Иудино племя
Шрифт:
– Волосы?
– На нем кепка была. Или нет, бейсболка.
Вернувшись в машину, Никита позвонил Марине, у который в тот день был выходной, и спросил, в чем Алексей ушел из дома.
– В костюме, - тусклым голосом ответила та. – Серый костюм-двойка. Это у них как униформа. Рубашка белая, черный галстук. Черные туфли.
– А сверху?
– Кожанка черная. Длинная такая.
– А из его одежды ничего не пропало? Или, может, он с собой что-нибудь взял? Джинсы, например?
– Нет. Я его джинсы как раз выстирала. В ванной висят.
Немного не стыковалось, но что такое, в конце концов, джинсы?
Никита снова пошел в диспансер, дождался толстуху, которая ходила обедать, представился ей частным детективом и как только смог подробно описал внешность Бессонова.
– Если он действительно такой, как вы говорите, то нет, - отрезала она. – Не было. Такого мужика я бы не пропустила. Хотя они все тут через одного заразные.
– А кого вы видели?
– Да мужиков-то полно всяких ходит. Суббота, правда, была, конец работы. Нет, не помню. Может, и задремала, - чуть смущенно созналась регистраторша.
– Постарайтесь вспомнить, - умоляюще попросил Никита. – Это очень важно. Высокий, в черной кожаной куртке, в синих джинсах.
– Да поняла я, что в кожаной куртке, - с досадой отмахнулась толстуха. – Не помню.
Зеро. Ну, не совсем, конечно, зеро. Известно, что у Анны был некий мужчина, который вполне мог оказаться Алексеем. И что после этого визита Анна умерла. Тут в голову Никите пришла некая мудреная латинская фраза, смысл которой состоял в том, что после этого не значит вследствие этого. Но мудрость эту он отбросил как несущественную.
По некоторому размышлению осталось два варианта. Во-первых, развить идею об охоте на живца. Старательно распустить слух, что он, Никита, собрал доказательства о том, что именно Алексей убил Веронику, Зою и Анну и шантажировал Викторию. А там уж не зевать и ждать дорого гостя.
Во-вторых, все же пойти в милицию. Но не как рядовой заявитель, а с черного хода.
Поколебавшись, он позвонил Ольге.
* * *
– У меня есть знакомый мент, точнее, опер из ГУВД, потом знакомый следователь. Еще частный детектив и пара-тройка адвокатов. Вот и весь ассортимент моих связей с правоохранительными органами. Если, конечно, частного детектива можно отнести к этим самым органам. – Ольга собрала со стола кофейные чашки, тарелочки из-под торта и отнесла в мойку. – Фишка в том, что я, собственно, более знакома с их женами. А сами они меня просто терпеть не могут.
– Догадываюсь, почему.
– Правильно догадываешься. Уж не знаю, почему, но как я ни пытаюсь сделать персонажей менее узнаваемыми, они все равно себя узнают.
– Наверно, по сюжету.
– Да я и сюжет обычно уродую до неузнаваемости. Все равно узнают. И страшно обижаются.
– Надо разрешения спрашивать, - противным менторским тоном посоветовал Никита.
– Я и спрашиваю. Правда, не у них. Девчонки не против. Во всяком случае, сначала.
– Ты так со всеми подругами рассоришься. И не стыдно?
– Стыдновато. А что делать? Графоманский инстинкт. А подруги хоть и злятся, но дружить со мной продолжают. Так что тебе надобно, старче?
– Пожалуй, я бы выбрал опера из ГУВД.
– А сюжет подаришь? – нахально поинтересовалась Ольга. – Ты мне, между прочим, обещал.
– Ничего я тебе не обещал, - возмутился Никита. – Не выдумывай!
– Ты сказал: «Давай хотя бы доживем до его окончания». Сюжета, в смысле.
– Вот если доживем, тогда посмотрим. А если ты мне не поможешь, то, может, и не доживем. Во всяком случае, я. Тогда и сюжета никакого не будет.
– Резонно, - вздохнула Ольга. – Придется помочь.
Она достала записную книжку и принялась терзать телефон. Покончив с переговорами, за время которых Никита приговорил полкоробки шоколадного печенья, Ольга торжествующе повернулась к нему.
– Короче, двигай прямо сейчас к Галине. Это оперова жена. Только учти, если ты хотя бы заикнешься Ивану обо мне, пиши пропало. Так что до Ванькиного возвращения с работы вам надо будет сочинить легенду.
Времени было в обрез, а ехать пришлось через весь город, с севера на юг. Майор милиции Иван Логунов, старший оперуполномоченный убойного отдела ГУВД, жил в страшноватой пятиэтажке недалеко от Московского проспекта. Никита в который уже раз подивился тому обстоятельству, насколько Питер похож на неряху, которая надевает под брюки рваные колготки – пока не разденешь, не увидишь. Стоит сойти с Невского, и попадешь в лабиринт жутких дворов-колодцев. А чуть в стороне от солидного «позднего Сталина» - одинаковые коробки «хрущоб».
Дверь ему открыла женщина лет тридцати, похожая на Ольгу, как сестра – такая же невысокая, чуть полноватая, зеленоглазая, только не шатенка, а брюнетка с мелированными концами коротких волос.
– Вы Никита? – спросила она сочным контральто. – Проходите, думать будем.
За чаем они перебирали всех своих знакомых, пытаясь найти хотя бы одного общего, чтобы на него можно было сослаться без риска засветить мадам Погодину. Ничего не получалось. У Никиты вообще было не так уж много знакомых в Питере. В который раз они прошлись по всем родственникам, друзьям и сослуживцам. Когда дело уже стало казаться безнадежным, Галина поинтересовалась, где Никита жил раньше.
– Я служил на границе. На китайской, финской, афганской.
– Так вы были пограничником? – почему-то обрадовалась Галина. – А у меня брат троюродный тоже пограничник. Правда, мы с ним так редко видимся, что я про него даже и забыла. Его Павел зовут. Новицкий. Не знаете такого? Он тоже где-то в Средней Азии служит.
– Новицкий? – Никита даже не особо удивился. – Я знаю одного Павла Новицкого, он бывший пограничник, служил в Таджикистане, но сейчас он начальник охраны в банке. Здесь, в Питере.
– Знаете, мы лет пять не виделись, - смутилась Галина. – У вас есть его телефон? Может, вы ему позвоните и спросите… ну, он это или не он?
Никита позвонил, и, к великому его облегчению, Павел оказался тем самым. Он передал сестрице привет и позволил сослаться на него, если Иван поинтересуется, откуда Никита взялся.
Майор запаздывал, Никита чувствовал себя неловко, но Галина не позволила ему уйти: надо – значит, надо. Тем более, если его прислала Ольга.
Наконец появился Иван – среднего роста, подтянутый, темноволосый, но с заметной проседью. Никите он сначала показался каким-то хмурым, сердитым, но, приглядевшись, он понял, что такое впечатление создают глаза майора – глубоко посаженные, темно-серые. Да и одежда в серых тонах способствовала.