Итальянский сюрприз
Шрифт:
– Не верю, что ты сдашь меня властям.
– Верно, - согласился Николай.
– А мне этого и не нужно. Достаточно, что ты уберешься из поля зрения близких мне людей. В первую очередь, я покажу все документы Светлане. Ты ведь подбирался к ней не только потому, что моя сестра привлекательная женщина.
– Неправда, - почему-то именно в этом вопросе Виктор решил посопротивляться.
– Светлана мне и в самом деле понравилась с первого взгляда.
– Значит, решил совместить приятное с полезным, - отмел его оправдания Николай.
– Поначалу ты ещё не знал, как долго она продержится в кресле президента компании, и просто решил за ней приударить. А когда понял, что в лице Юдина у тебя появился сильный соперник, и моя сестра все равно предпочтет его, решил изобразить благородный жест, дескать, как порядочный человек, отойду в сторонку и не буду мешать вашему счастью. Тем самым заработал себе очков и заручился уважением и благодарностью Светланы. И культивировал у неё
– Мне не нужны другие женщины. Я люблю Аллу.
– Хоть сейчас-то не ври, - лицо Николая исказила презрительная гримаса. Он рассматривал противника со смешанным чувством брезгливости, отвращения и презрения, но без ненависти. Скорее, с жалостью.
Николай и раньше не считал Виктора серьезным противником, а уж теперь, видя его растерянность, которую тот безуспешно пытался скрыть бесстрастным выражением лица, - и подавно. Насквозь фальшивый, Виктор Первенцев всю жизнь прожил во лжи, с такой же насквозь фальшивой и лживой женой, возненавидел тех, кто развалил систему, которой он ревностно служил двадцать четыре года, с одержимостью фанатика, прикрываясь девизом, что служит Отечеству, и, тем не менее, пошел в услужение Вениамину Ромадину и шесть лет терпел этого хамоватого нувориша, внешне изображая лояльность, а в душе презирая и ненавидя его. И вот теперь он судорожно цепляется за свою привычную маску, ещё не сознавая, что проиграл, что вся его деятельность пошла прахом, и больше некому служить. Фирма в его услугах не нуждается, а женщина, ради которой Виктор был готов на все, лишь бы та скрасила его старость, рано или поздно сдернет с него маску и поймет, что под ней скрывается. И что ему остается? Доживать свой век рядом с парализованной женой, якобы стоически переносящей свою физическую неполноценность, хотя всех уже тошнит и от её завуалированных жалоб, и от маски страдалицы? Писать мемуары? Шантажировать накопленным компроматом, продавать его по частям и, в конце концов, стать мишенью для киллера, нанятого жертвой шантажа? И для чего же он прожил жизнь? Чтобы быть ассенизатором человеческих пороков, утилизируя следы чужих грехов?
– Я люблю Аллу, - упрямо повтори Виктор.
– Могу допустить, что ты испытываешь к ней какие-то чувства, хотя, честно говоря, не очень-то верится, что человек твой профессии способен любить. Но ведь в школе КГБ наверняка учили использовать женщин в своих целях. С Аллой - чувства, а с моей сестрой - дело.
– Я не собирался вредить Светлане.
– Да ты ведь не считаешь свою деятельность ни вредоносной, ни грязной. Для тебя это просто работа. Раньше служил комитету, теперь служишь неизвестно кому, скорее всего, тому же комитету в видоизмененном виде. Как там называется ваша тайная организация бывших комитетчиков, мечтающих о реванше, - "Белые погоны"? "Чистые руки, холодная голова, горячее сердце"? "Белый орел"? Или ещё как-то? Не скажешь? Ну, и черт с тобой, меня ваши грязные дела не интересуют. Но лишь до той поры, пока это не касается близких мне людей. А их я в обиду не дам, знай это, комитетчик.
– Эти люди мне тоже не безразличны, - упорно гнул свое Виктор, не желая сдаваться, хотя не мог не сознавать, что уже почти проиграл, и Николай не позволит ему и дальше быть "серым кардиналом".
– Ты даже сейчас продолжаешь играть свою привычную роль, презрительно бросил Николай.
– Не обольщайся, я на это не куплюсь. О твоих планах мне прекрасно известно. Ты надеялся, что со временем станешь управлять Светланой, а через неё - "Промэкспоцентром", оставаясь в тени и считаясь всего лишь руководителем отдела безопасности. Всех сотрудников и акционеров компании ты дергал за ниточки, как марионеток. А все присвоенные средства "Промэкспоцентра" и других фирм шли в ваш общий комитетский котел, ради осуществления ваших наполеоновских планов вернуть комитету былое могущество.
– Я служу своей стране и своему народу, - выпрямился в кресле Виктор, и в его тоне проскользнули горделивые интонации.
– Да брось ты изображать фататика-идеалиста!
– пренебрежительно отмахнулся Николай.
– Оставь свой псевдогражданский пафос для ваших комитетских сходок. Или для самоуспокоения и самооправдания грязных делишек. Таких высокопарных слов от твоих коллег я наслышался немало. Все вы осеняете себя благородной идеей служения Отчизне, придумав себе светлые идеалы, хотя на самом деле вам нужна лишь власть, уже не тайная, а явная. А на народ вам по большому счету наплевать. Вы готовы уморить голодом, истребить миллионы людей, лишь бы достичь своей цели. Раньше твоих коллег хотя бы можно было уважать за бессребренничество. А за что их уважать теперь? Пристроились в коммерческие структуры и гребут деньги, не забывая и о собственных шкурных интересах. Ведь и ты себя не обделял, неуважаемый мной экс-полковник Первенцев. Или до сих пор действующий? А может быть, тебя уже повысили в звании?
Николай подвесил паузу, глядя на соперника с усмешкой. Ему было совершенно наплевать на звание Виктора, да, по большому счету, и на него самого, однако его деятельность была напрямую связана с благополучием его сестры и любимой женщины. Как соперника он не принимал его всерьез - Алла умна и со временем сама бы разобралась, кто есть кто. Да и чем мог бы надолго привлечь, а главное, удержать её этот лживый комитетчик? Из него уже песок сыплется, а туда же - возомнил, что сможет стать парой тигрице Алле. Да шакал он по сравнению с ней, а тигрица не может быть парой шакалу. И даже для того, чтобы заполучить её, Виктор Первенцев использует свои шакальи методы.
Но Аллу не проведешь, даже если сейчас она временно увлеклась, а вот Светлана наивна и доверчива и по простоте своей считает Виктора чуть ли не другом. Ничего себе друг! Надел маску доброжелательности, а сам давно запустил лапу в фонды её фирмы, да к тому же, накропал компромат на начальницу, надеясь управлять ею если уж не под прикрытием дружеского отношения, то с помощью шантажа.
– Ты зарвался, утратив бдительность при дебиле Вениамине, - продолжал Николай.
– Мой покойный зять не просыхал ни единого дня, - кстати, ты и к этому приложил руку, спаивая его и внушая, что теперь он богат и имеет право пожить в свое удовольствие, тусоваться в клубах, казино, на заграничных курортах, и уверил, что "Промэкспоцентр" под твоим бдительным оком будет работать без сбоев. Именно ты советовал ему почаще ездить в загранкомандировки, хотя в этом не было никакой необходимости, а в переговорах Вениамин демонстрировал свою некомпетентность. Зато у тебя была возможность обделывать свои делишки в его отсутствие. Именно ты подсовывал ему девиц, которые докладывали тебе о каждом его шаге. Именно ты рекомендовал, кого принять на работу, а кого уволить, и нашпиговал "Промэкспоцентр" нужными тебе людьми, которые стучали тебе на всех и делали все, что ты приказывал. А Вениамин был твоим подставным лицом. Ни в бухгалтерии, ни в экономике, ни в бизнесе мой покойный зять ни черта не смыслил и слепо выполнял твою волю, уверенный, что является полновластным хозяином компании, а ты бдительно охраняешь его от многочисленных врагов. Этому пропившемуся профану и в голову не пришло, что на твой оклад не обзаведешься недвижимостью здесь и заграницей и солидными счетами в иностранных банках. На старость себе припрятал? Надеялся уехать с Аллой и греть свои старые кости под лучами южного солнца?
Николай сделал паузу, насмешливо наблюдая за противником. Возможно, тот был удивлен его осведомленностью, но виду не показывал. Или наделся, что соперник не пустит в ход имеющиеся у него материалы?
– Алла, сама того не зная, пробила брешь в созданной тобой стройной системе, выявив и устранив важных фигурантов - Максима Розенберга и главбуха Каратаева. Но и без них у тебя предостаточно исполнителей, чьими руками ты загребал жар из огня, а они тебя боялись и потому слушались. Но не надейся, что твоя деятельность по-прежнему останется тайной. Алла очень умна и до всего докопается. Первое, о чем она задумается, - откуда у тебя средства. А там и со всем остальным разберется. Хоть ты и высокого мнения об её уме, но явно недооцениваешь. А скрыть концы в воду тебе уже не удастся. Поздно. Ты сильно наследил. Потерял ты квалификацию, комитетчик. Зажрался и оброс жирком.
– От Аллы я все равно не откажусь.
– Зато она от тебя откажется.
– Ты покажешь ей компромат на меня?
– Еще раз повторю - не меряй других по себе. Компроматом я всего лишь обезопасил себя, но уверен, что нейтрализую тебя и без него. Аллино уважение мне дорого.
– Ей не удастся что-то узнать, Алла не профессионал. В твоем отделе безопасности работают профессионалы, им это по силам, а ей нет. На одной интуиции далеко не уедешь, нужна фактура.
– Да Алла им всем сто очков форы даст!
– рассмеялся Николай.
– Ей не нужны документы, фотографии, видеокассеты и записи прослушек, она все сообразит и так, документальное подтверждение ей вовсе ни к чему. Для того, чтобы наказать мерзавца, ей не потребуется ни прокурор, ни суд. Но я не хочу, чтобы моя любимая женщина рисковала из-за такого подлеца, как ты, поэтому намерен устранить тебя до того, как она обо всем догадается. Единственное, чем ты можешь утешиться, - если это тебя утешит, - что женщина, к которой ты якобы не безразличен, будет оплакивать тебя, и ты останешься в её памяти светлой личностью, а не мерзавцем, каковым на самом деле являешься.
– Ты пришел меня убить?
– Да зачем мне об тебя пачкаться? Сам застрелишься, если в тебе осталась хоть капля самоуважения. А если струсишь и не пожелаешь пустить себе пулю в висок, то я обнародую эти материалы. Они станут достоянием всего делового мира, и больше ни один порядочный человек не подаст тебе руки. Алла, само собой, тебе не достанется. Она и плюнуть в твою сторону не пожелает. Но не надейся уйти на дно. Я тебя все равно достану, если кто-то, узнав о твоей деятельности, меня не опередит. Но я надеюсь успеть раньше. И, между прочим, останусь на свободе, поскольку мотив разделаться с тобой есть у десятков людей.