Истребители. Трилогия
Шрифт:
Я его не удивил, это было видно. Видимо все болячки «ЛаГГ» он знал не хуже меня.
Было видно ему приятно, что самый результативный летчик Союза летает на его машине, однако он никоим образом не показал, что мои слова его неприятно удивили.
Молоток. Хорошо держит удар.
– Я думаю, вы сами знаете что с «ЛаГГом» не так. Не так ли?
– Вы не ошиблись Вячеслов. Детских болезней у него много, – согласился со мной Лавочкин.
Уважаю. Конструктор стойко принял удар. Не знаю, может он ожидал что я буду расхваливать ястребок, но похоже своими словами я подтвердил
– Вот о них мне бы и хотелось бы поговорить. Думаю я когда-нибудь выйду из госпиталя, и мне бы хотелось сесть на НОВУЮ СЕРИЙНУЮ машину.
– Я так понимаю, Вячеслав, вы хотите мне что-то предложить? – чуть подался ко мне Лавочкин.
– Много что. Только боюсь, как бы нам дня не хватило. Товарищ сержант госбезопасности, я могу получить свой дневник? – официально обратился я к особисту.
Путилин – который присев в уголке с интересом слушал наш разговор – встал и подойдя разорвал пакет. Получив дневник в руки, я стал быстро его листать.
– Вот, – сказал я, открыв нужную страницу.
– Что это? Он немного похож на «ЛаГГ», – пробормотал конструктор, с большим увлечением рассматривая рисунок Ла-5.
– В обще-то это и есть «ЛаГГ», только с мотором воздушного охлаждения.
– У него большой капот. Будет сильное воздушное сопротивление, – пробормотал Лавочкин на глаз прикидывая конструкторские недостатки.
– Это легко компенсируется мощью двигателя.
– Двигатель… Проблема только в двигателе, – негромко сказал Лавочкин посмотрев на меня.
– У меня в июле, был разговор с одним перегонщиком – они нам новую технику перегнали – вот он рассказал про моторы воздушного охлаждения, которыми завалены склады. Я этим заинтересовался, оказалось, они стоят на СУ-2…
– М-82А, – кивнул конструктор
– Да… мне приходилось сталкивался с ними, так что ТТХ и размер мотора я знаю.
Пришлось изрядно поработать головой, пока не получился этот набросок.
– Машина потяжелеет, – с сомнением сказал Лавочкин, вернувшись к разглядыванию рисунка.
– Мощь двигателя это компенсирует. А то что он большой… Видите какие там фальшборта? Тем более этот мотор вам в плюс, ни кто из других конструкторов ими не интересуются. Весь запас ваш.
– Не все. Гудков на свой прототип такой поставил, не знаю что у него получиться, – едва поморщился конструктор, говоря о своем знакомом-конкуренте.
– Да?.. Не знал. Думаю вам лучше объединиться. Сейчас война, главное это помощь нашим войскам, и первоклассный перехватчик нам не помешает. Ссоры и единоличие тут не уместно.
– Я подумаю над этим, – кивнул Лавочкин. Судя по его виду, он подумывал вырвать листок с рисунком и забрать его с собой.
– Давайте я вам распишу его ТТХ и предназначение?
После кивка конструктора, я откинулся на подушку, и мазнув взглядом по Путилину, который с огромным любопытством слушал нас, начал говорить:
– По идее он перехватчик…
Семен Алексеевич, вместе с Путилиным, обедали со мной, но даже во время обеда жаркий спор между мной и Лавочкиным не стихал, доходя до криков. Крики были с моей стороны, Лавочкин был удивительно
Я знал все болячки «Лавочкина» и старательно подсказывал, или прямо говорил, где могли быть дефекты. Специально для Путилина в некоторых моментах я уступал Лавочкину, говоря: «Вам виднее Семен Алексеевич, все-таки это вы авиаконструктор».
В общем мы проговорили до семи вечера, в конце придя к компромиссу. Я в душе радовался, все что знал, все передал Семену Алексеевичу, и теперь надеюсь, что это довольно неплохой истребитель появиться у нас раньше, гораздо раньше.
Главное я добился всего что хотел. Указал на детские болезни самолета, подсказал, как их удалить, и главное пообещал при любой возможности, поддержать его. Я не знаю кто придет ко мне награждать, но я попробую договориться о встрече с компетентными людьми, которые могли помочь в дальнейшей судьбе истребителя.
Пожав мне руку, Лавочкин вслед за уставшим Путилиным вышел из палаты, прижимая к груди несколько листков, он все-таки выпросил у меня рисунок, ТТХ и вооружения для него. Я не возражал, изображенный на рисунке Ла-5 до малейшей черты соответствовал выпуску конца сорок третьего года.
Еще я смог добиться понимания у Лавочкина что на истребителе должны стоять пушки и… обязательно радиостанции. Я даже пошутил: «Пусть не будет пушек, главное рации!»
Он пообещал пробить эту тему, не выпускать машины в серию без связи, и устранить помехи путем экранирования мотора. На моем «ЛаГГе» таких проблем не было, Семеныч с помощью инженера полка, и радиста экранировал мою машину используя запчасти со сбитых «мессеров». Остальным так не сделали, и связь на других машинах – там где были радиостанции – была не просто плохая, а ужасная. Разговаривать фактически было невозможно.
Этот непростой день так вымотал меня, что я уснул почти сразу, как только дверь за моими посетителями закрылась.
Утро началось как-то суетливо. Быстрая приборка палаты, испугано-ошарашенные глаза Елены Степановны, проводящей обход. Суетящиеся медсестры, и украшение палаты, не удивили меня. Что-то подобное я ждал, поэтому довольно спокойно относился к круговерти вокруг. Меня, стараясь не беспокоить приподняли и подсунули подушку под спину, получилось так как будто я полусидел.
Зашедший особист быстро осмотрел палаты, и подхватив стул от стола, проигнорировав табурет, устроился рядом.
– Ну что Сева, будем репетировать?
Как я и думал, сегодня меня будут награждать. Видимо это действительно было так важно, что не стали дожидаться пока я хотя бы не встал на ногу. Про костыль уж вообще молчу.
Час с Путилиным пролетел незаметно, после плотного обеда, к четырем часам, дверь моей палаты распахнулась и в нее вошел капитан госбезопасности с накинутым на плечи больничным халатом.
Быстро осмотрев палату, он не выходя кивнул в открытый проем, и в палату повалила куча народу. В основном это были фотографы. На мой взгляд, пятерых было многовато, однако этим не закончилось. Было также несколько человек в цивильном, в которых я не без труда опознал прессу.