Итальянец

Рэдклиф Анна

Когда маркиз почти потерял надежду увидеть сына живым, однажды поздней ночью дом был разбужен громким стуком в главные ворота и криками, переполошившими прислугу. Разбудили они и маркиза, чьи окна выходили во двор, и он послал слугу узнать, что происходит.

Вскоре маркиз услышал громкий требовательный голос кого-то, кто препирался со слугой:

— Я должен видеть господина маркиза. Он не будет гневаться, что я разбудил его, когда все узнает.

И прежде чем маркиз успел приказать никого не пускать к нему в этот час, перед ним уже стоял грязный и оборванный слуга его сына.

Паоло был худ и изможден, одежда его была в клочьях,

и весь его вид говорил о том, что он до сих пор опасается, что сию минуту будет схвачен своими преследователями. Маркиз был настолько перепуган, что не мог вымолвить ни слова, страшась услышать недобрую весть. Но Паоло не нужно было ждать от него каких-либо вопросов, ибо он, не дав маркизу опомниться, уже сам рассказывал ему о сыне. Молодой хозяин находится в руках инквизиции в Риме, и ему грозит опасность. Возможно, его дорогого хозяина нет уже в живых.

— Да, мой господин, я только что сам оттуда. Они не разрешили мне быть с синьором Винченцо, поэтому мне там делать было нечего. Нелегко мне было решиться оставить там моего дорогого хозяина одного, но я подумал, что вы, синьор, узнав, где он, сможете вызволить его оттуда. Нельзя терять ни минуты, синьор. Если кто попал в лапы инквизиции, никогда не знаешь, чем это может кончиться. Позвольте, я сейчас же закажу лошадей на Рим, синьор? Я готов ехать немедленно.

Подобное известие способно было потрясти любого, даже более сильного человека, чем маркиз. Для него же это было ударом. Он не мог ни двинуться, ни вымолвить хоть слово и тем более решить, что следует делать. Когда он пришел в себя, он понял, что надо действовать немедленно. Но ему необходимо было посоветоваться со своими друзьями, имеющими связи в Риме, что могло бы значительно облегчить освобождение Винченцо. Однако все это можно было сделать лишь утром. Маркиз отдал наконец распоряжение приготовить лошадей, чтобы немедля двинуться в путь. Затем, выслушав уже подробный рассказ Паоло, он отправил слугу отдохнуть.

Паоло, однако, не собирался этого делать, он был слишком возбужден и поэтому, возможно, преувеличивал, сам того не сознавая, опасность, угрожающую Винченцо. Своей свободой Паоло был обязан молодому стражу, которого в наказание перевели охранять другого заключенного. С помощью офицера, принявшего от Винченцо деньги, он мог общаться с Паоло. Простой юноша с отзывчивой душой и добрым сердцем, страдая от того, что видел вокруг, решил бежать отсюда, хотя срок его службы еще не истек. Для него сторожить заключенного в камере было все равно что самому сидеть в ней.

«Не вижу разницы, — сказал он Паоло. — Только вы по одну сторону двери, а я по другую».

Приняв решение, он доверился Паоло, которому сразу поверил. У него уже был готов план их совместного бегства отсюда. Однако Паоло не хотелось бросать в беде своего хозяина. Он вынашивал планы спасения хозяина, но ни один из них не мог быть осуществлен без риска для жизни Винченцо.

Наконец решившись, Паоло и молодой стражник через лабиринты коридоров выбрались во двор, а там и за стены тюрьмы. Но тут стражник никак не смог заставить Паоло двинуться дальше. Около часа бродил под зловещими стенами бедный Паоло, плача и произнося имя Винченцо, чем подвергал себя и его опасности. Там бы он и остался до утра, если бы не честный малый, который не бросил его. Наконец, когда рассвело и пребывание их под стенами тюрьмы стало опасным, они отправились каждый в свою сторону. Паоло держал путь в Неаполь. В дороге он почти не останавливался

ни на ночлег, ни на отдых и вскоре был в родном городе. Теперь, даже не отдохнув, он был готов отправиться в обратный путь.

Положение, занимаемое маркизом, и его влияние при дворе вселяли надежду на быстрое освобождение сына. Но больше всего он полагался на помощь своего друга графа ди Маро, имевшего связи в римской церкви.

Однако, подав прошение, маркиз не получил такого быстрого ответа, на какой рассчитывал. Прошло целых две недели, прежде чем ему разрешили первое свидание с сыном. Увидев Винченцо, бледного и изможденного, все еще страдающего от ран, полученных в Челано, и ужасные коридоры и темницы тюрьмы, маркиз проникся подлинно отцовской нежностью и состраданием к непокорному юнцу, простил ему все его прегрешения, строптивость и непослушание. Он решил приложить все усилия, чтобы вызволить его оттуда.

Юноша искренне сокрушался, узнав о смерти матери, и со слезами сожалел, что причинил ей столько горя. Он забыл о ее самодурстве и тирании, а о других ее пороках и грехах он, к счастью, не ведал. А когда он узнал, что ее последним желанием было видеть его счастливым, смерть ее показалась ему высшей несправедливостью, и отчаянию его не было предела. Чтобы не винить себя так сильно, он невольно вспомнил, как она обошлась с Элленой, заточив ее в монастырь. Лишь это помогло ему примириться с самим собой.

ГЛАВА XI

Ты в списке том.

В. Шекспир

Минуло три недели, а маркиз не получил из священной инквизиции ответа на свое прошение. Но вдруг неожиданно ему и Винченцо было дано разрешение навестить отца Скедони в его заключении. Сделано это было по его настоятельной просьбе. Маркизу было чрезвычайно неприятно встречаться с человеком, который причинил столько зла семье ди Вивальди, но, когда он попробовал отказаться, ему не разрешили. В назначенный час он пришел в камеру сына, и затем их провели к Скедони.

Пока они ждали, когда откроют многочисленные засовы и замки камеры, где содержался Скедони, Винченцо нервничал еще больше, чем тогда, когда узнал, что монах хочет его видеть. Ему снова предстояла встреча с этим несчастным, который посмел назваться отцом Эллены.

Маркиза, однако, тревожили совсем другие чувства, и, кроме раздражения, он испытывал известную долю любопытства: зачем монах попросил свидания?

Наконец дверь открылась, и, следуя за офицером стражи, маркиз и Винченцо вошли в камеру. Скедони лежал на матрасе и при их появлении не встал, а, лишь слегка приподняв голову с подушки, кивнул в знак приветствия. Свет, падавший из зарешеченного окна, осветил его еще более исхудавшее лицо и глубоко запавшие глаза в темных глазницах. Казалось, что оно уже отмечено печатью смерти. Винченцо едва не застонал, словно от боли, и поспешно отвернулся. Однако, взяв себя в руки, он приблизился к Скедони.

Маркиз предпочел не выдавать своих чувств к поверженному врагу и тут же спросил о причине свидания.

— А где отец Никола? — обратился Скедони к офицеру, не отвечая маркизу. — Я здесь его не вижу. Неужели он уже отбыл, сделав вид, что не получил моего приглашения?

Офицер попросил охранника найти отца Николу.

— Кто пожаловал сюда? — промолвил Скедони. — Кто тот, что стоит в ногах моей постели? — Глаза его остановились на Винченцо, и тот, растерявшись, послушно ответил: