Итагаки информирует зорге
Шрифт:
В дельту реки вошли поздно вечером, когда солнце исчезло в палевой дымке широкой реки. Только три дня пути отделяли Шанхай от Инкоу, но здесь уже было совсем тепло. Наступил вечер, а пассажиры сидели на палубе в летних платьях. Пароход приближался к Шанхаю, когда в отдалении загрохотал гром, потом замелькали зарницы, багрово-красные, в одном и том же месте. Нет, это не похоже было на приближающуюся грозу. Под Шанхаем артиллерийская перестрелка...
Пароход причалил к пристани напротив Английского банка. Башенные часы, венчавшие здание, показывали за полночь. Мягкий женский голос на разных языках объявил
Он ощупью поднялся на второй этаж и осторожно постучал в дверь.
– Кто здесь? – Каваи узнал испуганный голос Эйко, жены Ходзуми.
– Эйко-сан, это я – Каваи, извините меня... Откройте!
Одзаки проснулся и тоже вышел в прихожую. Сняв башмаки, Каваи прошел в комнату.
– Я только что с парохода, – говорил Каваи. – Мне нужен Зорге. Может быть, пойдем к нему сразу?
Крохотная комнатка, где они сидели, служила гостиной и детской. За ширмой на циновке спала маленькая Йоко. Каваи в нескольких словах рассказал Ходзуми о последних событиях в Маньчжурии.
– В Шанхае повторяется то же, что было в Мукдене, – ответил Одзаки, – только в несколько ином варианте и, кажется, с иными результатами. – Одзаки сидел в ночном кимоно из дешевой ткани, какие выдают приезжим в номерах заурядных гостиниц. – Но ты прав, надо тотчас же идти к Рихарду...
Через несколько минут Одзаки уже натягивал свой кожаный реглан в прихожей.
– Эйко, не жди меня, я вернусь утром, – бросил он, прощаясь с женой.
– Но там стреляют, – с тревогой сказала молодая женщина.
– Ничего... Будь спокойна, стреляют дальше...
Стрельба на улице действительно утихла. Но когда они перешли мост и приблизились к Нанкин-род, канонада возобновилась с новой силой.
Прижимаясь к стенам домов, шли по темному мертвому городу, без единого огня в окнах... Вдоль проспекта, со стороны ипподрома, просвистело несколько пуль. Одна пуля ударила в витрину. Зазвенело разбитое стекло, и снова наступила тишина, нарушаемая отдаленными выстрелами, глухими, словно подземные взрывы.
Кружным путем вышли к французскому сектору. Несколько раз натыкались на патрулей. Лучик электрического фонаря падал на белые прямоугольники документов, перескакивал на лица журналистов. Патрули были разные – японские, британские, французские, но корреспондентские билеты открывали дорогу.
С Зорге проговорили до самого утра... Одзаки переводил, потому что Каваи очень плохо говорил по-немецки. Рихард, одному ему известными знаками, записывал в свой блокнот все наиболее важное. Рихард переспрашивал Каваи по нескольку раз, казалось бы, одно и то же, уточняя для себя какие-то детали, подробно интересовался военным договором штаба Квантунской армии с марионеточным императором. Но Каваи в конце-то концов знал очень немногое – Итагаки рассказывал Такеучи, конечно, далеко не все.
– А теперь давайте думать, что все это может значить, – предложил
– По-моему, – сказал Одзаки, – генеральный штаб на какое-то время сосредоточил свое внимание на Маньчжурии и пока откажется от захвата Шанхая.
– А новый морской десант адмирала Нагано севернее города? – спросил Зорге. – Девятнадцатая армия оказалась в тяжелом положении.
Несколько дней назад командующий японским флотом выбросил десант морской пехоты к северу от Шанхая в тылу 19-й китайской армии.
– Да, это верно, – подтвердил Одзаки, – в штабе адмирала Нагано есть данные, что Девятнадцатая армия начала отступать от Шанхая. Вместе с ней уходят рабочие и студенческие отряды добровольцев, чтобы не попасть в окружение. В то же время британский посол и посол Соединенных Штатов заявили совместный протест адмиралу Нагано. У них есть свои интересы в Китае. Французы тоже присоединились к протесту.
– Это достоверно?
– Да... адмирал сам подтвердил. Я передал информацию в газету.
– А китайская сторона?
– Чан кай-ши отдал новый приказ – перебросить Девятнадцатую армию для борьбы с коммунистами.
– Но в этой армии очень сильны прокоммунистические настроения, – вступил в разговор Каваи.– Как же так?
– В том-то и дело! – Одзаки поднялся и взглянул в окно. На улице было совершенно светло. – Вы слишком многого требуете от командующего армией Цай тин-кая, он настроен антияпонски, но еще далеко не прокоммунистически... Я слышал, что маршал Чан Кай-ши сказал по этому поводу: пусть коммунисты бьют непослушные мне войска! Это человек хитрый и вероломный... Однако не пора ли нам расходиться, господин Зорге...
– Тогда перед уходом – по чашке кофе, – предложил Зорге. – У меня есть особый рецепт.
Перешли в кухню. Рихард поставил на огонь сковородку. Когда она накалилась, он протер сковороду долькой очищенного чеснока. В кухне распространился чесночный запах.
– Что вы делаете! – воскликнул Одзаки.
– Сейчас увидите...
Он поджарил кофейные зерна, смолол их, заварил кофе и, плеснув в кофейник несколько капелек сырой воды, чтобы осадить пену и гущу, разлил дымящийся напиток в чашки. Кофе действительно получился ароматный и вкусный.
– Когда-то меня научил этому один скандинавский гурман, я ведь долго жил в Стокгольме и Осло.
После завтрака ночные гости ушли. Стрельба все еще продолжалась, но начинала удаляться от города. Одзаки был прав – 19-я китайская армия отходила, чтобы не потерпеть поражения, – японские войска брали ее в клещи, нанося удары с фронта и тыла.
Несколько месяцев назад (Каваи Тэйкити находился тогда еще в Мукдене) Рихард отправил Макса Клаузена на юг – в Кантон, чтобы развернуть там еще одну радиостанцию. Шанхайское кольцо, как иногда называли группу Зорге, постепенно расширялось, и теперь связь с Москвой, Хабаровском, Владивостоком поддерживалась из трех городов Китая, и каждая местная группа работала самостоятельно. Вся техника: оборудование, изготовление передатчиков, установление связи – легла на плечи Клаузена. В Кантон они поехали втроем – Макс, Анна и Константин Мишин, а радистом в Шанхае остался работать чех Вацлав Водичка, накопивший опыт связиста еще в мировую войну.