Истребитель
Шрифт:
Взрывное устройство, установленное на самолёте, сработало вовремя. Для Никиты. А для Мисина явилось ужасным, невероятно ошеломляющим событием. Поганым из поганых! Иначе не сказать про то, какой расклад ему устроила Судьба.
Шквал огня, осколков и ударной волны вместе с дымом и оглушительным треском накрыл всех пассажиров чартерного рейса.
Самолёт через сорок секунд стал терять высоту и заваливаться на левый бок. Пробоина оказалась в задней части махины, рядом
Сразу погибли четыре человека. Двое раненых стонали на полу, рядом с раскуроченными сиденьями-креслами.
Люди сходили с ума.
Мисин, зажав голову руками, забился между рядами мест для пассажиров и мычал от контузии средней степени. Он не слышал, как орали побитые и обречённые люди, как трещал и бренчал сорванными переборками и обшивкой корпус «ЯК-40», как надрывно гудел в пикировании самолёт.
Телохранители Мисина метались по салону, кричали, ревели, ругались, как не ругались когда-либо раньше, спотыкались, заваливались на иллюминаторы, стонали.
Как, впрочем, и остальные пассажиры, которых «крёстный» взял для прикрытия, для гарантии своей жизни.
Их, последних, откровенно было жаль! Жаль Никите, который нажимал кнопку дистанционки, который провожал этих людей взглядом в последний путь ещё в аэропорту.
Хаос, царивший в салоне падающего самолёта, нельзя передать словами. Он напоминал Всемирный день Потопа, последний день Помпеи, только в десятикратном размере.
Конец этому был положен в дремучей тайге, в сорока семи километрах северо-восточнее Салыма, на границе Кеумских болот и Демьянинского массива.
И в семнадцати вёрстах от буровой скважины Р-101 с вахтой буровиков из Шумени.
Далеко от цивилизации, от людей, от Жизни!
Самолёт под углом сорок градусов врезался в болото и взорвался. И то пилоты ценой невероятных усилий смягчили падение путём выравнивания траектории пикирования.
Первыми, надо полагать, погибли самоотверженные лётчики. В салоне лайнера, треснувшего в трёх местах, две части которого уничтожились столкновением и взрывом топливных баков, образовалась кроваво-горелая каша.
Сгустки и обломки человеческих тел напоминали бифштекс с кровью, или полузапечённый фарш.
Искорёженный и изувеченный стальной лайнер разнесло на огромные куски по болоту в радиусе ста пятидесяти метров. Благодаря трясине, героическому подвигу пилотов, и какому-то сверхестественному чуду, случаю, погибли не все.
Это невероятно, но единственным целым и невредимым в авиакатастрофе оказался Мисин Сергей!
Выбравшись из-под приплюснутых полуобгорелых кресел, обломков фюзеляжа и месива изуродованных тел, он заковылял к опушке леса, чёрной стеной темнеющего в трёхстах метрах от места аварии.
Но, провалившись в окошко вонючей густой жижи, окружённое светлым влажным мхом и зелёной молодой морошкой, он заохал, лихорадочно отталкиваясь от кочек, подтянул нелёгкое тело к бугорку твёрдой на его взгляд почвы и с трудом вылез из цепких объятий болота.
Сзади, среди руин самолёта, кто-то застонал. Мисин испуганно, но в то же время обрадованно оглянулся.
Это уже был не «ЯК-40» Шуменского авиапредприятия, а гора металлолома, пластика, тряпья и взрытой земли, окутанная облаком дыма и языками огня.
Опять где-то там позвали на помощь голосом, рвущим все жилы.
Мисин не знал, точнее, сомневался, рванёт самолёт ещё или нет. Но очередной хрипящий зов сорвал его с места, положив конец сомнениям.
Ковыляя к пепелищу, Сергей Олегович отметил про себя, что у него неполадки с ногой, да и рука побаливает. Отсутствие на голове почти всех волос, опалённых огненной волной и жаром, он ещё не обнаружил. Просто чесалась и немного ныла голова.
Рука и нога, особенно правая, были сильно ушиблены.
Подобравшись к завалу, Мисин почувствовал горячее дыхание кострища. По остову лайнера сползали там-сям куски грязи, обломки его уже не отдавали белизной и чистотой обшивки: всюду чёрными пятнами обозначалась обгорелая поверхность корпуса.
Вонь жжёного пенопласта, материи, человеческого мяса и резины, а также неприятный запах болотины вызывали спазмы.
Мисин сморщился и зажал грязной рукой нос.
Глаза ел едкий дым, кожа чесалась, горло высохло и, вероятно, уже трескалось. Мозг кипел попутно с водой болота, попавшей на куски обшивки самолёта.
Кипел. Он жив! Но какой ценой! ЖИВ!!! Этому гаду не удалось покончить с ним, с НИМ, десятым членом Правления, десятым почётным гражданином города, «крёстным отцом», великим мафиози! Не удалось!
Пусть он теперь думает, что Мисин погиб! Пусть будет уверен.
А ОН будет жить и торжествовать! Наслаждаться Свободой и Жизнью!
Всё! Он ЖИВ!
Мисин брёл среди скелета бывшего уже лайнера. И увидел.
Гуньков, личный телохранитель Мисина, лежал под пылающей плитой пластика, некогда служившей перегородкой туалета и салона. Огонь начал пожирать его рваную, измятую одежду. Уже запахло плотью. Горелой плотью.
Гуньков снова застонал. Мисин молча схватил его за ноги и потянул на себя. Тело не поддалось. Рванул, прилагая все усилия. И резко вытащил охранника-амбала наружу.
Тот потерял сознание от боли. Мисин с ужасом обнаружил на парне открытый перелом плеча. Страшные раны головы и лица дополняли прискорбную отвратительную картину. Мисин узнал-то своего подручного только по когда-то светлым брюкам.
Гуньков пришёл в себя через минуту. Здоровый мужик!
Окинул шефа заплывшим оком и разлепил разбитые губы: