Итоги 'тринадцатой пятилетки'
Шрифт:
Борис Екимов
Итоги "тринадцатой пятилетки"
Советские "пятилетки" - нынче уже история, но по времени близкая. Конечно, выцвели, обветшали, но еще висят кое-где в провинции плакаты, на каменных стенах не стерлись "письмена": "Планы пятилетки - в жизнь!" И вот еще одна позади - тринадцатая, официально не объявленная, - число несчастливое, годы 1992 - 1996-й.
Какой была она для сельской России? Говорить о России в целом легче "от имени народа", как выражаются - "народ не поймет", "народ не простит". Грешат этим не только
Детская - до седых волос - наивность хорошего актера из хорошей московской семьи понятна и по-своему мила. Попросят - поговорим о земле; попросят - о куриных бульонных кубиках. Столь же честно, сколь и наивно.
О рязанской, о владимирской, о калужской земле говорить не буду. Пытаюсь вглядеться в ту, что рядом: Донщина, Нижняя Волга - свои края. Тем более, что позади "пятилетка аграрной реформы".
Началась она с указа президента Российской Федерации "О неотложных мерах по осуществлению земельной реформы в РСФСР" от 27 декабря 1991 года и постановления правительства "О порядке реорганизации колхозов и совхозов".
"Местной администрации организовать продажу земель фонда по конкурсу...
Предоставить крестьянским хозяйствам право залога земли в банках...
Разрешить с 1 января 1992 года гражданам, владеющим земельными участками на правах собственности, их продажу...
Невыкупленные участки земли продаются на аукционе...
Колхозы и совхозы, не обладающие финансовыми ресурсами для погашения задолженности по оплате труда и кредитам, объявляются несостоятельными (банкротами) до 1 февраля и подлежат ликвидации".
Год 1996-й. Жаркий июньский день, солнечный, ясный. И триста километров дороги. Не асфальта и даже не грейдера, а просто - пути полевые, чаще неезженые, затравевшие или размытые недавними ливнями. Места - задонские, не больно людные во все времена, а ныне и вовсе. Птица живет здесь непугано: редкие в иных местах стрепеты, коршуны, лебеди, стаи розовых скворцов, а смелые жаворонки, когда потревожишь их на дорожном сугреве, бросаются на машину, воинственно раскрылатившись. Вперевалку, лениво уходят с дороги суслики. Кабаний след, волчий; лисица охотится среди бела дня.
Поля, луга, курчавые заросли балок с холодными родниками. Ковыль, пахучий чабер, бессмертник на песчаных взгорьях. И высокое море трав колышется под ветром, духом своим щекочет ноздри, пьянит. Степное наше Задонье после дождей и ливней цветет и зеленеет на удивление.
Но не ради красот природы - хотя они стоят того - колесили мы целый день от поля к полю вместе с начальником земельного комитета Калачевского района Виктором Васильевичем Цукановым. Здесь, на землях бывшего совхоза "Голубинский", теперь шестьдесят самостоятельных хозяев, коллективное хозяйство "Голубинское" да несколько подсобных, от предприятий, городских. У всех главное ремесло - земля. Вот мы и ездим, глядим. Хозяев встречаем нечасто, но поле честнее хозяина - оно все скажет. Недаром с детства помнятся строки:
Только не сжата полоска одна...
Грустную думу наводит она.
..........................
Знал, для чего и пахал он и сеял,
Да не по силам работу затеял.
Вот он вылез из землянки, хозяин ли, работник, рассказывает:
– Живем... Курятник кирпичный строим, лисы одолели. В кирпичный не проберутся. Обкладываем кирпичом коровник. Волков много. Собаку унесли зимой.
Действительно, курятник почти готовый, кирпичная кладка - у коровника. Но я на жилье гляжу человечье: низкая крыша над землей, ступени ведут вниз. А там - земляной пол, земляные стены. Печка, керосиновая лампа, горький запах дыма.
– Здесь и зимуете?
– А как же... Скотину не бросишь. Тепло здесь, хорошая печка. Четыре-пять ведер угля - и жарко. Думаем, стены чем-нибудь закрыть, будет получше.
На лице моем, видимо, написано все, что думаю, потому хозяин начинает убеждать:
– Тепло, хорошая землянка. А скоро баню построим, у нас колодец есть, своя вода. Сосед вон без воды мается. А у нас хорошо.
Доехали до соседа. Он - человек молодой. Землянка, в которой зимовал, завалилась после недавних ливней. Но есть вагончик. А вот скотина и птица по-прежнему в полуподземных убежищах. Так проще строить, так теплее.
Попутно с проверкой, с доглядом, привезли мы хозяину "привет" от президента России - его обращение к собственникам земли. Вот строки из него: "Жители России - собственники земли! Ваша земельная доля - это огромная ценность. Это реальное воплощение лозунга "Земля - крестьянам!". Это - награда за ваш труд".
– Вот кто бы указ издал, чтоб нас отсюда прогнать...
Чистое поле; обрушенная землянка; вагончик; полуподземные скотьи и птичьи базы. Раскиданные, а может, разложенные повсюду железки - "чермет" или запчасти.
В. Ф. Федоренко - молодой мужчина в замасленной спецовке ("Какой он был раньше, когда землю брал, - вспомнит потом со вздохом мой спутник, - богатырь. А сейчас одни кости. Вот она, земля...").
Земли у Федоренко 500 гектаров, из них - 300 пашни.
– Не было солярки, нет денег, - объясняет он.
– Теперь взял кредит у корпорации, начну пары обрабатывать. За пять лет от земли, от зерна доходов нет: все идет на горючее, на запчасти. Спасает скот: от мяса - хоть какие-то деньги. Молоко девать некуда - базар далеко. А уходить куда? Назад, в поселок, откуда пришел, - там работы нет, все предприятия закрылись. В пяти километрах - хутор, там - колхоз, люди по пятьдесят тысяч рублей в месяц получают. На буханку хлеба в день не хватает. Так что уходить некуда, надо работать.
Мы уезжаем, он остается.
А может, это начало новой жизни? Пять лет разве возраст?
В краях иных, в Европе ли, в Америке, по-иному. Помню деревню в Венгрии, обычное подворье, рассказ хозяина:
– Фундамент и "низы" дома - это от прадеда, деда. А мы с отцом подняли выше, второй этаж. Я сам уже оборудовал отопление, ванную, построил бассейн, чтоб внучата летом купались.
И без рассказа было видно, что подворье - дом, все службы - не в один день построены, и не в один год, и даже не в один век.