Италия. История страны
Шрифт:
Кавур, слегка сконфуженный и обеспокоенный реакцией Наполеона на все это, поторопился аннексировать завоеванные территории. Он отправил на Сицилию Ла Фарину, чтобы уладить дело, но Гарибальди, который мало понимал в дипломатии и, вероятно, заботился о ней еще меньше, отослал его ни с чем. В любом случае, он все еще болезненно переживал за судьбу Ниццы и, к счастью для Италии, отправился на материк, рассчитывая на успех партизанских действий. Сначала эти события встревожили Наполеона, но его вмешательства не допустили британцы (кстати, среди добровольцев Гарибальди был легион британских волонтеров, сражавшихся вместе с гарибальдийцами за свободу Италии). 19 августа дивизия Нино Биксио высадилась в Мелито, а последовавшее за этим наступление Гарибальди на Юге было столь же скорым и триумфальным, как и занятие Сицилии. К 30 августа была освобождена Калабрия, а 7 сентября 1860 года Гарибальди вошел в Неаполь, чтобы затем двинуться на Рим. Необходимо было закрепить успех, сразившись с 40-тысячной неаполитанской армией при Вольтурно. Гарибальдийцы победили, но этот успех стоил дорого и задержал наступление на Рим.
Королевство Италия
В этот момент Кавур решил действовать, попытавшись взять под свой контроль ситуацию, но потрясающие
Кавур организовал плебисцит для утверждения аннексий, а затем узаконил новое государство, устроив выборы в первый итальянский национальный парламент. Новый парламент собрался 18 февраля 1861 года и объявил Виктора Эммануила королем новой страны. Даже без Венеции и Рима результат действительно ошеломлял. Никто не планировал его и даже не желал: ни Кавур; ни народ Юга, чествовавший Гарибальди, не слишком понимая, что тот сделал; ни даже Мадзини, которому только и оставалось, что согласиться, сожалея о монархическом строе нового государства. Папу, конечно, эта идея ужаснула. Австрию тоже, но сил вмешаться у нее не было. С большой неохотой признали создавшееся положение французы, опасавшиеся обострения международного положения и запуганные Кавуром, обрисовавшим возможность установления республики. Отважного Гарибальди поддержал лишь Виктор Эммануил и в некоторой степени британцы, хотя они имели свое мнение о происходящем. Италия уже была создана, и это было достигнуто во многом благодаря воле Гарибальди, который практически в одиночку разорвал кандалы, выкованные политической конъюнктурой и дипломатией.
Шестого июня 1861 года Кавур неожиданно умер. Уважительные слова Пальмерстона о нем служат наилучшей эпитафией: «Италия, настоящая и грядущая, будет видеть в нем одного из величайших патриотов, когда-либо украшавших историю любой нации. Я не знаю ни одной страны, столь многим обязанной своим сынам, сколь многим обязана Италия ему». Может быть, эти слова звучат слишком высокопарно, но в них много истины.
Поразительная жажда действия привела Гарибальди к еще более дерзким авантюрам. Он был избран в итальянский парламент и, как ни удивительно, отклонил предложение Авраама Линкольна командовать Объединенной армией, а затем вернулся к своим обычным занятиям, стараясь окончательно сложить итальянскую головоломку захватом Венеции и Рима. При сложившемся новом порядке у него не было шансов добиться этого «по-гарибальдийски». Его ранили в пятку при Аспромонте на дальнем юге в августе 1862 года, когда он старался добраться до Рима, затем французы жестоко разбили его войска в битве при Ментане в 1867 году при попытке вторгнуться в Папскую область. Он часто был обузой пьемонтскому правительству, очевидно не способному контролировать его, даже с помощью заключения в тюрьму и высылки на Капреру. Он жил ради осуществления своей мечты — объединения Италии, был свидетелем боевых действий во Франции, снова служил в парламенте и женился в третий раз на Франческе Армозино, от которой имел еще двух дочерей, и умер на Капрере 2 июня 1882 года. Гарибальдийцы, хотя и были формально распущены, продолжали под командованием его сыновей служить в отряде странствующих бойцов свободы, борясь за правое дело в Греции, Франции, Польше и Южной Африке, где они дрались с бурами. Множество интересных свидетельств о великом человеке и обо всем этом периоде истории можно найти в Музее Рисорджименто в Риме, в одноименных музеях Милана, Турина и в генуэзском Институте Мадзини.
В 1866 году внешнеполитическая обстановка способствовала тому, что Венеция вышла из-под австрийского владычества и стала частью Италии в результате так называемой Третьей войны за независимость, которая по сути была катастрофически неумелым итальянским вмешательством в австро-прусскую войну. Вне Италии оставался Рим с понтификом Пием IX, который не желал иметь ничего общего с новым светским итальянским государством. В 1864 году он обнародовал «Силлабус» или «Реестр заблуждений» («Syllabus errorum») с изложением своей позиции, а опубликование буллы о папской непогрешимости в 1870 году продемонстрировало, что он сам заблуждаться не мог. Вопрос о приоритете мирской власти и власти понтифика обрел подчеркнуто теологическую направленность: несогласные с волей папы противились воле Божьей. Тем временем в реальном мире положение папы на самом деле зависело от присутствия французского гарнизона. Когда войска отозвали для участия в франко-прусской войне, итальянская армия беспрепятственно проследовала в Рим 20 сентября 1870 года. Вечный город вошел в состав итальянского государства после обычного плебисцита, и теперь в каждом итальянском городе есть улица 20 сентября для увековечения этого события. Папу изолировали в Ватикане, который вместе с собором Сан-Джованни ди Латерано и летней резиденцией в замке Кастель Гандольфо остался в его власти. Участие церкви в светской деятельности властей Италии было законным образом отменено, в обмен на него Ватикану позволили иметь рудиментарные остатки государства — например, право держать собственную почтовую службу и позднее — печатать собственные почтовые марки. Папе пожаловали субсидию от государства, которую он не принял. Он отлучил от церкви всех, кто непосредственно участвовал в изменении статуса понтифика, и заперся в своем государстве. В ближайшие шестьдесят лет вплоть до прихода к власти фашистов папы в политику не вмешивались. Новое итальянское государство окончательно оформило свои границы.
Глава 7. Либеральное государство и фашизм
Образование новоиспеченного единого государства было отмечено великими празднествами. Но что дальше? В истории итальянского народа объединение было водоразделом,
Становление либерального государства, 1861–1887 годы
Социальное и экономическое состояние королевства
Отсталость королевства бросалась в глаза. С первого взгляда было ясно, что жизнь в объединенной Италии представляла собой картину общества по преимуществу деревенского и земледельческого: 60 % населения работало на земле, а точнее, влачило жалкое существование. Поэтому состояние земледелия было ключевым фактором, и какое это было состояние! Парламентский доклад в 15 томах сенатора Ячини в 1880-х годах рисует картину сельскохозяйственного сектора, лишь слегка видоизменившегося со времен Средневековья и характеризующегося огромными различиями и разногласиями между и даже внутри регионов: различиями в плодородности почв, способах землевладения, капитализации, сложности используемой техники, в размерах выплачиваемого жалованья.
Как и следовало ожидать, наиболее передовым сельское хозяйство оказалось на севере. На равнинах почва была хорошей, и управление хозяйством развивалось в русле капитализма, крупными комплексами, с профессиональными управляющими, передовыми технологиями и относительно приемлемой платой большинству поденщиков. Однако даже там имелись серьезные проблемы, исходившие в основном от иностранной конкуренции и циклических колебаний, коль скоро продукция региона зависела от европейских и даже мировых рынков. Наблюдались проблемы и в гористых районах севера: бесплодие земель и бедность техники вели к тому, что преобладавшие мелкие землевладельцы влачили жалкое существование и были подвержены сезонным миграциям, чтобы хоть как-то свести концы с концами. В большей части Центральной Италии крестьяне были испольщиками («mezzadri»), обычно отдавали половину своей продукции землевладельцу в оплату ренты. Здесь проблема, помимо очевидных замечаний о справедливости и законности, заключалась в системе, которая отнюдь не вела к капитализации: у крестьян не было денег для вложений в землю, у землевладельцев не было стимула обеспечивать их такими средствами. Однако испольщикам еще в некотором смысле повезло, поскольку ниже них стояли еще безземельные работники — 110 000 только в одной Тоскане в 1881 году, — полагавшиеся исключительно на случайную работу, чтобы добыть средства на пропитание.
С продвижением дальше на юг картина становится все безотраднее. Местность вокруг Рима, Agro Romano (Римское поле), находилась во власти латифундий, где основными землевладельцами были церковь и несколько старых аристократических домов. Земля находилась в небрежении, обрабатывалось только 10 % угодий, обычно это делали управляющие, бравшие землю на откуп и нанимавшие работников. Дальше на юг шли малярийные и бедно орошаемые земли Адриатического побережья, так что крестьяне старались держаться ближе к холмам, с трудом зарабатывая на жизнь. Территории, удаленные от моря, характеризовались бесконечными пространствами запущенных латифундий, где земля была выжжена солнцем и экологически опустошена еще в прошлом веке вырубками лесов. Кое-где практиковалась испольщина, главным образом в Абруцци, Молизе, Кампании и на Сицилии, где иногда встречались скудные хозяйства собственников. Были и развитые регионы, большей частью по Тирренскому побережью, но они скорее представляли исключение из правила. Общую картину сельскохозяйственного юга дополняли невежество, безграмотность и бедность крестьян, равнодушие и жестокая эксплуатация со стороны землевладельцев и хроническая нехватка капиталовложений, усугублявшаяся по мере удаления от северных рынков.
Об общем плачевном положении крестьянства горько читать. Их рацион был предельно скромен, во многом как и в Средние века. Животы набивались хлебом и полентой с небольшой добавкой бобов, свиного сала, постного масла и овощей. Мясо, птица и яйца потреблялись только в особых случаях, поскольку они были крестьянам не по карману или землевладельцы требовали их как часть ренты в договорах испольщины. Жили бедняки в хижинах с соломенными крышами и земляными полами. Более зажиточные крестьяне делили свое жилище с животными (у беднейших скота не было): если люди занимали второй этаж, а животные — первой, то жилища действительно отвечали понятию зажиточных «case coloniche» («крестьянских усадеб»). Большинство людей, державших скот, жили вместе с ним в одной комнате. О гигиене здесь и не слышали; болезни и увечья всех сортов были обычным явлением, только малярия уносила до 2500 человек в год. На юге крестьяне были так бедны, что даже не имели средств на похороны умерших, которых просто бросали с обрывов на съедение воронам и собакам или наваливали в склепы и оставляли гнить и заражать живых ужасными болезнями. Стоит ли удивляться, что на юге крестьяне находились в состоянии почти непрерывного мятежа на протяжении всего XIX века? Что им было терять? В довершение этой картины безысходного отчаяния нужно заметить, что основным продуктом региона было зерно, производству которого в 1880-е годы был нанесен сокрушительный удар падением цен и иностранной конкуренцией. В общем деревня была на пороге краха.