Итоги современного знания
Шрифт:
V
Науки естественныя
Ренанъ говоритъ сперва о наукахъ естественныхъ. потомъ о наукахъ историческихъ и вспомогательныхъ имъ наукахъ филологическихъ и, наконецъ, о наукахъ политическихъ и соціальныхъ.
Науки естественныя стоятъ впереди, конечно, потому, что въ наше время он играютъ роль «первой философіи», составляютъ какъ-бы ученіе объ основахъ всего существующаго. Ренанъ съ удовольствіемъ замчаетъ, что онъ, въ сущности, всегда былъ эволюціонистомъ въ своей области, въ пониманіи «произведеній человчества, языковъ, письменъ, литературъ, законодательствъ, соціальныхъ формъ». Поэтому, водвореніе эволюціонизма въ ученіи о произведеніяхъ природы, начавшееся съ Дарвина, только подтвердило предчувствія Ренана, было только распространеніемъ его воззрній. «Я имлъ врный взглядъ на то, что я называлъ происхожденіемъ жизни (les origines de la vie). (Такъ формулируетъ онъ уже свои самыя начальныя научныя убжденія). Я хорошо видлъ, что и въ человчеств и въ природ все длается, что творенію нтъ мста
Если таковъ итогъ успховъ естествознанія, то, какъ мы видимъ, онъ весь содержится въ томъ, что идея «развитія» замняла собою идею «творенія». Въ чемъ состоитъ противоположность этихъ двухъ идей, и точно ли он противоположны, если брать ихъ въ ихъ широкомъ смысл, объ этомъ не разсуждаетъ Ренанъ. Въ исторіи и въ природ, по его выраженію, все длается. Это очень неопредленно; едва-ли бы онъ согласился сказать, напримръ, что все длается само собою, или что ни въ природ, ни въ исторіи не возникаетъ ничего новаго. Намъ очень мало сказано, если сказано только, что происходитъ «нкоторое громадное развитіе». Развитіе по самому своему существу должно имть и направленіе и цлъ. Почему намъ не скажутъ, нашло-ли ихъ естествознаніе? По крайней мр, искало-ли оно ихъ и ищетъ-ли теперь?
Ренанъ нисколько не останавливается на подобныхъ разсужденіяхъ. Но, вмсто того, онъ, вслдъ за приведенными словами, длаетъ замчаніе, изъ котораго все-таки видно, въ какую сторону клонятся его мысли. Именно, онъ замчаетъ, что успхи естествознанія принуждаютъ его сдлать нкоторую поправку въ мнніяхъ, выраженныхъ въ его юношеской книг.
«Подобно Гегелю», говоритъ онъ, «я ошибался въ томъ, что слишкомъ утвердительно приписывалъ человчеству нейтральную роль въ мірозданіи. Между тмъ, возможно, что все человческое развитіе иметъ столь же мало значенія (n'ait pas plus de cons'equence), какъ плсень или лишаи, которыми покрывается всякая влажная поверхность».
Вотъ какое воззрніе составляетъ новое пріобртеніе Ренана! Вотъ къ чему онъ приведенъ своими изысканіями и наблюденіями надъ развитіемъ «языковъ, письменъ, литературъ, законодательствъ, соціальныхъ формъ», и съ чему гораздо ясне пришли будто-бы космологическія науки!
Странно говорить объ этомъ такъ бгло, какъ говоритъ Ренанъ; онъ, какъ будто для большей занимательности своей рчи, мимоходомъ пугаетъ читателей этою плсенью и лишаями. Попробуемъ, однако, хоть нсколько разобрать дло. Естественныя науки въ своихъ удивительныхъ обобщеніяхъ дйствительно доказали однородность жизни, нашли нкоторое элементарное сродство между жизнью человка и жизнью мельчайшихъ организмовъ. Но вдь изъ этого ровно ничего не слдуетъ относительно достоинства и значенія различныхъ организмовъ. Мы судили бы совершенно по-дтски, еслибы, подводя существа подъ какое-нибудь общее понятіе, воображали, что они, въ силу этого, однородны во всхъ отношеніяхъ. И человкъ и камень имютъ всъ; человкъ только-что убитый вситъ столько же, сколько онъ же всилъ живой; разв слдуетъ отсюда, что человкъ не лучше камня и что живой не лучше мертваго? Гегель, на котораго Ренанъ ссылается, какъ бы въ извиненіе своего прежняго заблужденія, смотрлъ на вопросъ неизмримо правильне. Если человкъ, положимъ даже, и не центръ міра, то, во всякомъ случа, онъ такъ связанъ съ центромъ, что можетъ изъ него смотрть на мірозданіе; слдовательно, онъ не только выше всхъ земныхъ созданій, но можетъ подыматься до высоты какихъ бы то ни было существъ, представляемыхъ нашимъ воображеніемъ. Совершенная нелпость думать, что значеніе человка, можетъ быть, равняется значенію «плсени и лишаевъ», заводящихся везд, гд есть сырость.
VI
Науки историческія и филологическія
«Науки историческія и вспомогательныя имъ науки филологическія (продолжаетъ свой обзоръ Ренанъ) сдлали громадныя завоеванія съ тхъ поръ, какъ я предался имъ съ такой любовью, сорокъ лтъ тому назадъ». «Черезъ сто лтъ человчество уже будетъ знать почти все, что оно можетъ знать о своемъ прошедшемъ». «Исторія религіи уяснена въ самыхъ важныхъ ея отдлахъ. Стало ясно, не въ силу доказательствъ а priori, а въ силу самаго разбора мнимыхъ свидтельствъ, что никогда не было, во всхъ вкахъ достижимыхъ для насъ, ни откровенія, ни сверхъестественнаго факта. Самый процессъ цивилизаціи дознанъ въ его общихъ законахъ. Неравенство расъ констатировано. Права каждаго человческаго племени на боле или мене почетное упоминаніе въ исторіи прогресса приблизительно опредлены» (стр. XIV).
Таковы итоги «громадныхъ завоеваній» въ этой области знаній. Пересматривая ихъ въ томъ вид, въ какомъ ихъ представляетъ Ренанъ, нельзя однако не почувствовать какого-то разочарованія. Повидимому, все здсь сухо и безплодно. Гд же тотъ свтъ, который долженъ быть проливаемъ этими науками? Гд внутренній смыслъ ихъ быстрыхъ и великихъ трудовъ и успховъ?
Ренанъ указываетъ на то, что начало народности ршительно утвердилось въ пониманіи исторіи. Самъ онъ всегда держался этого начала, конечно, вслдъ за нмецкими мыслителями, на которыхъ воспитался. Онъ говоритъ, что теперь уже вполн доказано и
Изъ всхъ новыхъ историческихъ изслдованій Ренанъ указываетъ въ частности только на одно, на разработку исторіи религій. Дйствительно, это есть новая область, завоеванная человческимъ умомъ, и труды, совершенные въ этой области, громадны и блистательны. Въ европейскихъ университетахъ уже учреждаются особыя каедры для этой науки, и американцы уже придумали особое названіе для ученыхъ, спеціально ею занимающихся; этихъ сціентистовъ они называютъ религіонистами.
Казалось бы, что можетъ быть значительне подобнаго научнаго движенія? Дло идетъ о религіи; въ ея исторіи отражается ея сущность, и ученыя изысканія должны направляться къ этой сущности и уяснять намъ ея понятіе. Но Ренанъ объ этомъ молчитъ; если ему поврить, то новйшее изученіе религій важно единственно потому, что будто-бы доказало, что ни въ какомъ вк, доступномъ наук, не было «ни откровенія, ни сверхъестественныхъ событій».
Немного же мы узнали! Подобное чисто-отрицательное положеніе, конечно, ничего не говоритъ намъ о сущности предмета, о дйствительномъ содержаніи религіи. Притомъ, это положеніе совершенно неврно выставлено, какъ выводъ изъ историческихъ изысканій. Нтъ сомннія, что отрицаніе такъ называемаго сверхъестественнаго вовсе не выводится изъ «разбора свидтельствъ», а напротивъ вносится въ этотъ разборъ, что изслдователи, какой бы вкъ ни изслдовали, приступаютъ къ нему уже съ этимъ готовымъ отрицаніемъ, а потому, разумется, и вс вка у нихъ оказываются одинаковыми въ этомъ отношеніи. Ренанъ часто и прежде говорилъ объ этомъ вопрос; онъ придаетъ ему великую важность, но всегда также дурно его ставилъ. Одно мсто изъ его прежнихъ писаній такъ поразительно обнаруживаетъ внутреннее противорчіе этой постановки, что странно, какъ онъ самъ его не замтилъ. Вотъ это мсто:
«Свидтельства ничего не доказываютъ въ вопрос этого рода. (Совершенно врно и прямо противоположно тому, что онъ сказалъ теперь). Если есть божество, котораго могущество подтверждается документами повидимому неопровержимыми, то это, конечно, карагенская богиня Раббатъ Іанитъ. Боле трехъ тысячъ стелъ, свидтельствующихъ объ обтахъ, данныхъ этой богин, извлечены изъ земли; большею частію они теперь находятся въ Національной библіотек въ Париж, вс возвщаютъ, что Раббатъ Танитъ „вняла молитв“, которая была къ ней обращена. И что же? — эти три тысячи свидтелей молитвы, достигшей своей цли, безъ сомннія ошибаются. Въ самомъ дл, Раббатъ Таниты будучи ложнымъ божествомъ, никакъ не могла никого услышать. Дйствительность хины доказана, потому что въ безчисленныхъ случаяхъ хина или ея эквиваленты измнили ходъ лихорадки. Было-ли это когда~нибудь доказано для молитвы?» [4] .
4
Nouvelles 'etudes d'histoire religieuse. Par. 1884. Pr'eface, стр. VIII.
Странное разсужденіе! Только-что Ренанъ привелъ «неопровержимыя» доказательства въ пользу могущества карагенской богини, только-что осмялъ эти доказательства и провозгласилъ, что «свидтельства» тутъ ничего не доказываютъ, — а теперь самъ требуетъ свидтельствъ! И притомъ, онъ говоритъ вызывающимъ тономъ, какъ будто этихъ свидтельствъ никакъ нельзя найти; между тмъ, что можетъ быть легче, какъ услышать отъ врующаго, что Богъ исполнилъ его молитву?
Но всего интересне, что у Ренана тутъ же вырвалось слово, которое объясняетъ истинный смыслъ всего дла. Почему онъ не вритъ карагенскимъ памятникамъ? На основаніи точныхъ изслдованій? Но o нихъ и думать невозможно. Онъ не вритъ потому, что Танитъ есть «ложное божество»; слдовательно, онъ заране, а priori, знаетъ, что молитва къ этому божеству не могла имть послдствій. Конечно, это вполн правильный пріемъ историческаго изслдованія. Не по памятникамъ мы судимъ, врны-ли наши общіе принципы, а наоборотъ, мы по нашимъ принципамъ судимъ о памятникахъ и ршаемъ, что въ нихъ можно допустить и что слдуетъ отвергнуть. Безъ сомннія, такъ точно дйствуютъ и всякіе современные религіонисты. Они слдуютъ ученію, уже очень давно провозглашенному нкоторыми мыслителями, что Богу не свойственно нарушать законы природы. Ренанъ грубо ошибся, выдавая этотъ принципъ за выводъ изъ многотрудныхъ историческихъ изслдованій. Такого открытія нельзя было сдлать, и если бы только въ немъ заключалась заслуга исторіи религій, то эту науку нужно бы было признать совершенно безплодною.