Истребивший магию
Шрифт:
Пока он ломал сучья и бросал в костер, она осмотрела его посох. Как бы ни уверял в миролюбии, мол, у него не меч, а эта безобидная штука, в умелых руках эта оглобля куда опаснее меча. Во-первых, намного длиннее, во-вторых, больше возможностей: можно и легким кровоподтеком украсить, можно и голову вдрызг, как глиняный горшок. А меч, увы, если рубит, то рубит.
Потому мечами, мелькнула у нее неприятная мысль, вооружают простых воинов. Мечом пользоваться просто, а вот чтобы таким шестом… гм… надо быть и очень сильным, чтобы убивать
Она спросила с интересом:
– Зачем тебе столько амулетов?
– Я волхв, и я запасливый, – сообщил он.
– И все настоящие? Или есть для красоты?
Он посмотрел с недоумением:
– А что, бывают и такие?
Она кивнула с чувством полнейшего превосходства, улыбнулась одними глазами, у нее это всегда получается просто очаровательно, пусть этот гад получит под дых.
– Некоторые, – сообщила она покровительственным тоном, – цепляют вот так побольше просто для важности. Чтобы все видели, какие они… защищенные.
Он подумал, сдвинул плечами.
– Ну, наверное, есть смысл носить и такие, ты права. Но у меня в самом деле настоящие. Вот этот, к примеру, предупреждает об опасности. Даже когда я сплю, стоит кому-то подойти ко мне с обнаженным ножом или мечом, сразу же будит… А просыпаюсь я очень быстро.
Она зябко повела плечами. Страшно и представить, что натворит, когда проснется среди ночи и решит, что вокруг враги.
– Амулетов все меньше, – сказала она горестно. – А еще они все слабее… Почему прекратились магические дожди, остались только простые? Сколько бы людям можно было сделать добра…
Он хмыкнул, но смолчал, лишь ломал и подбрасывал в огонь короткие сухие палочки. Она помолчала, спросила тоскливо:
– Знать бы, вернется ли когда-то такое время…
– Какое?
– Чтобы снова прошли магические! А лучше, чтобы они шли так же часто, как обычные. От магических трава оживает точно так же. Это мы знаем, что в такой воде есть магия, а народ пользовался ею всегда, как простой.
Он помолчал, буркнул:
– Когда-то пройдет снова.
– Когда?
– Лет так тысяч через десять, – ответил он с кривой усмешкой. – Или через сто.
Она ахнула.
– Сто тысяч лет?
– Да.
– Почему?
– Наш год, – напомнил он равнодушным голосом, – для богов что день. А то и минута. Дождик через каждые сто тысяч лет – это все равно для них что раз в неделю для нас.
Она сердито поджала губы, глаза рассерженно сверкали в отблесках костра.
– Я тебе не верю!
– Правильно делаешь, – сказал он спокойно. – Люди всегда верят тому, чему хотят верить, а при чем тут истина? Она может оказаться горькой, острой, неудобоваримой. Спокойнее, да и приятнее верить, что вот будешь идти по дороге… глядь –
Она отшатнулась, смотрела на него расширенными глазами.
– Ты знаешь эту историю?
Он скривился.
– Да кто не знает… Наперебой рассказывают друг другу. Взахлеб. Помню, один при мне перестал даже пахать, выпряг вола, лег под деревом, закинув руки за голову, и начал мечтать, что сделает, когда найдет такой кувшин… Даже не если найдет, а когда найдет!
Она посмотрела с неуверенностью:
– А что плохого, если усталый человек помечтал чуток?
Он пожал плечами.
– Я сказал, что плохо? Нет. Просто его соседи продолжали пахать. Поняла?
Оранжевые языки плясали над толстыми прутьями, что медленно превращаются в пурпурные угли, лицо Барвинок в багровых бликах неуловимо быстро меняется, а когда Олег подбросил новую порцию хвороста, и огонь ухватил их жадно, словно озарилось внутренним светом.
– А кто ты? – спросил он. – Почему в лесу на дереве? Ты там живешь?
– В дупле? – изумилась она.
– Ну, может быть, – предположил он, – у тебя там гнездо…
– Я лекарь, – объяснила она надменно и вздернула голову, – шла в деревню, где все заболели.
Он кивнул.
– Все так. Но как вдруг стала лекарем? Это дело не женское. Женщины лечить не умеют. А ты вообще неженка.
– Это я неженка?
Он покрутил головой.
– Погоди-погоди. Со мной не хитри. Или молчи, или реки правду.
Она посмотрела испуганно.
– Почему?
– Я вижу, – пояснил он с самодовольством, – когда человек врет. У него такое лицо…
– Какое?
Он усмехнулся.
– Хочешь знать, как хитрить? Но оно само делается. Скрыть просто не получается. Так что либо не говори вовсе, либо изрекай правду.
Она пытливо посмотрела на него, лицо погрустнело, а в синих глазах проступила глубокая печаль.
– Ты прав, – произнесла она с глубоким вздохом, в глазах заблестели слезы, – я неженка. И выросла… в очень богатой и знатной семье. Но меня хотели отдать замуж за нелюбимого, я взяла и сбежала.
Он хмыкнул.
– И все так просто?
Она покачала головой, глаза погрустнели, запруда в глазах начала заполняться, и Барвинок гордо подняла голову.
– Нет, – ответила она. – Совсем не просто. Сто раз было так тяжело, что хотела вернуться. Несколько раз уже подходила к воротам своего дворца… дома, но заставляла себя повернуть обратно. И в конце концов сумела приспособиться. А теперь вольной пташкой нравится больше, чем в золотой клетке!
Она сказала с вызовом, заранее готовая к жаркому спору и доводам, что женщина так себя вести не должна, тем более – добропорядочная, но волхв сидел, задумавшись, словно пропустил мимо ушей ее страстное заявление.