Итальянка
Шрифт:
— Ты не думал жениться на Эльзе?
— О боже, нет! — взвился Отто. — Я хочу быть с Эльзой просто так. И это не одна лишь похоть, это хорошо, это прекрасно для нас обоих, это что-то настоящее. Секс всегда представлялся мне чем-то неправильным, но только не с ней. Мне кажется, я на верном пути, впервые в жизни я нашел настоящее. С сотней неправд внутри я женился на Изабель, и с тех пор все стало еще хуже. Моя связь с Эльзой — словно искупление, чудесное возвращение к началу. Но, видишь ли, эта связь ни к чему не ведет, она обречена. Для нее нет места, я не могу ее продолжать, она не вечна, она должна иметь начало, середину и конец. Мне некуда идти с Эльзой, перед нами нет пути. И, едва
Ничего подобного я не считал. Мне казалось, я знаю, что Отто называет «настоящим». Сам я никогда ни в чем напрямую связанном с сексом даже близко не подходил к этому настоящему.
— Нет-нет. Я все понимаю: как только ты четко уяснил себе, что у этого нет будущего… В конце концов, такое не может продолжаться…
Мне было ужасно жаль Отто, и я был благодарен ему за откровенный разговор.
— И все же пойми, — продолжал Отто, — как я могу ее оставить, как я могу? Это необходимо и в то же время совершенно невозможно. Весной я пытался порвать с ней, да что там говорить, я порвал с ней. Но так ничего ей толком и не объяснил. Она вроде как смирилась, потому что считала, что это временно и только из-за Лидии. Но теперь… я не могу объявить ей, что она должна уйти, не могу. И вот уже все начинает портиться. Время невинности прошло. Тем не менее с каждым днем эта связь, цепь, этот механизм становится сильнее. Боюсь, что Эльза начинает чувствовать себя моим пороком и даже становится им.
— Мечтательная Ева Жильбера…
— Да, я ведь говорил об этом, верно? Это ее я имел в виду, Эльзу. Знаю, она невинное существо, и говорю это, хотя прекрасно осведомлен, чем она занималась до нашей встречи. Она невинна — и все же порой представляется мне воплощением чистого зла. Прости, это звучит ненормально. Я понимаю, конечно, что проецирую на нее мое собственное зло. Но она кажется мне демоном. «До пояса они — богов наследье…» [20] Я уверен, это как-то связано с моим собственным страхом перед сексом и моим собственным подлинным скотством, но есть мгновения, когда я готов убить ее.
20
«До пояса они — богов наследье, а ниже — дьяволу принадлежат» (Шекспир У.Король Лир. Акт IV, сцена 6. Перевод Т. Щепкиной-Куперник).
Отто трясло, глаза его вылезли из орбит, челюсть дрожала. Его рот вел себя на лице как живой зверек. Не без усилий мой брат принял в соломе сидячее положение, облив куртку виски.
Я беспокоился о нем и из-за него. Боялся, что он прямо сейчас может сорваться самым ужасным образом. Поэтому я заговорил намеренно спокойно:
— Она правда так крепко привязана к тебе? Когда ты говоришь, что не можешь оставить ее…
— О да, она меня любит, — ответил Отто. — Думаю, я первое существо, которое она полюбила по-настоящему. Возможно, она способна любить лишь калибанов. [21] Я для нее и отец, и брат, и сын, и любовник. Но это еще не все. Я ужасно жалею ее. И это почему-то не позволяет мне покинуть ее. Что с ней станется? К тому же я не выношу ее слез, они нестерпимы. Я словно сострадаю в ее лице всем скорбям мира.
21
Калибан — персонаж «Бури» Шекспира.
— Ты можешь сострадать им в чьем угодно лице, — нетерпеливо возразил я. — Ты жалеешь ее… и все же она — твой порок?
— Знаешь, это все тесно связано, — сказал Отто. — Скорбь, уход, смятение, грех. Я не могу достичь ее высот отчаяния, поскольку презираю ее, когда жалею. Думаю, и тут дело тоже во мне. Я чувствую себя жертвой, растяпой и грешником одновременно. Ах, если б только все это разделить! Вот что я имел в виду, когда говорил об отказе от выпивки.
— Чтобы страдать, но в чистом виде, без утешения?
— Да, страдать как животное. Это было бы божественно. Но невозможно. «Кто согласился бы средь горших мук, терпя стократ несноснейшую боль, мышление утратить, променять сознание, способное постичь, измерить вечность…» [22] Утратить мышление, способное постичь вечность, — вот в чем беда. Это падший ангел сказал.
— Полагаю, правильнее было бы страдать подобно непадшемуангелу. Но возможно, ты и прав: в нашем воображении животное страдание наиболее близко к подлинному. Однако ты рассуждаешь как метафизик, Отто. Думай о ней проще. Она немного… странная, ты согласен?
22
Мильтон Дж.Потерянный рай. Перевод А. Штейнберга.
— Ты имеешь в виду «безумная», «ненормальная»? Но мне так не кажется. Она, по-видимому, воображает себя другими, страдающими людьми и очень переживает. Иногда говорит странные вещи. Дэвид передавал их мне. Но это не безумие. Больше похоже, что безумны мы, те, кто этого не делает.
— Говоришь, Левкин передавал тебе… но разве сам ты с ней не разговаривал?
— Ну да, мы совсем не разговариваем. А впрочем, это не так: мы шутим.
— Вот как? Ты доверяешь Левкину?
— Безусловно. Он мне предан.
— Мм…
В мастерской стемнело. Сверху лился пронзительно синий вечерний свет, но внутри все уже стало золотисто-коричневым, и неясные очертания каменного города казались одновременно более яркими и более изменчивыми. Лицо Отто расплывалось перед моими глазами. Изрядно пошуршав соломой, он выбрался из нее и встал. Одежда его была покрыта желтоватыми клоками сухой травы, руки безвольно свисали, голова выдавалась вперед, как у брошенной марионетки, которая еле держится на ногах. Создавалось впечатление, что он вот-вот рухнет. Я тоже поднялся.
— Эд, сделаешь для меня кое-что?
— Конечно, если смогу.
— Ты не поговоришь с Изабель?
Его просьба удивила меня и привела в некоторое замешательство.
— О чем?
— Да обо всем. Изабель тебя очень уважает. Она не может не знать хоть что-то об этом деле. И меня удручает ощущение, что она… не понимает.
— Сомневаюсь, что смогу ей объяснить, — мрачно сказал я.
— Ну и ладно. Просто мне хочется снова вроде как почувствовать, что я с ней связан.
— Но, Отто, ты не можешь… именно… сейчас. И вообще, какая бы связь между вами двоими ни оставалась, ни мне, ни другим посторонним здесь делать нечего. Я могу только навредить.
— Нет, нет, — упрямился он. — Ты поможешь, поможешь. Такие, как ты, не могут не помогать. Ты утешишь Изабель, ты подбодришь ее. Я хочу, чтобы она знала: не такое уж я и чудовище. Иногда мне кажется, что она вот-вот сбежит.
Я был тронут, хотя чувствовал, что сегодняшний разговор не обеспечил меня достаточным материалом для того, чтобы произвести впечатление на Изабель.
— Если ты так хочешь, я с ней поговорю. Но лучше сделаю это, так сказать, в общих словах. Не вижу смысла объяснять тебя Изабель, особенно сейчас!