Истребитель зверья
Шрифт:
— Ты выглядишь весьма озабоченным, — прибавил Энрик. — Что тебя гложет?
Голос брата звучит обеспокоенно. В какой–то мере это по–настоящему трогательно. «Сейчас нужно быть безжалостным, — твердил себе Виллем. — Нельзя позволить себе проявление чувств. Или он, или ты». О таких вещах легко думать, когда имеешь дело с незнакомцами или соперниками по службе Тзинчу. Теперь же это куда труднее. В конце концов, это его брат — человек, которого он знал дольше, чем кого–либо, который рос вместе с ним, с которым он играл в детстве. Тот, кто знал Виллема в прежние времена, до того как он запутался в тенёта Тёмных богов и их последователей, во времена, когда жизнь
— Ты помнишь, мы были мальчишками и старый Борис обучал нас владению мечом?
— Это то самое важное дело, о котором ты хотел со мной поговорить? — мягко поинтересовался Энрик.
В его голосе не было раздражения, лишь удивление и толика нежности. Эта его сторона не была заметна большинству людей, которые видели в нём лишь холодного и высокомерного князя. «Он такой же человек, — подумал Виллем, — и лишь я в действительности знаю это». Этому человеку Виллем преданно служил многие годы, и как бы то ни было, даже теперь, после присоединения к культу Изменяющего Пути, он полагал, что не вся та преданность была притворной. Когда он прикончит убийц князя, некоторым образом это станет подлинным возмездием скорбящего брата.
Он действительно будет скучать по Энрику и в глубине души по–настоящему сожалеть, что события привели к такому исходу. Однако его брату, в любом случае, никак не пережить несколько последующих дней. Арек Коготь Демона и его орда, несомненно, возьмут город, и его брат погибнет вместе со своим войском. В некотором смысле, Виллем оказывает брату услугу, позаботившись о том, чтобы тот не дожил до кровавого рассвета.
«Довольно притворства, — заявил он себе. — Твой брат должен умереть, чтобы обеспечить тебе обретение вечной жизни из рук Великого Преобразователя. Вот так всё просто». Однако он понимал, это не так. Слишком часто в прошлом он жалел о своём решении присоединиться к хаоситам, и хотел бы обладать достаточной смелостью, чтобы бросить их, невзирая на последствия. Виллем был уверен, что когда дело дойдёт до суда Тзинча над ним, от бога это не скроется и будет свидетельствовать против него. Не обладает он жестокостью и напором, чтобы преуспеть у Владыки Перемен. Он проклят независимо от того, какой выбор сделает. Не может он свернуть с выбранного пути, дальнейшее продвижение по которому также ведёт к гибели. Виллем покачал головой и вздохнул.
— А ты вообще собираешься посвятить меня в эту великую тайну, которую скрываешь? — беспечно поинтересовался Энрик.
Это была, разумеется, шутка, однако Виллем внезапно ощутил убийственную потребность сознаться во всём, полностью раскрыть брату ту великую тайну, что хранит. Он не хотел ни каяться, ни молить о прощении, он даже на понимание не рассчитывал. Виллем попросту устал, придавленный грузом своих запретных знаний. Он хотел покончить с этой тайной и выйти из дела.
Она больше не давала ему чувства превосходства на толпой обывателей. Она больше не давала ему ощущения принадлежности к избранной элите. Она лишь смертельно его утомила.
— В последнее время я часто думал о них, об уроках фехтования, — произнёс он, чтобы хоть как–то прервать молчание.
Сколько ещё осталось до ниш? Десять шагов? Пятнадцать? Было трудно определить точно.
— Я вспоминаю о том, как потерял самообладание, ударил тебя со спины и ранил в голову, а ты сказал Борису, что это был несчастный случай. Я так и не поблагодарил тебя за это.
— И это всё время тревожило твой разум? — спросил Энрик и рассмеялся.
Это был здоровый искренний смех, смех человека в расцвете сил. «Не слишком–то честно обрывать этот смех», — удручённо подумал Виллем. Теперь до него дошло, что ничего из сделанного им в действительности не имело значения. Он погубил многих людей без какой бы то ни было цели, приближая развязку, в которую сам никогда по–настоящему не верил, а теперь по той же самой причине обрекает на смерть собственного брата. Самое время прекратить это безумие. Только может ли он теперь остановиться? Всё зашло слишком далеко. Они уже почти возле ниш. Он был уверен, что видит тени подкарауливающих наёмных убийц. Внезапно вперёд выпрыгнул Павел.
Виллем был не совсем уверен, что толкнуло его под удар клинка наёмного убийцы: раскаяние, любовь, преданность… возможно, просто понимание, что вся жизнь его прошла неправильно, и теперь настало время искупления. Глубоко заложенный инстинкт самосохранения заставил его обнажить кинжал; он закричал: «Берегись, убийцы!», — и оттолкнул брата в сторону, опрокинув его. Внезапная острая боль в боку подсказала, что клинок Павла вонзился в тело. Несколько мгновений, и яд прикончит его. Если только…
Он обратился внутрь своего существа и обнаружил искру мистической силы, что пробудилась не так давно. Она тускло мерцала, но он инстинктивно ухватился за неё и принялся нейтрализовывать яд. Виллем понимал, что добился лишь частичного успеха, всего лишь купил себе несколько дополнительных секунд жизни, но, возможно, и этого окажется достаточно. Виллем сделал выпад в сторону Павла, но наёмный убийца оказался чересчур быстрым. Он заметил проблеск удивления на лице Павла, когда тот увидел, кто именно на него напал. Это продолжалось лишь мгновение. Каждый последователь Тзинча хорошо осведомлён, что среди них процветает предательство, и следующий кинжал может быть направлен рукой одного из союзников.
Павел среагировал незамедлительно, уклонился назад и опять ударил. Его клинок снова пронзил бок Виллема. Виллем почувствовал, как мускулистая рука охватывает шею, и осознал, что его схватил и крепко держит Ларс, пока Павел снова и снова вонзает клинок в его тело. Боль отступила. Силы покидали его. Перед глазами всё расплывалось. Наблюдая, как навстречу приближается пол, он понял, что бывшие соратники его отшвырнули. Он и не представлял, что человеческое тело способно вынести столь многое.
Оглянувшись, Виллем увидел, что брат по–прежнему лежит ничком на полу. Князь неудачно упал, когда брат оттолкнул его. Чувство досады охватило Виллема. Все его усилия пошли прахом. По несчастливой случайности он либо убил брата, либо предоставил такую возможность наёмным убийцам. Словно издали донёсся до него боевой клич, и Виллем заметил движущуюся по коридору крупную неясную фигуру. То был гном, которого он узнал — Готрек Гурниссон, истребитель.
«Какая ирония, — подумал Виллем. — Всё это время я пытался его уничтожить, а теперь молю о том, чтобы гном поспел вовремя и победил. Как, должно быть, веселятся боги!»
На глазах Виллема гном приближался к Ларсу и Павлу. Они обернулись ему навстречу, но не им было тягаться с рассвирепевшим гномом. Топор сверкнул раз, второй, и всё было кончено. Истекающие кровью останки его приятелей–сектантов кусками лежали на полу позади Виллема.
— Благодарю тебя, — попытался произнести Виллем, но не смог выдавить ни слова из–за алой струи, что хлынула из его горла.
Тьма сгустилась вокруг Виллема, и он почувствовал, как его тянет вниз, к тому, что ожидает за порогом смерти. Внизу было жарко, и всё заполнила обжигающая боль. Там ждал его Владыка Перемен.