Шрифт:
Глава 1
Весна 85-го года, на удивление, выдалась теплой и солнечной. Уже закончили свое извечное журчание многочисленные ручьи, земля стала прогреваться, и, как следствие, кое-где появлялись робкие зеленые островки. Одним словом – ВЕСНА!
Все больше и больше народу прогуливалось по чистым городским улицам, освободившимся от снежного плена, оккупированы были и парки. В воздухе запахло краской, – садовые скамейки с удовольствием принимали новый облик. После затяжной зимы это было особенно заметно, и, конечно же, не могло
Утро в редакции городской газеты было обычным, как и все предыдущие. По коридорам привычно потянуло ароматом свежезаваренного кофе. Женская половина журналистской братии старательно наводила «марафет». «Делала лицо», как, ехидно улыбаясь, говорил главный редактор газеты, Марк Ильич Фишман.
И, действительно, каждое утро, примерно час, никто не приставал с работой. С молчаливого согласия руководства, этот час был отдан на личные нужды. В общем, конечно, правильно, ибо в положенное время никто никогда не уходил домой. Частенько оставались и допоздна, особенно, если был срочный материал. Фишман, поэтому, никогда не роптал по поводу потерянного времени, прекрасно зная, что сотрудники его не подведут, и все сдадут в срок.
А посему, столь раннее появление в отделе Стаса, штатного курьера, было воспринято как нечто из ряда вон выходящее. Молодой человек энергично покрутил головой по сторонам и, не обращая внимания на кучку женщин, обступивших стол, заваленный нижним бельем, ткнул пальцем в Оксану Ложкину, и издевательски ухмыляясь, неожиданно провозгласил:
– Вилкина! Бегом к Главному!
Надо сказать, что коллеги всячески подкалывали Оксану, и нещадно коверкали ее фамилию, называя то Вилкиной, то Ножиковой, а иногда, и вовсе необычно – Тарелкиной! Оксана не обижалась на сотрудников, но втайне мечтала поскорее сменить ненавистную фамилию на более благозвучную. Но фамилия избранника, как назло, была не менее оригинальна – Охапкин. Саша Охапкин, работник Комитета, старший лейтенант.
Оксана удивленно уставилась на Стаса, и капризно надув губы, спросила:
– Ты на время хоть посмотрел, ехидна?
– Посмотрел, посмотрел! Главный редактор вне себя! Требует срочно!
Оксана горестно вздохнула, и, отложив косметичку, неторопливо направилась в кабинет шефа.
Кроме Фишмана в кабинете находился какой-то пожилой мужичок, в потертом демисезонном пальто и старых стоптанных ботинках. Он нервно обернулся на скрип открываемой двери и внимательно посмотрел на девушку, а потом от удивления разинул рот. Марк Ильич, всмотревшись в лицо Оксаны, расхохотался:
– Извини, Ложкина! Позвали тебя явно не вовремя!
– Да, ладно, Марк Ильич! Надо, значит надо!
– Я не об этом, Оксаночка! Погляди на себя в зеркало!
Девушка обернулась к двери, к огромному зеркалу, и тут же прыснула, – накрашен был только один глаз, второй же сиял девственной чистотой.
– Оксана, мы подождем! Давай быстрее!
Покрасневшая Оксана метнулась в отдел, и яростно схватив тени, стала быстро наносить их на веки. Женщины, сочувственно глядя на нее, вопросов не задавали. Что ж и так все ясно!
Минут через десять Ложкина уже заходила в кабинет редактора. Тот ухмыльнулся, и недовольно качая головой, громко попросил:
– Оксаночка, тут ветерана обидели! Ты уж разберись, пожалуйста!
Ложкина согласно кивнула головой, и, глядя на гостя сделала приглашающий жест в сторону двери. Старик молча повиновался.
В отделе было шумно, но стоило только Оксане появиться с ветераном, как воцарилась гробовая тишина, и все, с интересом уставились на пришедшего.
– Присаживайтесь! Чай, кофе? – журналистка была само радушие.
– Спасибо! – недовольно буркнул гость, и, кряхтя, уселся на стул.
– Я слушаю Вас! – как можно вежливей начала Оксана.
– Меня, ветерана войны, Героя, можно сказать, обидели! – тут старик как бы невзначай повернулся на стуле, полы его пальто распахнулись, и в лучах весеннего солнца ярко блеснула Золотая Звезда Героя Советского Союза, а чуть ниже, показались ровные ряды наград, поменьше по значимости.
Оксана уважительно посмотрела на Героя.
– Как Вас зовут?
– Иван Михайлович Шведов! – громко ответил старик, и, наклонившись к Оксане, тихо добавил:
– Наказать их, ох, как надо наказать!
Оксана невольно поморщилась, – на нее понесло таким застарелым перегаром, да еще и с нестерпимым запахом чеснока, туши свет! А по комнате пополз сногсшибательный «аромат» перекисшего пота и грязных носков.
– Кого наказать то, Иван Михайлович? – ласково поинтересовалась она.
– Да буквоедов этих, ну, из райисполкома!
– И за что?
– Как за что? Квартиру они мне не выделили? А обязаны! Всем выделили, а мне нет! А почему? Вот так и живу, в подвале!
– Хорошо, Иван Михайлович, я займусь этим. Только напишите, пожалуйста, заявление на имя нашего редактора! Ладно?
– И вы туда же! – обиделся ветеран. – Все вам бумажки подавай. Ты уж, это, давай сама! А я, что надо, подпишу!
– Иван Михайлович, заявление должно исходить от вас, и написано вашим почерком. Так положено!
– Кем положено? Эх, не уважаете вы Героев?! А за кого мы кровь свою проливали? Воздастся вам на том свете за муки и страдания наши!
– Господь с вами, Иван Михайлович! Никто ведь Вам не отказывает?!
– Попробовали бы только! Я бы вас! – начал кипятиться старик. – Ладно, давай бумагу! – уже грубо потребовал он.
Оксана молча подала ему чистый лист, и неприязненно уставилась на его лицо.
– Чего смотришь? Не нравлюсь? А я право имею! За вашу счастливую жизнь воевал!
Ложкина покачала головой:
– Нет, нет, я о своем задумалась!
– Вот, вот, я и говорю – никакого почтения к ветеранам! Давай, диктуй!
Оксана, обиженным голосом, принялась разжевывать старику прописные истины бюрократического искусства. Сразу стало ясно, что с правописанием у ветерана большие проблемы. Он, то сердито сопел, неловко зажав в пальцах ручку, то еле слышно чертыхался. Наконец, через час титанический труд был завершен. Шведов торжествующе протянул Оксане изрядно помятый лист.