Италия. История страны
Шрифт:
Аристократия стояла во всех отношениях выше закона, она имела абсолютную и ужасающую власть над жизнью своих вассалов. Их можно было упрятать в тюрьму, выселить и даже убить по прихоти хозяина. Знать пренебрегала своими обязанностями по отношению к сельской экономике, расточая богатства на подчеркнутую роскошь, не вкладываясь в инфраструктуру и в благоустройство деревень. Зачастую аристократы были «отсутствующими землевладельцами», предпочитали жить в городах, где могли наслаждаться преимуществами придворной жизни, используя свои провинциальные виллы как временное пристанище. Такая система землевладения создала ситуацию, когда поместья сдавались в аренду доверенным лицам, которые становились управляющими. Так, например, в Тоскане появились фермы («fattorie»), организованные сельскохозяйственные поселения и единицы, которые делились на еще более мелкие угодья («poderi»), обычно менее десяти гектаров. На севере страны, на неспециализированных фермах («poderi») и молочных («cascine») трудились крестьянские семьи арендаторов («coloni»), которые рассчитывались за это право деньгами или испольщиной («mezzadro»). На юге были латифундии, где наемные работники трудились на зерновых полях или овечьих фермах.
В течение XVIII века численность населения Италии в русле общеевропейской тенденции выросла с 13 до 17 миллионов человек. Это вызвало повышение спроса на продукты питания и в свою очередь породило новые системы землевладения. Управляющие брали на себя все больше ответственности и власти; наряду с зарождением сельского капитализма появлялся новый сельскохозяйственный средний класс. Положение крестьян при этом ухудшалось. Крайняя бедность, кабальный труд, невежество, безграмотность и полное бесправие уже давно сопутствовали их жизни; теперь крестьян обирали и управители, и налоговые откупщики; многие крестьяне были вынуждены перейти от сравнительно безопасного положения арендаторов или испольщиков к гораздо более шаткому образу жизни наемных рабочих. Многие влезли в непомерные долги в результате печально известного «устного договора» («contratto alia voce»), ставшего образом жизни на юге. Он состоял в том, что купцы давали крестьянам зерно в долг, который нужно было вернуть во время жатвы, когда цены были значительно ниже. Ситуацию в деревне до предела обострил голод 1764–1766 годов, нанесший ущерб в основном Южной Италии. Цены на продукты питания поднялись, а жалование осталось прежним, соответственно и без того тяжелое положение крестьян еще ухудшилось. В конце столетия возникли такие социальные явления в раздробленной и разобщенной итальянской деревне, как массовое переселение из южных областей и нищенство. Миграция достигла таких масштабов, что королевство Неаполитанское еще долго испытывало нехватку рабочей силы, а все государства выпустили законы, препятствующие утечке населения.
Жизнь в городах была чуть лучше, но определялась столь же коренным неравенством и бедностью. Богачи обитали в своих дворцах и наслаждались придворной и культурной жизнью. Например, в упадочной Венеции они развлекались на карнавалах, на представлениях комедий Карло Гольдони (1707–1793) и, конечно, на концертах музыки Вивальди (1675–1741), между тем как пролетариат влачил самое жалкое существование. Правительство в городах, по меньшей мере, могло сдерживать самые безнравственные крайности аристократии, фиксировать цены и раздавать милостыню, помочь нуждающимся устроиться на службу в аристократический дом или ремесленную артель. Численность населения в городах росла медленнее, чем в деревне. Город господствовал над деревней и часто эксплуатировал ее, но между ними не было взаимопонимания. Городская экономика по большей части находилась в застое, исключением были порты, развивавшиеся вместе с ростом торговли, когда Италия включилась в европейскую экономическую и политическую жизнь. Некоторые из них становились порто-франко: пример подал Ливорно в 1675 году, потом Триест в 1713-м; за ними в 1728 году последовала Мессина, потом Анкона в 1732-м; процветающие прибрежные городки в некотором роде бросали вызов превосходству традиционно влиятельных городов.
Предсказуемым следствием этого социального неравенства и беззакония был пугающий рост преступности в XVIII веке. В Папской области с населением около трех миллионов человек произошло не менее тринадцати тысяч убийств за время одиннадцатилетнего понтификата Климента XIII (1758–1769). В Венеции с 1741 по 1762 год семьдесят три тысячи человек были казнены или приговорены к каторжным работам. Пытаясь как-то остановить этот процесс, венецианцы выработали трагикомическую систему странствующего безотлагательного правосудия: по городу и окрестностям в сопровождении группы стражей порядка должны были ходить судья, адвокат, священник и палач, хватая встречающихся преступников, чтобы казнить их на месте.
Просвещение и реформы
Другим естественным следствием несправедливого устройства итальянского общества было стремление к реформам. Толчок был дан интеллектуалами-просветителями. Просвещение было первым массовым культурным движением новой Европы. Оно пришло в Италию из Франции через развитие книжной торговли и распространение театра: например, Ла Скала открылся в Милане в 1778 году, Ла Фениче в Венеции — в 1790-м. Просвещение объединило итальянских интеллектуалов в сравнительно сплоченную силу, которая извещала образованные круги населения о последних идеях в развитии естественных, гуманитарных и общественных наук и питала стремление к преобразованиям нарождающегося общественного мнения с помощью таких изданий, как миланский журнал «Каффе». Главной особенностью было развитие новой социальной науки — экономики, выступавшей за свободу торговли, развитие промышленности и улучшение способов ведения сельского хозяйства. Она привлекла внимание нескольких крупных итальянских мыслителей этого периода: великого неаполитанца Антонио Дженовези (1713–1769), с 1754 года первого университетского профессора политической экономии в Европе; Фердинандо Галиани (1728–1787); доктора права и сторонника отмены смертной казни Чезаре Беккарии (1738–1794); издателя «Каффе» Пьетро Верри (1728–1797) и венецианского монаха Джанмарии Ортеса. Однако, быть может, величайшим из итальянских интеллектуалов-просветителей был историк Лодовико Антонио Муратори (1672–1750), который обратил взор к Средним векам в поисках вдохновляющей идеи для обличения современной несправедливости и злоупотреблений церкви и правящих классов. Просвещение XVIII века подарило Италии и таких крупных литераторов, как Гольдони, Витторио Альфьери (1749–1803) и сатирик аббат Джузеппе Парини (1729–1799). Движение быстро распространялось при некотором посредстве французских деятелей и масонских лож, которые основывали в Италии странствующие английские аристократы.
На большей части полуострова завуалированная агитация за движение к преобразованиям зачастую не затрагивала умы и сердца. Каких реформ можно было ожидать от великодушных деспотов Габсбургов и Бурбонов, владевших Миланом, Тосканой и Неаполем? В Ломбардии необходимость в преобразованиях была, вероятно, не столь сильна: феодализм здесь только начал свое развитие, и во второй половине XVIII века производство сельскохозяйственной продукции значительно возросло в связи с введением новых технологий (некоторые из них были впервые применены самими интеллектуалами-просветителями), а также благодаря значительным вложениям со стороны государства и передовых землевладельцев. Например, разведение тутового дерева позволило развивать производство шелка как товарной культуры для экспорта; в общем, государство оказалось во главе итальянской экономики, чего никогда раньше не было. И все же экономический прогресс не привел к аналогичному социальному и политическому развитию; старые структуры с их неповоротливостью и несправедливостью остались. В частности, церковь служила интересам власть имущих; почти 600 монастырей обслуживали духовные запросы населения численностью около миллиона человек. Конечно, самым обездоленным было крестьянство, но движущей силой реформ, как и во Франции, стала буржуазия. В Ломбардии это было ограниченное число мелких землевладельцев и откупщиков, проживавших большею частью в городах, и, естественно, интеллектуалы.
К преобразованиям решительно приступили абсолютные монархи Ломбардии — Габсбурги, Мария-Терезия и Иосиф II. Задача модернизации социальных структур государства с целью выровнять их по структурам экономическим была сложна (на достижение результата ушло полвека) и потребовала участия выдающихся личностей итальянского Просвещения, таких как Верри, Беккария и Парини. К 1760 году был введен земельный кадастр, и его стали использовать как основу для уменьшения бремени налогов на собственность и землю. Одним из косвенных результатов было ускорение прогресса в ломбардском сельском хозяйстве через поощрение развития интенсивного землепользования вместо экстенсивного, которое до этого было распространено в государстве. Большая часть реформ была выполнена за тридцать лет, с 1760-го по 1790 год. Программа была обширной: местное управление прошло реструктуризацию; финансовая система была тщательно пересмотрена и создана фискальная бюрократия, заменившая откупщиков; проведена реформа косвенного налогообложения и некоторые перемены в монетарной системе и торговле. Началось наступление на привилегии церкви, в частности на сферу образования с запрещением ордена иезуитов; воинская повинность была отменена; Павийский университет расширен. Вдобавок были предприняты несколько таких проектов по улучшению инфраструктуры, как строительство дорог и больниц; пытались также провести преобразование рынка труда, отменив ремесленные цеха.
После 1780 года с восшествием на престол Иосифа II ход реформ ускорился, но направление их изменилось. Теперь целью стало сосредоточение власти в руках деспота с отнятием полномочий у местных граждан Ломбардии и передачей их австрийским чиновникам. Течение дел в государстве изменилось, но никакого реального прорыва не произошло; ломбардские деспоты, конечно, были просвещенными, но все-таки оставались деспотами и одобряли перемены лишь до определенной степени.
Тоскана, чей сельскохозяйственный сектор был гораздо слабее ломбардского, в XVIII веке сначала находилась в руках супруга Марии-Терезии Франца I, а затем брата Иосифа II Леопольда. Вся семья увлекалась идеями Просвещения, поэтому за реформы принялись и в Великом герцогстве. Однако Франц был почти всегда «отсутствующим» самодержцем, поэтому реформы шли медленнее, хотя были предприняты некоторые важные меры по либерализации торговли зерном и ограничению власти церкви. Однако с восшествием на престол Леопольда скорость преобразований значительно возросла, и с 1766-го но 1773 год произошла либерализация внутренней и внешней торговли зерном и было прекращено регулирование рынка земли. Экономическую реформу дополняли административные и финансовые усовершенствования, отмеченные значительной степенью децентрализации. Быть может, самой значительной финансовой реформой было введение, по крайней мере в принципе, единого и равного налогообложения для всех граждан. В сотрудничестве с епископом города Прато Шипионе Риччи и другими янсенистами Леопольд также затронул привилегии духовенства, хотя, надо сказать, со скромным успехом, поскольку его предложения были излишне радикальными для правящих церковных кругов, которые заставили самодержца прекратить их в 1780-е годы. Несмотря на этот частный случай отступления, Леопольду удалось осуществить несколько более важных преобразований: отмену гильдий, освоение земель Валь ди Кьяна, введение вакцинации и, пожалуй, самое поразительное — отмену пыток и смертной казни.
Как и его миланским родственникам, Леопольду удалось внести изменения лишь в отдельные стороны жизни своего королевства. Тирания, хотя и просвещенная, оставалась тиранией; соотношение между различными группами и классами тоже не менялось. Оглядываясь на прошлое, трудно ожидать чего-то иного. Мы не должны забывать, что Италия эпохи Просвещения, в сравнении с некоторыми ее европейскими соседями, была во многом отсталой страной, управляемой зачастую «отсутствующими» королями-деспотами, и это в преддверии Французской революции. Удивительно как раз то, что какие-то изменения все же произошли. Конечно, жизнь в некоторых государствах, испытавших конкретные следствия Просвещения, улучшилась по сравнению с тем, что можно сказать о других государствах, где таких реформ не было. Например, Венеция под властью дожей продолжала свой путь к тому, что теперь называется ее роскошным упадком. Папская область и Пьемонт с Сардинией коснели в своей отсталости; причем пьемонтцы под властью Виктора Амадея III, находившегося на престоле с 1773 года, больше интересовались наращиванием военной мощи, чем тонкостями социальных преобразований.
Реформы по образцу Габсбургов имели место также в Модене, где правящий аристократический дом Эсте был связан семейными узами с Венским двором. Однако более серьезные перемены происходили на юге, где правили Бурбоны. В этих реформах, безусловно, была наибольшая нужда, поскольку ситуация в Неаполитанском королевстве была серьезнее, чем где-либо. Именно там богатство аристократии сильнее всего бросалось в глаза, именно там бедность и невежество крестьян были самыми ужасными, а церковные злоупотребления самыми чудовищными. Например, королевство обеспечивало издержки и финансовые привилегии около 100 000 священников и монахов, за которыми стоял целый ряд епископов, архиепископов и аббатов. В Неаполе обычную неразбериху, коррупцию и привилегии дополнял законодательный хаос: в повседневном обиходе были десять разных кодексов, и тысячи юристов ничего не могли поделать с этой путаницей.