Истребитель снайперов
Шрифт:
— Какие «вилы»? — передразнил смотрящего старик и, как фокусник из воздуха, извлек пачку газет и швырнул на стол. — Вот, полюбуйся, обширное журналистское расследование о русской мафии в Нидерландах.
— Тоже мне новость, — скривился в кислой ухмылке Бушлат. — Да они каждые полгода об этом пишут.
— Только в этот раз они, — старик сделал ударение на последнем слове, — не абстрактно написали о мифической мафии, а конкретно… Смотрящий в Амстердаме вор в законе Бушлат. Русская мафия под его руководством промышляет рэкетом, заказными убийствами, контрабандой
— Я сотру его в порошок. — Бушлат в гневе стукнул кулаком по столу, но на гостя это не произвело никакого впечатления.
— Поздно, — проскрипел Граф. — Да и братве не понравилось, что ты приказал мочнуть Арийца. Он был таким же законником, как и ты. В общем, решено сходкой дать тебе по ушам.
Это был смертный приговор. Старик, тяжело опираясь на трость, поднялся и громко, насколько позволяли ему легкие, крикнул:
— Примак!
В кабинет вошел двухметровый верзила с лицом питекантропа, поигрывая удавкой из толстой капроновой лески.
Бушлат сидел, безвольно опустив руки, тупо уставившись в одну точку, и даже не пытался сопротивляться…
…Поздно вечером с террасы самого фешенебельного ресторана Амстердама «Король Густав» открывался великолепный вид на порт, где на черной глади воды сотнями цветов играли лучи десятков торговых судов.
Граф сидел, откинувшись на мягкую спинку велюрового дивана, любовался этими огнями. Неожиданно он встрепенулся и перевел взгляд на сидящего напротив Примака.
Облаченный в черный смокинг верзила уже не походил на первобытного человека. Держа между пальцами правой руки пузатый бокал, он смаковал дорогой коньяк.
— С чего думаешь начать? — наконец нарушил молчание Граф, обращаясь к новому смотрящему.
— Для начала прижать к ногтю всех этих щелкоперов, чтобы думали, что и о ком писать, — плотоядно улыбнулся Примак.
— Выбрось эту дурь из головы, это тебе не в России журналюг мочить. Они тебе живо устроят рекламу с комментариями. Пример уже есть.
— Так, может, найти Шатуна и наказать? Сколько он здесь братве подлянок наделал? Неплохо было бы и ответить.
— Один уже его наказывал и сколько косяков упорол? Оставь косолапого в покое. Если будет крутиться в наших «темах», то рано или поздно сам подставится, вот тогда его и кончим. А пока буря не минет, лежи тихо, зарывшись в ил. Понял?
Примак кивнул, и Граф понял, что выбор смотрящего сделан правильный. Этот никакой отсебятиной заниматься не будет и против братвы никогда не попрет.
— Так с чего мне начинать? — не понял своей задачи новый положенец далекой воровской вотчины.
— Начни со строительства фабрики собачьих консервов, — иронично проскрипел Граф, — чтобы трупами море не поганить и лишний раз не подставляться.
Часть 2
Глава 1 Поговорим, брат
Выпавший первый снег недолго пролежал на улицах Москвы. Ударившие декабрьские морозы неожиданно отступили, превращая белый пушистый снег в грязную талую воду, хлюпающую под ногами москвичей.
Кладбищенская земля, пропитанная влагой, превратилась в густой вязкий кисель, налипающий на подошвы ботинок.
Курсанты Академии ФСБ, едва передвигая ноги, несли полированный гроб, за ними нестройной вереницей с венками в руках двигались родственники, друзья, коллеги по службе. Замыкали шествие музыканты и бойцы почетного караула.
Параллельно траурной процессии в стороне шел молодой человек в длинном черном пальто, с четырьмя ярко-красными гвоздиками. Он остановился в полусотне метров от свежевыкопанной могилы и, сложив внизу живота руки в тонких черных лайковых перчатках, с бесстрастным видом наблюдал за сценой прощания. В основной массе среди мужчин в военной форме преобладали синие околыши офицеров госбезопасности, хотя были и офицеры армии.
Церемония прощания не затянулась надолго, после коротких речей коллег по службе и близких гроб под траурную музыку и прощальный салют опустили в землю.
После того как возле тяжелого дубового креста вырос холм свежей земли, присутствующие стали укладывать вокруг могилы венки. Затем, тихо переговариваясь, процессия скорбящих двинулась к главному выходу.
Молодой человек дождался, когда все скрылись из виду, и медленно подошел к свежей могиле.
Гвоздики он положил среди венков, несколько минут молча постоял над могилой, склонив голову, потом снял перчатку с левой руки и протянул ее к черной, расписанной золотом траурной ленте с надписью: «Григорию от братьев. Помним, скорбим, отомстим».
Расправив ленту, его пальцы скользнули вверх к колючим лапам хвои, переплетенным с желтыми головками голландских роз. В одном из бутонов виднелась кем-то воткнутая гильза, поблескивающая медью пробитого капсюля. Большой и указательный пальцы, ухватив металлический предмет, вытащили его наружу.
Винтовочная гильза была обычной бутылочной формы, только вместо остроконечной пули был вставлен миниатюрный бумажный пыж.
Твердый ноготь легко сковырнул самодельную заглушку. Несколько раз взмахнув гильзой, мужчина вытряхнул на черную перчатку трубочку свернутой записки.
Развернув листок, он несколько секунд вглядывался в мелкие буквы текста. «Сегодня в восемь вечера на нашем месте…» Больше ничего, ни подписи, никаких сведений. Для постороннего человека эта фраза не означала ничего, но мужчина был именно тем, кому послание адресовалось.
Щелчком отправив гильзу в сторону громоздящихся ровными рядами крестов и обелисков, он поджег записку одноразовой зажигалкой и, дождавшись, когда узкая полоска бумаги превратится в пепел, растер его в прах, отряхнул руки и, не оглядываясь, направился к выходу.