Итоги № 47 (2011)
Шрифт:
Вы будете смеяться, но весь белый свет будто сошелся клином на людях «Захвата». И новым продюсером оскаровской церемонии назначили... Брайана Грейзера. Других писателей у меня для вас нет, сказал бы небезызвестный ценитель прекрасного.
Клондайк под капотом
Хотя в фильме помимо Мерфи задействована целая когорта знаменитостей, включая Бена Стиллера, Алана Алду, Теу Леони и Мэттью Бродерика, главной звездой фактически стал объект неодушевленный.
А именно — реликтовый автомобиль Ferrari 250 GT Lusso выпуска 1963 года. Жуликоватый магнат (Алда) нашпиговал его деталями из чистого золота и хранил на подиуме в своем роскошном пентхаусе, словно стул из гарнитура мадам Петуховой. Банда борцов за справедливость во главе со Стиллером прознала про спрятанное на виду сокровище и сумела во время парада «Мейсис» спустить его на тросах с верхотуры на бренную землю,
Магнат хвалится в фильме, что «Феррари» принадлежал знаменитому актеру 60-х Стиву Маккуину. И хотя весь фильм — социальная фантастика, это конкретное утверждение близко к истине. У звезды «Великолепной семерки» и «Буллитта» действительно было такое авто, которое на аукционе Christie"s в 2007 году ушло за 2,3 миллиона долларов. Несколько лет спустя новый владелец продал его за 10 миллионов долларов. Вообще «Феррари» этой модели было выпущено всего 350 штук, и их средняя цена сегодня близка к миллиону долларов.
Выкладывать «лимон» за авто для съемок даже для Грейзера оказалось непозволительной тратой, и он заказал у умельцев две реплики, одну из которых предстояло расколошматить вдрызг. Как известно, любитель быстрой езды Маккуин заказал для любимой тачки малозаметный цвет коричневый металлик, чтобы убегать от полиции на Пасифик-Коуст-хайвее. У киношников задачи совсем другие, и машины-дублеры покрасили в ослепительно красный цвет.
Эскапизм таким и бывает — когда красным, когда розовым, но всегда одноцветным. Можно всласть помечтать о золотой машине и о золотых денечках, когда банкиры были честными, а средний класс Америки не помышлял о мстительной «оккупации Уолл-стрит». Но все-таки, судя по бокс-офису, не вызвал «Захват» у американских зрителей полного эскапистского счастья.
Может быть, дело в том, что многие зрители ощущают некоторую двусмысленность актуального посыла? Как заметил критик «Нью-Йорк таймс»: «Богатые ребята — самые проверенные злодеи голливудских фильмов, и не нужно особо напрягаться, чтобы понять: те, кто делает эти фильмы и снимается в них, тоже весьма богаты. Вы можете говорить про лицемерие, я же предпочитаю считать это одним из культурных противоречий капитализма, с которым мы вынуждены считаться».
Только что всплыла любопытная подробность. Оказывается, студия собиралась подснять другой финал, где Мерфи братался бы со Стиллером с явным расчетом на будущий сиквел. Но Мерфи сверх выплаченного ему гонорара в 7,5 миллиона долларов запросил за досъемку еще полмиллиона. Студия отказалась, и Мерфи сделал ей ручкой. Ну да, очередное культурное противоречие капитализма.
Нью-Йорк
Олег Сулькин
Рецепт влюбленного кулинара / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Апокалиптическая мелодрама «Последняя любовь на Земле» сделана любимцем фестивалей второго ряда, британцем, а точнее, шотландцем Дэвидом Маккензи («Молодой Адам», «Бабник») на том уровне свободы, который даруется незакомплексованным провинциалам. Режиссер откровенно плюет и на жанровый канон, и на требование хоть какой-то занимательности сюжета. Он не боится быть ни смешным, ни пафосным, сосредоточившись на чувствах двух людей. И выигрывает. Его картина признана лучшим британским фильмом новой волны на Эдинбургском кинофестивале и имеет довольно высокий зрительский рейтинг. Хотя эксплуатируется тут совсем не новая, хорошо раскрученная и освоенная сегодня тема вселенской эпидемии. Можно начать со свежего «Заражения» Стивена Содерберга. Впрочем, это голливудский вариант, когда все без метафор. Картина же Маккензи ближе к притчам вроде «Эквилибриума» Курта Уиммера, герои которого пьют таблетки, чтобы ничего не чувствовать, или «Все о любви» Томаса Винтерберга, где люди падают замертво из-за отсутствия лирических чувств. Или даже к недавнему «Времени» Эндрю Никкола, где ставшие бессмертными люди все равно умирают, потому что время стало платой за все блага. Инфляция базовых человеческих ценностей действительно волнует кинематографистов.
Ресторанный шеф-повар Майкл (Юэн Макгрегор) живет вполне гедонистически, предаваясь плотским радостям и не слишком заморачиваясь чувствами. Одноразовый, как обычно, секс с красивой девушкой, живущей по соседству с его кухней и давшей повару-мажору однажды закурить, ни к чему его не обязывает — радостей жизни должно быть много. Да и для Сьюзен (Эва Грин) это всего лишь повод в который раз резюмировать: все мужики сво... Впрочем, их
Впрочем, герои фильма не так уж сильно включены в эти глобально гибельные события. Дело происходит в шотландском Глазго, на краю географии. Хотя Сьюзен врач-эпидемиолог и к ней в больницу приходил пациент с расстройством обоняния, в этом фильме не будет никаких штампов апокалиптического фильма. Никто не будет устраивать мозговых штурмов, чтобы найти лекарство от потери чувств. Никто не докопается, откуда на человечество свалилась эта зараза, не из космоса ли. В общем, никаких научно-фантастических заморочек. Героиня не откроет вакцину, герой не помчится спасать мир на ракете. Они просто будут жить в предложенных обстоятельствах. Мужчина и женщина, вначале достаточно современные, чтобы быть циничными и нечувствительными, вдруг наполнятся любовью, а потом изо всех сил будут пытаться ее удержать на фоне вселенского катаклизма. Точно так, как пытается удержать клиентов своего ресторана Майкл: если они не могут больше принюхиваться, значит, надо усиливать вкус, если пропали вкусовые ощущения, значит, стоит сделать ставку на вид и фактуру пищи. Да, видимо, все так и будет перед концом света: люди будут до последнего приноравливаться к своим потерям, выживать вопреки очевидной бессмысленности существования и стремиться напоследок все же получить свой кусочек счастья.
Ирина Любарская
Смешать, но не встряхивать / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Испанского писателя Переса-Реверте заслуженно называют «Умберто Эко для всех». Он создал общедоступную версию авантюрно-конспирологического романа, на чем и поднялся в начале нулевых. Где у итальянского профессора монах вдыхает яд со страницы книги, там у Реверте будет удар кинжалом или взведенная пистоль. И никакой тебе горней латыни. Но, если надо, автор «Клуба Дюма», «Фламандской доски» и «Кожи для барабана» тоже умеет вклинить между строк мильон метафор. За что эксперты рекомендуют книги испанца как чтиво, которое «не стыдно открыть в самолете или на пляже». А такой отзыв из уст пропагандиста книжного образа жизни дорогого стоит. Вот и сегодня ценители этого life style довольны.
«Осада, или Шахматы со смертью» — 700 с лишним страниц убористого текста об осаде испанского порта Кадис во времена наполеоновских войн. На часах истории 1811 год. Французы еще не обломали зубы о берега бывшей пурпурно-золотой Кастилии. А впереди у них блуждания по заснеженным просторам матушки России. Некоторые впечатлительные критики даже назвали «Осаду» испанским ответом «Войне и миру». А что? И там и тут — батальное полотно, декорированное яркими бытовыми деталями. Реверте, по его словам, много и всерьез «работал с документами и картами, просчитывал дистанции, направления и силу ветров». У русского графа кивера и редуты? А здесь вы узнаете, что такое бушприт, бом-брамсель и поворот оверштаг, чем мортиры лучше гаубиц и каков угол отклонения при ведении навесного огня. Только это еще не все. В «Осаде» сведены воедино исторический и морской романы, но на фоне свистящих ядер и рвущихся бомб прокладывает себе путь детективная интрига.
Комиссар кадисской полиции Тисон пытается найти маньяка, который жестоко убивает молодых девушек. Точнее, забивает насмерть железным бичом. Но под занавес преступление растворяется в чисто эковской конспирологии. Оказывается, убийца принадлежит к секте флагеллантов из высшего общества — набожных господ, занимающихся самым натуральным истязанием плоти. Преступнику лишь изменило чувство меры. И хотя развратных действий со своими жертвами он не совершает, простор для фрейдистских интерпретаций открыт. И в этой ситуации интереснее всего оценить не многослойность смыслов и историческое правдоподобие романа, а судьбу детективного жанра в смутное время постмодернистской относительности...