Истреби в себе змею
Шрифт:
– И?
– господин директор вопросительно поднял бровь.
– В 03.42 в двухстах сорока милях от побережья произошла авиакатастрофа. В море упал пассажирский самолёт. Просто упал - камнем. Последнее сообщение с борта лайнера выглядело совершенно бредовым, а потом связь оборвалась. Радары проследили очень быстрое снижение - а попросту говоря, падение, - самолёта почти до самой поверхности океана. Что случилось на борту - неясно, поиски обломков и "чёрных ящиков" пока не дали никаких результатов. Но вот что примечательно, - воспитатель зашуршал распечатками, - вы сравните время!
– и он протянул господину
Тот быстро пробежал глазами аккуратные строчки текста и поднял глаза.
– Невероятно… Минута в минуту - таких совпадений не бывает. Лайнер начал падать сразу же после того, как наша Мэй пережгла своим мысленным импульсом электронику слежения! Господи боже мой… - прошептал господин директор, никогда не отличавшийся повышенной набожностью.
– Если эта девчонка может сбивать самолёты на расстоянии в сотни миль, то это… это… Но зачем?
Воспитатель только пожал плечами, но директор и не ждал от него ответа.
– Значит, так, - распорядился он.
– Изолировать. Немедленно. По высшей категории.
– Бункер?
– Бункер. Но обращаться с девочкой предельно осторожно и бережно - она стоит всех драгоценностей человечества! Вы меня поняли? А я сообщу в Центр - пусть решают, что с ней делать дальше.
Его подчинённый торопливо кивнул и поспешно покинул кабинет, а господин директор повторил, оставшись один и рассеянно глядя в окно:
– Господи боже мой… - И добавил, обращаясь к самому себе.
– Кто же они, эти дети-индиго, и что они нам принесут?
Голова ещё кружилась, но никаких других неприятных ощущений не было.
Мэй помнила сладковато-удушливую волну, затопившую её с головой, как только она вошла в свою комнату, потом был тёмный провал, а потом - потом она очнулась. Уже здесь, в этой залитой неярким светом комнате без окон, но с диваном, столом, двумя мягкими креслами и выгородкой санблока в углу.
Она отнюдь не собиралась биться в истерике - наоборот, её сознание работало чётко и спокойно. "Аппаратура отметила мой мыслекрик, - размышляла девочка, - и воспитатели встревожились. Из этого в первую очередь следует, что мой сон вовсе не был сном, и что я действительно сделала то, что сделала. И перетрусившие экспериментаторы упрятали меня сюда".
Мэй привычно потянулась трепещущими нитями сознания к окружавшему её миру и тут же отдёрнулась, словно от ожога. Всю комнату окутывало покрывало мощного силового поля - теперь Мэй видела это поле, похожее на плотную серебристую паутину. И ей, Мэй, не выйти отсюда, пока это поле активно. Стоит только окунуться в серебряные нити, как она потеряет сознание - если не хуже. Через поле не пройти, и даже мысль сквозь него не пробьётся. Хотя… Хотя это мы ещё посмотрим - поле-то не сплошное (по крайней мере, таким оно выглядит). А раз так, то можно попробовать отыскать какую-нибудь узенькую щёлочку… Ничего, что через щёлку не пролезть - она ведь не мышка, - зато она сможет…
"Надо позвать Хайка, - назойливо стучало в голове девочки, - надо позвать Хайка". Она даже не задумывалась, чем он сможет ей помочь (и сможет ли вообще хоть что-нибудь сделать) - Мэй просто хотела услышать голос друга.
У неё никогда не было друзей, и никогда она не испытывала ни к кому искренней привязанности. Дети откровенно побаивались и недолюбливали Мэй, а родители… И вдруг этот кареглазый
И Мэй начала осторожно и терпеливо отыскивать заветную щёлочку в серебряной паутине. Несколько раз она обжигалась, морщилась, шипела от боли (интересно, что об этом подумали наблюдающие за ней стражи?
– в том, что за ней непрерывно следят, Мэй не сомневалась), но упорно не оставляла своих настойчивых попыток. И в конце концов, у неё получилось. Хайк не ответил, однако Мэй была уверена - друг её услышал. Она не смогла бы объяснить, откуда у неё такая уверенность, - она просто знала, что это именно так. А раз так, то теперь всё будет хорошо - непременно.
С этими мыслями она залезла с ногами на диван, свернулась калачиком и незаметно уснула - сказалось напряжение, в котором девочка пребывала все последние сутки.
Проснулась Мэй от ощущения тревоги и сумятицы, охватившей всё вокруг. В Приюте явно что-то происходило, хотя сюда, в эту таинственную комнату, не доносилось ни звука. Поняв это, девочка сосредоточилась и стала ждать - ждать того, что вот-вот произойдёт.
Дежурный у главной двери был внимателен и собран. Его предшественника сняли с поста за непонятную халатность - он зачем-то по собственной инициативе отпер входную дверь, и в эту дверь выскользнул один из воспитанников, странным образом незамеченный до этого системами наблюдения Приюта. Охранник отнюдь не собирался повторять ошибку своего предшественника, - догадываясь, каким будет наказание, - и относился к своим обязанностям предельно добросовестно. Но дежурный не мог и предположить, что никакая добросовестность ему уже не поможет.
Толстенная входная дверь на глазах у изумлённого охранника вспучилась, потекла, и прямо в лицо человеку в стеклянном кубе устремился поток рычащего красного пламени - бронестекло не стало серьёзной преградой этой яростной огненной лавине.
С десяток неясных размытых силуэтов разом возникли в холле, молниеносно миновав светящиеся вишнёвым раскалённые ошмётки, оставшиеся от входной двери. Ворвавшиеся двигались с нечеловеческой быстротой, и их скользящий бег по коридорам и лестницам Приюта сопровождался вереницами ярких вспышек - таинственные пришельцы без промаха (правда, непонятно из чего) расстреливали видеокамеры и сенсоры, безошибочно находя их в стенах и межэтажных перекрытиях.
Нападение, в отличие от бегства Хайка, не прошло незамеченным, однако все попытки персонала оказать хоть какое-то сопротивление оказались тщетными. Зацепить выстрелом кого-нибудь из этих людей - или не людей?
– никак не удавалось, а когда господин директор решился запустить на полную мощность все свои "глушилки", было уже поздно. Он не успел дотянуться до кнопки активации генераторов - энергетический удар одного из нападавших разнёс тело господина директора, расплескав его хрупкую человеческую плоть по стенам его собственного кабинета.