Итальянец

Рэдклиф Анна

Эллена, решив, что это Винченцо, не спускала с него глаз, чтобы, улучив момент, незаметно приблизиться к нему. В то же время она внимательно следила за настоятельницей, занятой беседой с окружившими ее монахинями. Наконец Эллена смогла быстро и незаметно открыть на мгновение лицо и прочла интерес и благодарность в ответном взгляде. Однако она ошиблась — это был не Винченцо. Перепуганная девушка, поняв, как может быть расценен ее поступок, и еще больше огорченная тем, что не нашла Винченцо, поспешно отошла. И в эту минуту другой незнакомец в плаще и с закрытым лицом быстрым шагом приблизился к решетке. Эллена теперь почти не сомневалась, что это Винченцо, но не повторила ошибки и не подняла вуали, а ждала, когда ей будет подан знак. Однако

незнакомец быстро просунул между прутьями решетки записку и, не дав Эллене опомниться и передать ему свою, уже исчез в толпе. Девушка было сделала шаг к решетке, но тут же остановилась, заметив, как одна из монахинь, видимо заметившая действия Винченцо, направилась к тому месту, где между прутьями торчала записка, и краем платья задела ее. Записка упала на пол, и Эллена в отчаянии увидела, как монахиня наступила на нее ногой.

В это время какой-то священник, окликнув через решетку монахиню, стал что-то с таинственным видом говорить ей. Эллена совсем пришла в отчаяние, решив, что и тот тоже видел Винченцо и теперь сообщает об этом монахине. Ей оставалось только ждать, когда монахиня поднимет записку и вскоре все станет известно настоятельнице.

К ее великому удивлению, однако не к облегчению, монахиня отодвинула ногой записку поближе к решетке, но не подняла ее. Тревога Эллены усилилась. Когда священник скрылся в толпе, а монахиня тут же поспешила к настоятельнице и что-то начала говорить ей, бедная девушка была уже чуть не мертва от страха. Она более не сомневалась, что Винченцо схвачен, а записка оставлена на полу намеренно, чтобы Эллена, подняв ее, выдала себя. Дрожа от страха и самых дурных предчувствий, она следила за лицом настоятельницы, пока та выслушивала то, что говорит монахиня. Суровая складка на лбу игуменьи зловеще предупреждала Эллену о ждущей ее судьбе. Тем временем монахиня, закончив свое сообщение матери настоятельнице, спокойно отошла и присоединилась к сестрам, а игуменья как ни в чем не бывало продолжала играть свою роль хозяйки.

Эллена понимала, что, пока монастырь полон гостей, никаких особых мер против нее принято не будет. Она не спешила уходить, а также не пыталась поднять злополучную записку, хотя знала, что судьба ее зависит от того, что написано на этом клочке бумаги. Время шло. Она знала, что за ней теперь будут следить. Куда бы она ни посмотрела, ей казалось, что мать настоятельница не спускает с нее глаз, а также монахиня, хотя лицо последней было скрыто вуалью.

Так прошел час. Ужин подходил к концу, гости поднимались из-за стола, и в общей толчее Эллене удалось приблизиться к решетке и поднять записку. Спрятав ее в складках одежды, она едва осмелилась поднять голову, чтобы убедиться, не следит ли кто за ней. Она решила немедленно уйти к себе, как вдруг увидела, что настоятельница покидает залу. Монахини, напугавшей ее, нигде не было видно.

Эллена проследовала за настоятельницей, держась в самом конце потянувшейся за нею свиты. Наконец, заметив Оливию, она успела глазами подать ей знак и тут же поспешила в свою келью. Здесь, заперев изнутри дверь на ключ, принялась читать записку Винченцо. Еле сдерживая свое нетерпение, жадно пробежала глазами первые строчки, но, неловко перевернув страницу, вдруг загасила слабый огонь лампы. В полном отчаянии девушка не знала, что делать. Идти просить, чтобы ей зажгли погасшую лампу, было невозможно, ибо сразу же стало бы известно, что она отнюдь не пленница, а может покидать свою келью, когда захочет. Если об этом узнают, худо будет не только ей, но и Оливия пострадает за свою доброту. Оставалось молить Бога о скорейшем приходе Оливии, пока еще не поздно сделать то, о чем просит в записке Винченцо. Она сидела в темноте, терзаемая страхами, тщетно водя пальцами по листку бумаги, от которого зависело ее спасение и который она так нелепо не смогла дочитать до конца.

Наконец послышались шаги, и луч света блеснул под дверью. Вовремя сообразив, что это может быть и не Оливия, она постаралась быстро

спрятать записку. Но дверь уже открылась, и вошла Оливия. Эллена, бледная и дрожащая, без слов выхватила у монахини фонарь и принялась жадно дочитывать записку. В ней было сказано, что в ту минуту, как Эллена получит ее, брат Джеронимо будет ждать ее у ворот в сад, где к ним вскоре присоединится и он, Винченцо, чтобы вместе тайком покинуть монастырь. Лошади ждут их у подножия горы. Он умолял ее не мешкать, а сделать все немедленно, пока в монастыре гости и все заняты ими. Иного случая может не представиться.

Эллена в полном отчаянии протянула записку Оливии, прося ее совета, ибо прошло уже полтора часа с того времени, как Винченцо передал ей записку. За это время все могло случиться!

Добрая Оливия, понимая состояние девушки, сострадала ей и готова была помочь. После недолгого раздумья она сказала:

— Сейчас в любом уголке монастыря мы можем встретить кого-либо из монахинь. Но вуаль, которую я вам принесла, уже сослужила вам службу. Думаю, мы можем надеяться, что она поможет нам и в этот раз. Нам придется пройти через трапезную, где сейчас ужинают те из сестер, кто не был приглашен к праздничному столу. Они не покинут трапезную до колокола, собирающего всех на заутреню. Если мы будем дожидаться этого часа, будет уже поздно.

Эллена полностью разделяла опасения сестры Оливии, и, понимая, как опасно медлить, они решили тут же попробовать пробраться в монастырский сад.

По дороге в трапезную им то и дело попадались монахини, но никто не обращал на них внимания. Эллена одной рукой придерживала вуаль, а другой тяжело опиралась на руку Оливии. В дверях трапезной они увидели настоятельницу, которая, окинув взглядом ужинающих и не найдя среди них Оливии, отступила назад, а сестра Оливия вынуждена была, откинув вуаль, предстать пред очи игуменьи, затем они проследовали в трапезную. Эллена, смешавшись со свитой настоятельницы, шла вслед за ними. Монахини, оставшиеся в трапезной, к счастью, были столь возбуждены и взволнованы закончившимися празднествами, что только и говорили об этом. Это позволило Эллене вслед за Оливией выйти в холл.

Здесь то и дело пробегали слуги, которые, собрав со столов грязную посуду, относили ее на кухню. Когда Эллена и сестра Оливия приблизились к выходу в сад, их окликнула монахиня, предупредившая, что колокол на заутреню еще не прозвучал.

Перепуганная непредвиденным препятствием, Эллена крепко сжала руку Оливии, но та что-то спокойно ответила монахине, и они вышли в сад.

Когда они шли по аллее к указанному в записке Винченцо месту, у Эллены от волнения подкашивались ноги, и она испугалась, что не дойдет.

— Силы изменяют мне, я не дойду, — задыхаясь, сказала она. — А если дойду, то будет уже поздно, он не дождется меня.

Но Оливия, чтобы ободрить ее, указала на освещенные лунным светом ворота в конце аллеи.

— Видите, дитя мое, где кончается тень деревьев? Там и есть место вашего свидания…

Ободренная Эллена прибавила шаг, но заветные ворота, вместо того чтобы становиться ближе, казалось, удалялись от нее.

— Я не дойду, я упаду бездыханной… — продолжала шептать бедняжка, когда они были уже совсем у цели.

Наконец Оливия остановилась. Отсюда предстояло подать условный знак, и она ударила поднятой веткой по дереву. Послышался шепот переговаривающихся голосов, но условного ответа не последовало.

— Нас предали, — в ужасе прошептала Эллена. — Но я все равно должна знать правду, — вдруг решительно заявила она и повторила условный знак.

К ее неизъяснимой радости, в ответ раздались три отчетливых сухих стука дерева о дерево. Оливия, все еще соблюдая осторожность, предостерегла Эллену не торопиться. Но вскоре все сомнения рассеялись. Со скрипом повернулся в замке ключ, ворота открылись, и две фигуры в плащах вошли в сад. Эллена невольно отступила, но знакомый голос Винченцо тихо окликнул ее, а слабый свет фонаря в руках его спутника осветил лицо юноши.