Италия. Архитектурные загадки
Шрифт:
Храм казался бесконечным. Тот, кто скажет, что знает Миланский собор, соврет. Зайти на полчаса, подойти к святому, невозмутимо кутающемуся в собственную, пять минут назад содранную кожу, заглянуть в несколько капелл не значит даже осмотреть. А уж о знании и изучении прохожему и говорить не стоит. Юношу в капюшоне Петр углядел в правом приделе. Антон любовался барочной скульптурой.
– Я бы подписал – рубай его, хлопцы! – показал он на андрогина при крыльях и весах, лихо замахивающегося саблей на поверженного врага. – Сейчас полоснет с оттягом.
Мы умрем, а молодняк поделят Франция, Америка, Китай… Дивину казалось, что он разговаривает с питерским профессором, помнящим «старое время» и поэтому не использующим современные словечки и модуляции. Только этот профессор носил вызывающую молодежную одежду и все время поддевал свою мать. Русский язык Антона был книжно-салонный. Со множеством редких выражений и классическими интонациями от общения с матерью и ее русскими друзьями.
Дождавшись
– Ювенальная юстиция, – с российскими новостями мальчик также знаком.
Троица нашла несколько упоминаемых в шифре библейских сюжетов, да и в какой церкви не отыщется «Введение во Храм» или «Несение Креста». Но пирамида-колонна была одна – стеклянная с брошюрами. В старинной загадке она, понятно, не участвовала. Дивин не стал изучать калейдоскоп расписных стеклянных квадратиков или пытаться разглядеть статуэточки на вершинах колонн. Будь Витторио Спада архивариусом, стоило вооружиться биноклем. Но архитектор не может закопаться в детали, он работает с целостным образом, его подсказка должна стоять на виду. И если бы она находилась в Дуомо, то они ее бы заметили, но знакомого чайного вкуса приближения к истине, нащупывания правильного пути не возникало.
Марко д'Аграте. Апостол Варфоломей.
Дивин привык сочинять свои квесты дома за чашкой крепкого чая. И когда он находил правильное решение, вяжущий вкус немедленно растекался по гортани и пробивал нёбо. Как-то в зале Гогена знаменитого московского собрания ему почудился знакомый аромат, и немедленно захотелось чаю. Усмехнулся – нарисованы-то были сапфировые сифоны, и содовой разбавляли явно не заварку, тут впору возжелать абсента!
Завернул к Пикассо, любители выпить были и здесь, но разделить с ними застолье не хотелось. Вернулся к Гогену – снова знакомый вкус во рту! Что-то волновало Дивина, словно он пропустил какую-то важную деталь, как забытый в гостях зонтик еще не заставил повернуть назад, но уже тревожит пустую руку. Вибрация тайны привела к одному из пейзажей. Что здесь не так? Подделка? Невозможно, картина неоднократно выезжала на международные выставки, ее проверяли разнообразные специалисты.
На противоположной стене висел еще один вид Таити. Между этими картинами Петр чувствовал связь – их явно нарисовали в одно время, в одном уголке «райского острова», используя те же кисти и палитру. Одинаков был и формат. Вернее, холсты близкой высоты, но различались длиной. А что, если…
Дивин покопался в переписке коллекционера и наткнулся на следы скандала. Собиратель требовал у парижского агента вернуть деньги, тот возражал и предлагал скидку на следующую картину. Дивин попробовал реконструировать события столетней давности и создал свою версию приобретения Гогена.
Московский купец С. очень любил Гогена. Его картины он видел в доме купца М. Князь Щ., еще один московский собиратель, тоже любил Гогена, но позволить себе купить его работы не мог – после того, как француз о прошлом годе преставился в Полинезии, картины его безбожно поднялись в цене. Зато князь красиво рассказывал о земном рае, обретенном художником на Таити, о всеобщих мечтах и фантазиях, столь выразительно нарисованных Гогеном.
Купец С. на Таити не был, но красивых женщин любил и рай себе представлял похоже: с яркими цветами, теплым морем, сочными пиршествами и ликами таинственных, но наверняка не злобных богов. Хочет купец С. приобрести картины Гогена, но не натюрморты или пейзажи, что М. собирает, а картины «со значением». Что бы смотреть на них и о вечном думать. Купец С. колер и линию ценил, современные тенденции понимал и уже заказал Матиссу большое панно в гостиную, но в первую голову ставил общий смысл произведения.
Картины в те времена покупались в основном по описанию. Из Парижа сообщили, что предлагается цикл последних работ художника, и среди них одна, в которой, мол, вся «философия» Гогена обобщена. Но из-за этого и цена высока. Купец просит незамедлительно ему эти холсты прислать. С нетерпением ждет встречи, особенно с главной работой. Представляет, как соберутся у него на Пречистенке московские коллекционеры и под шампанское будут слова произносить о «сквозных мотивах» и «самоповторах», а князь Щ. начнет следы «общинного бессознательного» в новых работах выискивать.
Пять работ прислали. За каждую С. отдал по 10 тысяч. И коллекционеры собрались. Гоген понравился не всем: «цвет упрощенный», «от освещения он отказался», «перспектива плоская». Но, правда, сюжеты заинтересовали. Искали соответствия островным мифам в христианстве и русских сказках. А перед уходом князь Щ. еще и по обстановке прошелся, о мебели сказал: «Старинное профанам покупать не советую. Реставраторы разберут древнее кресло на детали, соединят с новыми и продадут уже, как целый гарнитур».
А ночью С. проснулся от страшной мысли: «Его Гогена распилили!» Где та главная работа, на которой вся мифология изображена? И разговор сначала ведь шел о четырех работах, а прислали пять. Он и заплатил пятьдесят тысяч вместо сорока. Вот, прохиндеи, взяли и главное панно на две части разделили! И как отдельные картины продали…
Бросился коллекционер в зал. И точно, все главные сюжеты Гогена оказались на двух картинах. Древо жизни, идолы, процессия с цветами («Приношением даров» ее князь называет), тотемное животное, сбор плодов, пиршество, поход (князь говорит: «Изгнание из Рая») и первая маори – прообраз всех живущих женщин.
Правдивой ли оказалась догадка недоверчивого коллекционера, за давностью лет узнать невозможно. Вы можете сами отправиться в это собрание и найти работы, составлявшие, по мнению С., изначально одно программное произведение Гогена. Вам и решать, можно ли их соединить. А был ли на Таити у художника такой большой холст? Тут ответ известен. Среди пяти привезенных когда-то с острова картин есть одна огромная, кстати, ее высота совпадает с двумя работами из той же партии, а длина равна их совместной длине!
…
– У меня сегодня лучший день! Праздник был саду, на спектакль мы сходили, и я знаю, какой негр! – Негр оказался новенькой девочкой-кореянкой в детсадовской группе.
Петр выслушал про утренник в саду у младшего и спортивные успехи старшего. Дети делились эмоциями, жена комментировала.
– Выиграл один из трех поединков и получил бронзовую медаль. Раньше у мастера спорта в серванте лежали две-три медали да значки, а сейчас в десять лет награды вешать некуда, – её пометки на полях всегда хирургически точны и безжалостны.
– Ты их особо не маргиналь.
– Я громкую связь уже выключила. Что делать, если настала наградомания!
– У нас взрослые дяди любят вешать на себя побрякушки и присваивать титулы, что ты хочешь от детей?
Жена с телефоном ушла на кухню показать печенье, которое они вместе выпекли. А Петр рассказал о первых миланских впечатлениях.
– Ты ощутил энергию большого города?
…?
– Сейчас принято говорить об особом драйве мировых центров – Парижа, Нью-Йорка, Лондона, ну и Москвы, конечно же.
– Там, где «мильон меняют по рублю»? Ты же знаешь, я люблю центры культуры, а из движухи здесь очаровательные доисторические трамваи с деревянными рамами. В хвостовом граненом фонаре чувствуешь себя стрелком-радистом старинного самолета.
Сицилийская мозаика
10
Месторасположение Милана на пути из Центральной Европы в Италию делали этот богатый город объектом постоянных нападений соседей.
Крепость, построенная в XVI веке в правление испанского короля Филиппа II, также не сохранилась, только пунктир ворот показывал былое место бастионов – Порто Ориентале, Романо, Нуово, Гарибальди… По вечной иронии истории эти ворота к испанской династии отношения не имели, их возвели уже в XIX веке, что демонстрирует имя Гарибальди, не напоминали они и городские въезды – их строили в виде триумфальных арок. Арка, или арка с кордегардиями, или одни кордегардии в шеренгах классических колонн. Историческую застройку сохранить может только бедная и мудрая власть. О чем думали миланские правители, Дивин не знал, но деньги здесь водились всегда, и город постоянно бодро перестаивали.