Иуда
Шрифт:
— Продолжать то, что начал. Думаю, финал уже не за горами… У нас говорят: «Задницей чувствую».
— Чуять надобно сердцем, а не задницей, — насмешливо осадил меня Пётр Алексеевич. — Коль у вас всё через сидячее место делается, не удивлён, что у вас черти по земле гуляют и людей в свои игры втягивают… Сроков, стало быть, назвать не можешь.
— Мазепе в сентябре отпущенный Богом срок выйдет, — я пожал плечами. — Думаю, вряд ли сам протяну дольше. Что успею сделать, сделаю. Бумаги рублей на триста, наверное, извёл, и ещё изведу — надо записать всё, что смогу вспомнить.
— Не жалеешь, что помирать придётся?
— Нет, государь. Жалею лишь о том, что, может быть,
Пётр, прищурив глаза, несколько мгновений меня пристально изучал. Видать, искал нечто фальшивое, наигранность. Но не нашёл: я был совершенно искренен. А матерящегося и исходящего на проклятия Ивана Степановича я до нашей с государем беседы не допустил. С каждым разом такой «блок» давался мне всё легче. Впрочем, поговорить с ним тоже не помешает, прощупаю почву, пока он в «нестабильном состоянии», может, и сболтнёт что-нибудь важное.
«Отдыхай, — я снял блок, лишь оказавшись в своих апартаментах. — Аудиенция окончена».
«Не веришь ты мне, Георгий, а зря, — неожиданно дружелюбно сказал Мазепа своим бесплотным мысленным голосом. — Мы с тобою в едином теле обитаем, а поскольку оно всё ж Богом для меня было предназначено, то и считаться со мною ты повинен».
Когда Иван Степаныч так ласков в речах, я стараюсь держать ушки на макушке. Лучше бы он продолжал ругаться, а то ведь явно задумал пакость.
«Похоже, зря я отпустил тебя, гм, на волю. Тут подумать кое о чём надо, лучше посиди-ка ты снова…за караулом».
Ответом стала порция отборнейшего мата, а затем благостная тишина… До Мазепы никак не дойдёт, что я ему не верю от слова «совсем», вот и бесится. Ничего, ему тоже недолго осталось.
А ведь я не вижу выхода. Вот в чём проблема. И я не знаю, что с этим делать. Но пока есть ещё время, действительно надо посвятить его составлением подробных записей — что смогу вспомнить по текущей эпохе. Такие инсайды будут весьма полезны Петру. Впрочем, и Карлуше тоже. Этот засранец мне даже чуточку симпатичен, жалко будет, если погибнет так же глупо, как и в моей истории.
Взгляд со стороны.
— … Так, по-вашему, будет выгоднее подсыпать старику яд? В чём смысл? Он и так едва дышит.
— В таком состоянии он находится уже год. Мне постоянно докладывают, что он едва дышит и со дня на день умрёт, однако раз за разом гетман поднимается со смертного одра и устраивает нам сюрпризы. Вот и сейчас царь поручил ему переговоры с иностранными посланниками, где старик снова неприятно нас удивил. Не стоит рисковать.
— Как прикажете…
Глава 31
1
Свежеочиненное пёрышко тихо скрипело, оставляя на бумаге чернильный след. И чернила хорошие — из каких-то там орешков. Каких именно, не ведал даже Мазепа, попросту никогда не интересовался столь мелким для гетмана вопросом. А я и подавно того не знал.
Зато с их помощью я записывал всё, что знал наверняка. Раз уж меня раскололи, надо сделать то, что в моих силах.
Нет, я ничего не знаю об унитарном патроне и составе бездымного пороха. И тем более ничем не могу помочь в плане создания передового вооружения или технологий. Но я давал Петру в руки сведения политического характера — кто там с кем альянсы будет составлять и какие действия предпринимать в ближайшие лет триста. Понимание поступков, целей и возможностей «наших западных партнёров», во-первых, избавит его от излишнего
«Зри в корень» — говорил незабвенный Козьма Прутков. Так и здесь: никакое супер-пупер оружие не сможет переломить ход событий, разве что в частностях. Чтобы добиться изменений, нужно влиять на глубинные процессы. И здесь никакие «унитарные башенки» с «командирскими патронами» не нужны. Такие инструменты есть у того же Петра. Вооружённый нужной информацией, он сделает на пару порядков больше, чем полтора полка, вооружённых сверхдорогими «вундервафлями».
Экономика и политика — вот базис, без которого все нововведения пойдут коту под хвост. Да и фактор личности тоже нужно учитывать: тут кругом монархии, куда ни оглянись. Даже Гетманщина — по факту военная монархия с выборным «царём без короны». А ещё нужно помнить, что вот сейчас Петр Алексеич с Карлушей подрались, теперь замирятся на определённых условиях. А у Петра Алексеича с наследником проблема, ненадёжен. А у Карлуши — тем более, убеждённый холостяк, да ещё без завещания. Или английская королева, которая сама открыла путь к трону Ганноверской династии с её заскоками. И как может сложиться обстановка, даже с учётом того, что Пётр своего Алёшку приструнит или какой-то контроль над ним обеспечит, а Карл напишет однозначно трактуемое завещание в пользу племянника, а не младшей сестрицы. Через двадцать лет политическая карта Европы может выглядеть совершенно иначе, чем сегодня, это факт, и пока здесь рулят короли и цари, ничего не изменится. Впрочем, и при республиках тоже ничего не изменится — только «монархи» уйдут в тень, выпуская на сцену своих марионеток…
И как быть? Я сам открыл ящик Пандоры, теперь остаётся идти осторожно, словно канатоходец над пропастью. Малейшая ошибка…
Я просто не имею на неё права.
Тяжёлые думы не мешали мне водить пёрышком по бумаге: время дорого. Я всей шкурой чуял, что осталось у меня его совсем немного.
2
— Ты уж прости, государь, но при чём здесь фантазии? Я не Мазепа, чтобы доверием твоим торговать. Что знал из истории, всё расписал, как было.
— На мне обязательства таковы — всё сомнению подвергать, — хмыкнул Пётр, когда я обиделся на его придирки. — Сам хулу на наследника престола возводишь и требуешь, чтобы я тебе на слово верил?
— А по-другому не выйдет, государь, придётся так — или веришь, или нет. Алексей Петрович тебя до смерти боится, и из-за этого страха на любую глупость пойдёт. В том числе на государственную измену… Эх, мне бы с ним поработать хотя бы лет на пять раньше… Теперь придётся мириться с тем, что получилось. Что из него вылепили…
Разговоры шли, что называется, «штыками вперёд»: я волей-неволей зацепил самые болезненные темы Петра. Как он поступит после изучения моих «записок»? Да Бог его знает. В голову к нему при всём желании залезть не могу, да и не тянет что-то.
Мазепа, притаившийся где-то за околицей моего сознания, уже даже не «скрёбся в калиточку», просясь поговорить. Во-первых, бесполезно. Я ему не верил ни на грош, да и разговоры с откровенным врагом — удовольствие очень так себе. Но все его «шевеления» и попытки контакта я чётко отслеживал. В том, что с ним тайно от меня разговаривает мой старый знакомый — не сомневался. Потому был всё время настороже. Мало ли, вдруг Иван Степаныч опять повторит попытку перехвата контроля над телом. Он тут такого наворочает…