Итальянский след
Шрифт:
– Мы же договорились, – пролепетал Величковский – возможность предстать перед земляками, кажется, его ужаснула всерьез.
– Ни о чем мы с тобой не договаривались, – жестко сказал Пафнутьев. – Я только сказал, что номер камеры, в которую тебя отведут, в которой тебя уже ждут не дождутся, будет зависеть от того, как сложится наш разговор. Разговор не сложился, поскольку ты отказался подписать протокол. Это твое право. А мое право отправить тебя в ту камеру, в которую считаю нужным. – Величковский смотрел на Пафнутьева с нескрываемым удивлением: тот ли это улыбчивый человек, которому он морочил голову последние два часа? – Этой ночью
Едва за Величковским закрылась дверь, Пафнутьев достал из стола блокнот и, покопавшись в нем, нашел номер телефона Сысцова. Почему-то пришла уверенность, что разговор со старым знакомым сейчас наиболее уместен. Люди, которые прошли перед ним за последние дни, были какими-то… Вторичными, что ли. Они могли признаваться, лукавить, делать удивленные глаза, но Пафнутьев явственно ощущал их зависимость.
Несколько в стороне стоял Пияшев, он казался более самостоятельным, у него был свой участок работы. Но Пияшев подождет. С ним проще будет говорить после Сысцова. Что бы ни сказал Сысцов, даже если он будет молчать и не проронит ни слова, для Пафнутьева это тоже было вполне приемлемым. Он был согласен и на это. В расследовании наступил момент, когда даже молчание работает, даже молчание может быть красноречивым.
– Иван Иванович? – спросил Пафнутьев голосом мягким, даже шаловливым.
– Он самый, – Сысцов ответил в тон.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, – теперь в голосе Сысцова уже прозвучала легкая настороженность – собеседнику пора было себя назвать.
– Моя фамилия – Пафнутьев. Зовут – Павел Николаевич. Мы встречались с вами, Иван Иванович!
– Помню, – с тяжким вздохом произнес Сысцов.
– Мне кажется, вы не обрадовались.
– Павел Николаевич… Каждый раз, когда я слышу ваш голос, во мне что-то напрягается.
– А что в вас может напрягаться?
– Мне становится страшно, Павел Николаевич, – искренне произнес Сысцов. – Я начинаю чувствовать приближение каких-то неприятностей, событий, которых хотелось бы избежать.
– Это, видимо, оттого, что вы обладаете паранормальными способностями. Сейчас многие ощутили в себе наличие каких-то могущественных сил. Недавно я прочитал в газете, что одна старушка во сне вдруг заговорила мужским голосом, но что самое интересное – на китайском языке. Причем, как выяснили ученые, не на современном, а на древнем китайском языке! Этот язык сегодня не знает ни один китаец. Представляете, какой ужас? Оказывается, в прошлой жизни она была китайским императором! Ее пригласили в Китай, и она узнала летнюю императорскую резиденцию, но заметила, что произошли изменения в расположении беседок, представляете?
– С трудом.
– Вот-вот! А когда ученые подняли старые планы дворца, то убедились, что старушка права – беседки были расположены именно так, как она и говорила!
– Павел Николаевич, – почти простонал Сысцов, – не томите душу, скажите, пожалуйста… Что вы от меня хотите?
– Повидаться бы, Иван Иванович!
– Опять?
– Так ведь больше года не виделись!
– А мне казалось, что мы только вчера расстались.
– Да-да-да! – подхватил горестный тон Пафнутьев. – Наши годы летят, наши годы, как птицы, летят, и некогда нам оглянуться назад! Какие были песни!
– Вы считаете, нам нужно оглянуться назад? – настороженно спросил Сысцов.
– Не в такие глубины прошлого, как это удалось старушке, о которой я рассказал, но хотя бы на неделю, Иван Иванович!
– На неделю? – Голос Сысцова дрогнул. – На что вы намекаете? Что случилось в мире неделю назад?
– Иван Иванович… Так я подъеду?
– Дорогу помните?
– Дорога к вам незабываема!
– Жду. – И Сысцов положил трубку.
– Ну вот, так-то оно лучше, – удовлетворенно пробормотал Пафнутьев. В свою папку он положил величковские снимки, расчетливо сунув между ними те, что были сделаны на месте убийств. Прием, конечно, невысокого пошиба, дешевенький прием, но знал Пафнутьев и то, что часто именно на таких вот приемчиках и раскалываются самые твердокаменные люди. Как это всегда и бывает в жизни – никогда не знаешь, где у кого болевая точка, где у кого таится незащищенное нежное местечко.
Дорога на дачу действительно была хорошо знакома Пафнутьеву. Правда, не приходилось ему еще ехать по этой дороге ранней весной, но, как оказалось, и в это время года она достаточно живописна.
– Прошлый раз на этой дороге я чувствовал себя лучше, – сказал Андрей. – У нас на заднем сиденье лежала винтовка с оптическим прицелом. А сейчас, кроме вашей папки, у нас на заднем сиденье ничего нет.
– Авось! – Пафнутьев легкомысленно махнул рукой. – Времена меняются, Андрюша, времена меняются так быстро, что не успеваешь дух перевести, как оказываешься в другой стране.
– Люди меняются не так быстро.
– Авось! Он же не знает, что у нас на заднем сиденье. Весной пахнет. Вот сейчас первый раз в этом году почувствовал – весной пахнет. Где-то глубоко во мне в этот момент что-то дрогнуло, ожило и потянулось к теплу, к солнцу. С тобой такое бывает?
– Ох, Павел Николаевич, – умудренно вздохнул Андрей. – Все бывает.
– Это хорошо, – кивнул Пафнутьев. Но не понравились ему слова Андрея, не понравились. Он сказал о чем-то заветном, а тот в ответ вроде как бы пожалел его.
Ворота открылись сами по себе и сами же закрылись, едва машина проехала на участок. Выложенная причудливой плиткой дорожка вела к самому крыльцу. Трехэтажный особняк стоял на холме, и отсюда хорошо были видны изгиб реки, легкий весенний туман над просыпающимся лесом. Здесь, на возвышении, снег уже растаял и весна чувствовалась сильнее.
– Все, я пошел, – сказал Пафнутьев не то Андрею, не то самому себе.
– Ни пуха.
– К черту!
– Кстати, Павел Николаевич, может быть, это вам интересно… Только что отсюда ушла машина. Минут десять назад. Плитка еще не просохла, – Андрей показал на влажные отпечатки протектора.
– О! – откликнулся Пафнутьев.
Сысцов стоял на высоком крыльце в наброшенном на плечи пальто. Голова его была непокрыта, седые волосы развевались на ветру, глаза были профессионально радостны.
– Я вас приветствую! – сказал он с некоторым подъемом в голосе.
– Здравствуйте! – По своей привычке Пафнутьев произнес это слово громче, чем следовало, радостнее.
– Прошу! – Сысцов распахнул перед ним половинку двустворчатой двери, пропустил вперед, тщательно закрыл за собой дверь. Нынче все, входя в собственный дом, даже окруженный личным забором, дверь закрывают, не забывая задвинуть засов, повернуть ключ, опустить кнопку запора, еще раз взглянуть напоследок через встроенный глазок. Все это Пафнутьев увидел, все оценил и поворотил к Сысцову лицо приветливое и добродушное.