Итальянский секретарь
Шрифт:
– У нас было по меньшей мере десять или пятнадцать секунд, чтобы решить эту проблему.
Я вновь спрятал свой уставной револьвер, глядя на Холмса, – у меня в душе боролись восхищение и гнев.
– Простите, Холмс, я, наверное, от чрезмерной тревоги потерял голову, но…
– Пустяки, старина, – быстро ответил Холмс, протягивая мне руку. – В конце концов, неизвестно, как я бы вел себя на вашем месте, на северо-западной границе, при виде атакующих афганцев с мультуками [9].
То были благородные
– Думаю, Ватсон, нам лучше не рассказывать подробно о том, что мы видели – эти люди явно что-то знают о нашей миссии и о своей собственной, но не говорят; с какой стати нам быть великодушнее?
Я кивнул, и тут в опустевшей раме окна показалось другое лицо – добродушного морского офицера.
– Ага! – воскликнул он. – Значит, он и здесь побывал!
– Кто-то был, несомненно, – торопливо солгал я. – Только мы не успели его разглядеть – он разбил стекло, но больше ничего не успел сделать, и тут же явились вы.
Молодой офицер кивнул, держа револьвер наготове.
– Повезло, – ухмыльнулся он, вновь обретя всю свою любезность. Потом, кажется, учуял что-то: – Скажите-ка, чем это пахнет? – спросил он, испытующе глядя на нас.
– Боюсь, это я виноват, – ответил Холмс, видя, что я уже истощил свои способности к импровизации. – Я так разволновался, что мне захотелось покурить, но с тех пор, как разбилось окно, у меня руки трясутся. Я исчиркал целую коробку спичек, – в доказательство он продемонстрировал незажженную трубку, – и все безрезультатно.
Офицер прищурился.
– Вы, мистер Холмс?
– Увы, приобретая возраст и опыт, теряешь способность владеть собой под огнем. – Холмс дружелюбно кивнул молодому человеку. – Надеюсь, вам повезет и вы не испытаете этого на собственной шкуре.
Молодой офицер, видимо, вполне удовлетворенный, опять улыбнулся и отступил от двери.
– Джентльмены, не желаете ли перейти в другое купе? – Он указал на пустую раму. – К сожалению, холодает, и дождь, кажется, перестанет не скоро.
– Превосходная мысль, – ответил Холмс. Он показал рукой на дверь. – Ватсон, я полагаю, вам не хочется вдобавок ко всем приятностям этого вечера заполучить еще и лихорадку…
Я сначала не понял, почему Холмс настаивает, чтобы я вышел первым, но скоро мое недоумение развеялось: едва я встал, снял с багажной полки свои саквояж и футляр с удочками и продвинулся к двери, Холмс, пользуясь тем, что я его загородил, быстро нагнулся и подобрал остатки обгорелого фитиля.
– Разумеется, нет, – отозвался я, мешкая в дверях купе, чтобы дать Холмсу побольше времени. – Я надеюсь, пути не повреждены? – спросил я у офицера.
– Нет, доктор, – боевик, бросавший бомбу, поторопился, и вышел недолет.
– Кажется, гораздо проще было бы подложить ее, а не бросать.
– Вы же знаете этих типов, доктор, – презрительно ответил молодой человек. – Ни характера, ни опыта – одни убеждения.
Я уцепился за эту оплошность:
– Вот как? Стало быть, вы знаете, кто они такие?
Он снова только улыбнулся в ответ – обаятельно, однако уклончиво, как я уже начал понимать.
– Я бы на вашем месте оставил эти вопросы до рандеву, доктор. Если не возражаете.
Я посмотрел на него дружелюбно и пытливо:
– Рандеву?
– Да. На самом деле нам повезло – мы собирались остановиться через несколько минут, и тогда мы были бы гораздо уязвимее.
Заметив, что Холмс уже сделал свое дело, я сказал:
– Ну хорошо, теперь я точно знаю, что вы не собираетесь объяснять свою загадочную фразу, так что давайте двигаться. На одно купе назад, а, Холмс? Подальше от очередного фейерверка.
– Совершенно с вами согласен, Ватсон, – ответил Холмс, наконец-то догоняя меня со своим багажом.
Молодой офицер, наблюдая, как мы перебираемся на новое место, произнес:
– Мы сейчас вновь тронемся, но, как я уже сказал, скоро опять остановимся – и на этот раз, я полагаю, по гораздо более приятному случаю.
С этими словами он убежал вперед. Вокруг нас перекрикивались; я не все разбирал, но, во всяком случае, эти крики не сообщали о поимке безумца, чье искаженное лицо запечатлелось у меня в памяти. Мы заперлись в купе, и через несколько секунд поезд опять тронулся.
– Подумать только, Холмс! – сказал я. – Он ни единого слова не сказал в объяснение этого чудовищного дела!
– Нет, – отозвался Холмс, вынимая из карманов невзорвавшуюся бомбу и остатки фитиля и раскладывая их на носовом платке, который расстелил на свободном сиденье. – Только не говорите мне, что вас это удивляет. Мы до сих пор не знаем точно, кто они такие, а теперь еще это «рандеву»!
– Нелепица, – вот все, что я мог сказать; я подошел к Холмсу и начал разглядывать устройство, созданное, по-видимому, чтобы убить нас. – Эта вещь хоть что-то говорит о том, кто на нас покушался?
Холмс, кажется, не особенно обольщался надеждой.
– Табак, популярный в юго-восточной Шотландии. Недорогой сорт с ярко выраженным вкусом и запахом.
– Холмс, я не об этом спра…
– Но все равно, это вдвойне смешно, Ватсон, – наше расследование началось с табака, а едва мы начали припоминать историю королевы шотландской и ее противников, как человек, похожий на горца-фанатика, бросает в нас эту штуку…
– «Похожий»? – изумился я. – Если это всего лишь копия, не хотел бы я встретиться с оригиналом.