Иуда Освобожденный

Гамильтон Питер Ф.

— Где остальные?

Он все еще смотрел на вход, но явно догадывался, каким будет ответ.

— Мне очень жаль, — произнес Саймон.

Мэнди, мгновенно поникнув, горько расплакалась.

— Что с Тироном? — спросил Дэвид.

— Его больше нет. Но он уничтожил одного из чужаков и героически сражался до самого конца.

— Одного! — горько воскликнул раненый. — Одного из миллиона. Не следовало мне оставаться здесь. Надо было уехать вместе с Лидией и детьми. Мы ничего не изменим, просто погибнем, и все. Смотрите, нас осталось только четверо. Какой смысл бороться?

Он

упал на тонкий матрас, дрожа от боли и тяжело дыша.

— Сколько же вас было? — спросил Мортон.

— Восемнадцать, — ответил Саймон, тяжело опускаясь на постель. Он обвел рукой пещеру. — Это все, что осталось. Хотелось бы сказать, что мы унесли с собой в могилу уйму чужаков, но, увы, наши успехи в лучшем случае можно назвать посредственными. Враги прекрасно вооружены и умело воюют. Должен признать, мы ничего не добились, кроме собственной гибели.

Он начал почесывать пластырь, наложенный Робом по пути к пещере. Джорджия села рядом, уткнувшись подбородком в колени, и взяла его за руку.

— Восемнадцать, — тихонько протянул Мортон.

Он не стал спрашивать о подробностях. Вся эта затея была напрасной, да и миссия Кошачьих Когтей принесла не больше пользы. Пока.

— Пожалуйста, — умоляющим тоном заговорила Мэнди, вытирая глаза, — не могли бы вы отправить нас в Содружество?

Мортон обрадовался, что не успел снять шлем и девушка не видит выражения его лица.

— Не знаю. Нас забросили сюда на полгода. Но я обязательно извещу о вас флот. Возможно, они попытаются открыть для вас червоточину.

Мэнди опустила голову.

— У вас есть связь? — прохрипел Дэвид Дамбаванд.

— Конечно. Флот регулярно открывает червоточины, чтобы получить наши донесения. Мы можем сообщить вашим родным, что с вами все в порядке.

— Лучше не надо.

Дэвид попытался усмехнуться, но сильно закашлялся.

— Дай-ка я тебя осмотрю, — предложил Роб.

Он снял шлем, опустился на колени рядом с раненым и провел над его ногой и туловищем датчиком диагностического устройства.

— В базовом лагере у нас имеется достаточный запас медикаментов. Там наверняка найдется средство, чтобы тебе помочь.

— Для начала хватило бы и простого обезболивающего, — сказал Дэвид. — У нас все кончилось. Госпиталь попал под первое же установленное чужаками силовое поле. С тех пор мы обходимся тем, что удается подобрать в домах фермеров. Больших запасов там не найдешь, да и лишать помощи беднягу Напо, даже перед самой его кончиной, было бы неправильно.

— Нет проблем, — ответил Роб.

Он достал из своего ранца небольшой аппликатор и приложил его к шее Дэвида. Раненый шумно вздохнул.

— Черт, никогда бы не подумал, что так приятно чувствовать свое тело онемевшим. Премного тебе благодарен, друг.

— Не стоит. Теперь лежи спокойно и позволь моему эл-дворецкому провести обследование, чтобы решить, что с тобой делать дальше.

— Какова пропускная способность вашей коммуникационной червоточины? — спросил Дэвид. — У нас хранятся воспоминания погибших друзей, не могли бы вы отправить в безопасное место хотя бы их?

— У вас имеется страховочное хранилище? — удивился Мортон.

— Страховкой

им служит наше слово, — сказал Саймон. — Каждый раз, когда кто-то собирается выйти наружу, мы записываем последние воспоминания в память обычного портативного модуля. Мы все поклялись, что оставшийся в живых доставит ячейку в Содружество. Понимаете, мы полностью доверяем друг другу. В это ужасное время дружба переплавилась в крепчайшую связь, дающую силы без колебаний рисковать своими телами.

Мортон не был уверен, что решился бы предоставить свои воспоминания кому-то из Кошачьих Когтей.

— Передача будет медленной, — осторожно произнес он. — Червоточина открывается всего на несколько секунд.

— Я понимаю, — сказал Саймон. — Но до сих пор мы держались, так что еще несколько месяцев не составят большой проблемы, тем более если вы поможете нам своим оружием.

Мортон поднял забрало шлема. После отфильтрованного воздуха запахи пещеры показались ему резкими. И в них ощущалось что-то странное. Что-то не поддающееся определению, похожее на сырое мясо со сладковатым оттенком.

— Что это?

— Запах? — переспросила Мэнди. — Это вещество, которым они загрязняют Трине-бу. С каждым днем он становится все сильнее.

— Вы не догадываетесь, что это такое? Мы видели комплекс, напоминающий нефтеочистительный завод.

— Несколько дней назад я брал образцы, — сказал Дэвид. — Они вливают в воду что-то вроде водорослей. Производят биоформирование озера.

— Я полагаю, это первый шаг к превращению планеты в подобие их родного мира, — добавил Саймон. — К существующим организмам они не проявляют ни интереса, ни уважения. Чистый экспансионизм, причем на клеточном уровне.

Роб отыскал в аптечке пару ампул и вставил их в аппликатор.

— После этого я наложу тебе повязку из исцеляющей кожи, — сказал он и приклеил на омертвевшее бедро Дэвида небольшой лоскут. — Я не могу хорошенько рассмотреть кости, но повязка и биовирусы стабилизируют состояние до тех пор, пока ты не доберешься до госпиталя в Содружестве.

Дэвид закашлялся, и на его губах появились капельки крови.

— Надеюсь, Лидия продолжает выплачивать мою медицинскую страховку.

— Ты выживешь, Дэвид, это я тебе обещаю, — уверенно произнес Саймон. — Если потребуется, я донесу тебя до червоточины на собственной спине.

Внезапно послышался звук чьих-то шагов по воде, и он настороженно замолчал.

Кэт перешла заводь и сняла шлем. Короткие пурпурные пряди ее волос взъерошились и торчали, напоминая острые шипы. Она широко улыбнулась и обвела пещеру взглядом серо-голубых глаз.

— Чудесно, — высказала она свое мнение. — Привет, мальчики. Вы по мне соскучились?

— Как по вчерашней блевотине, — буркнул Роб и вернулся к повязке на ноге Дэвида.

Кэт вышла в центр пещеры.

— Что ж, мои милые, первые шесть часов выдались довольно бурными. Двое из нас погибли. Мы не смогли спасти двух гражданских лиц. А еще воспользовались ядерными зарядами, но не разрушили ничего существенного. Большая часть сенсорных дисков уничтожена. О значительном ущербе противнику говорить не приходится.