Не проще ли пыло пы снаптить все корапли тесориентирующим орушием?.. Или вам так не кашется? Наверное, потому, что у них, у венериан, есть экраны?
– О каком это оружии вы говорите? Уллен детально обдумал вопрос.
– Полакаю, что тля нево у вас существует свое насвание... но я никокта ничево не понимал в орушии. На Марсе мы насываем ево "скелийнкпек", что в перевоте на английский осначает "тесориентирующее орушие". Теперь вы меня понимаете?
Он не получил ответа, если не считать недовольного угрюмого бормотания. Землянин отодвинулся от своего соседа и нервно уставился на противоположную стену. Уллен понял свою неудачу и устало повел плечом:
– Это не ис-са тово, что я утеляю всему происхотящему слишком мало внимания. Просто ис-са войны всекта слишком мноко хлопот. Стоило пы её прекратить.
– Он вздохнул.
– Но я отвлекся!
Его карандаш вновь пустился было в путь по лежащему на коленях блокноту, но Уллен снова поднял глаза:
– Простите, вы не напомните мне насвание страны, в которой скончался Китлер? Эти ваши семные насвания порой так слошны. Кашется, оно начинается на "М".
Его сосед, не скрывая изумления, вскочил и отошел подальше. Уллен неодобрительно и недоуменно проследил за ним взглядом.
И тут прозвучал сигнал отбоя.
– Ах та!
– пробормотал Уллен.
– Матакаскар! Веть очень простое насвание.
Теперь мундир на Джонни Брюстере уже не выглядел с иголочки. Как и должно быть у бывалого солдата, по плечам и вдоль воротника намертво залегли складки, а локти и колени лоснились.
Уллен пробежался пальцами вдоль жутковатого шрама, шедшего вдоль всего правого предплечья Джонни.
– Тшонни, теперь не польно?
– Пустяки! Царапина! Я добрался до того венеряка, который это сделал. От него осталась лишь царапина на лунной поверхности.
– Ты сколько пыл в коспитале, Тшонни?
– Неделю!
Он закурил и присел на край стола, смахнув часть бумаг марсианина.
– Остаток отпуска мне следовало бы провести с семьей, но, как видишь, я выкроил время навестить тебя.
Он подался вперед и нежно провел рукой по жесткой щеке марсианина.
– Ты так и не скажешь, что рад меня видеть? Уллен протер очки и внимательно поглядел на землянина.
– Но, Тшонни, неушели ты настолько сомневаешься, что я рат тепя витеть, что не поверишь то тех пор, пока я не выскашу это словами?
– Он помолчал.
– Нато путет стелать об этом пометку. Вам, простотушным семлянам, всекта неопхотимо вслух ислакать трук перет труком такие очевитные вещи, а иначе вы ни во что не верите. У нас на Марсе...
Говоря это, он методично протирал стекла. Наконец он вновь водрузил очки на нос.
– Тшонни, расве у семлян нет "тесориентирующего орушия"? Я поснакомился во время налета с отним человеком в упешище, и он не мок понять, о чем я коворю.
Джонни нахмурился:
– Я тоже не понимаю, о чем ты. Почему ты спрашиваешь об этом?
– Потому что мне кашется странным, что вы с таким трутом поретесь с этим венерианским наротом, токта как у них, похоше, вовсе нет экранов, чтопы вам противотействовать. Тшонни, я хочу, чтопы война поскорее кончилась. Она мне постоянно мешает, все время прихотится прерывать рапоту и итги в упешище.
– Погоди-ка, Уллен. Не торопись. Что это за оружие? Дезинтегратор? Что ты об этом знаешь?
– Я о таких телах я воопще ничево не снаю. Я полакал, что ты снаешь, потому и спросил, У нас на Марсе в наших исторических хрониках коворится, что такое орушие применялось в наших тревних войнах. Мы теперь в орущий совсем не распираемся. Моку только скасать, что оно пыло простым, потому что противная сторона всекта что-нипуть применяла тля сащиты, и токта все опять становилось так ше, как пыло... Тшонни, тепе не покашется сатрутнительным спуститься со стола и отыскать "Начало космических путешествий" Хиккинпоттема?
Джонни сжал кулаки и бессильно потряс ими:
– Уллен, чертов марсианский педант... неужели ты не понимаешь, насколько это важно? Ведь Земля воюет! Воюет! Воюет! Воюет!
– Все верно, вот и прекратите воевать.
– В голосе Уллена звучало раздражение.
– На Семле нет ни мира, ни покоя. Я натеялся как слетует порапотать в пиплиотеке... Тшонни, поосторошнее. Ну, пошалуйста, ну что ты телаешь? Ты меня просто опишаешь.
– Извини, Уллен. А как ты со мной обошелся? Но мы ещё посмотрим.