Иудино племя

Рябинина Татьяна

Вот уже несколько дней Никите казалось, что за ним следят. Он то и дело чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Но как ни пытался, так и не смог засечь наблюдателя. И это было странно, потому что не срабатывал ни один из испытанных, безотказных приемов. Неужели Алексей, – а Никита, может быть, со Светиной подачи, уже почти не сомневался, что это именно Алексей, - неужели он настолько крутой профи, что может вести такую качественную слежку? Ну, не стопроцентно качественную, конечно, ведь он, Никита, все-таки ее почувствовал. Или это ему только мерещится?

Нервишки шалят?

Вон те грязные кусты…

Если бы Никита был псом, шерсть на его хребте немедленно вздыбилась бы воинственной щеткой. Он шел к кустам медленно, словно перетекая каждым шагом в новый кусок пространства. Какой-то крохотный червячок в его мозгу жалобно пищал: куда, зачем, караул! Еще не поздно было повернуть обратно, но он упрямо шел, каждую секунду ожидая чего-то. Может быть, выстрела, может, внезапного удара.

И удар действительно последовал. Совершенно не оттуда, откуда его можно было ожидать. Не из-за кустов, которые были прямо перед ним, а откуда-то сбоку, из-за трансформаторной будки. Никита успел среагировать, удар прошел по касательной, слегка задев плечо, но рука моментально онемела.

Развернувшись, он вложил всю тяжесть тела в удар левой. Его противник, высокий мужчина в темно-сером спортивном костюме и черной спецназовской маске, отлетел к будке, но устоял на ногах. Никита бросился к нему, но тут его остановил пронзительно визгливый старческий голос:

– Я сейчас милицию вызову! Хулиганье!

Неизвестно откуда взявшаяся бабка росточком с мопса, одетая в коричневое облезлое пальто и резиновые боты, стояла, уперев руки в боки, и вопила, как пароходная сирена. Ее совершенно безрассудная и опасная для жизни отвага сделала свое дело: Никита вздрогнул и обернулся.

Момент был упущен: мужик протиснулся в дыру в заборе и исчез. Заглянув туда, Никита увидел только мрачный деревянный сарай и кучу разного хлама вокруг.

Бабка продолжала вопить. Где-то за заборами заходились лаем невидимые собаки.

– Тихо, бабуля, тихо, - зловеще прошипел Никита. – Хватит орать, а то челюсть вставную проглотишь.

Совершенно неожиданно бабка замолчала, со стуком захлопнув рот, словно отключилась сработавшая сигнализация. Моргая красными безресничными глазками она уставилась на него.

– А ну-ка, быстренько, где тут Рябиновская улица? – все тем же зловещим шепотом спросил он.

– А через путя перейдешь, да через лесок напрямки, – совершенно спокойно ответила бабка, повернулась и пошла прочь, загребая ботами.

Потирая руку, которая начала отходить и стремительно наливаться болью, Никита свернул в переулок и увидел за деревьями железнодорожную насыпь. Он перешел дорогу, пересек хилый лесок и уже через несколько минут обнаружил искомый объект – ужасную хибару, которую можно было продать исключительно на слом.

Никита осматривал дом и участок, делал в блокноте нужные пометки, задавал хозяину вопросы – все совершенно машинально. Как-то ему абсолютно все равно стало: продаст он этот дом или нет – не до того.

* * *

А что они вообще об Алексее знают? Банковский охранник, так?

Света осторожно разузнала у родственников, с бору, что называется, по сосенке.

Покойный отец Алексея был конструктором в «ящике», разрабатывал какие-то высокоточные оборонные технологии. Сам он проучился полтора года в техническом вузе, но ушел. Потом армия, десантные войска.

Никита поехал в институт и узнал кое-что интересное. Оказывается, ушел Алексей со второго курса не вполне добровольно. У молодой преподавательницы, с которой у него был роман, из квартиры пропали дорогие украшения. Все улики были исключительно против Алексея. Дело решили мирно, он сознался, украденное вернул, но из института вынужден был уйти. После армии пытался восстановиться, разумеется, безуспешно. Тогда Алексей срочно женился – об этом рассказал его бывший однокурсник, который в этом же институте заканчивал аспирантуру. Женился более чем выгодно, на молодой вдове известного писателя, которая была старше его лет на десять. И очень скоро с ней развелся. Подробностей аспирант не знал, но слышал, что развод был довольно некрасивый, да и вообще, вся эта история, что называется, с душком.

Жена Никитиного друга Лешки Ольга Погодина, та самая любительница генеалогии, на досуге писала детективы и поэтому имела в питерских литературных и окололитературных кругах некоторые связи. Никита напросился в гости и попросил помочь.

– Ник, ты вляпался в детективу, - в упор глядя на него то ли спросила, то ли заключила Ольга, невысокая полноватая шатенка. – Я тебе помогу, но исключительно любовью за любовь.

– Это как? – испугался Никита.

– Во дурак! – фыркнула Ольга. – Нужен ты мне! Это значит, я узнаю про эту писательскую вдову, а ты разрешаешь мне использовать твой сюжет по моему усмотрению.

– Давай хотя бы доживем до его окончания.

– Не обязательно.

Была у Ольги такая слабость: все интересное, что случалось с ее близкими и не очень близкими знакомыми, вставлять в очередную книжку, причем изуродовав сюжетную линию до неузнаваемости. Впрочем, не до полной неузнаваемости, потому что знакомые как раз себя узнавали и порою обижались. Насколько Никите было известно, не так давно она сама влипла в некую криминальную историю и теперь с азартом охотничьего терьера ваяла роман про себя.

Сделав пару-тройку звонков, Ольга сварила кофе, разлила по чашкам и протянула одну Никите.

– Нун гут, - сказала она. – Слушай. Дело давнее, но шумели о нем долго. Был такой писателишка Артем Губанов, в начале девяностых очень модный. Писал крутые боевики, с мистикой, с фантастикой, с эротикой на грани порнухи, со скачками во времени. Короче, всего поманеньку. Первооткрыватель жанра. Огромные тиражи, деньги греб лопатой. Женился на какой-то там суперкрасавице. Но жадный был – жуть. Женушка терпела, терпела, потом завела молодого красивого любовника. А потом Губанов немножечко умер. Знаешь, как в анекдоте. Почему, мол, умер? Да грибов поел. А почему весь в синяках? Да грибы есть не хотел.