Иван Болотников (Часть 1)
Шрифт:
Река была широкой, саженей в пятьдесят.
Стрелецкий пристав вышел на откос, гулко крикнул:
– Эгей, в избушке! Давай перевоз!
Из темного сруба вывалились монастырские служки - владела перевозом ростовская Авраамиева обитель - кинулись к челнам. Но пристав осадил:
– Куды? Не вишь колокол!.. Струг подавай!
Служки глянули на телегу и потянулись к стругу. Сели за весла. Стрельцы спешились; колодники устало повалились наземь, а пристав шагнул в толпу.
– Помогай, православные. Тяни колокол к воде.
Нищая братия густо
– Нельзя в воду царевича. Студено ноженькам... Пошто младенца в воду?
Поставили клетку на песчаной отмели. Братия упала на колени, истово, со слезами лобзала решетки.
Служки гребли споро: возрадовались. Людно на берегу, немалая деньга осядет в монастырскую казну. Скрипели уключины, весла дружно бороздили реку.
Иванка и Васюта отступили к Ишне, ополоснули лица. День был теплый, погожий, на воде искрились солнечные блики.
Опустились в траву. Васюта скинул с плеча котомку, перекрестился на храм.
– Давай-ка пожуем, Иванка. Тут последки, а там уж чего бог пошлет. Теперь в Ростове кормиться будем. Почитай, пришли.
Снедь была еще из скита отшельника Назария. Иванка вспомнил его согбенную старческую фигуру, темную келью, куда почти не проникало солнце, и с горечью молвил:
– Заживо себя в домовину упрятал, затворился в склепе. Ужель в том счастье?
– Не тронь его, Иванка. Великий праведник и боголюбец скитник. Бог ему судья.
А тем временем колокол уже перевезли на тот берег. Служки на челнах и струге переправляли стрельцов, колодников и нищую братию. Направились к челну и Болотников с Васютой. Дебелый, розовощекий служка огладил курчавую бороду, молвил:
– Денежки, православные, на святую обитель.
– Без денег мы, отче, - развел руками Болотников.
Служка недовольно оттолкнулся веслом от берега.
– Пошто я челн гнал? Не возьму без денег, плохо бога чтите. Прочь!
– Да погодь ты, отче, - уцепился за корму Васюта.
– Нешто в беде оставишь? Негоже. Сын божий что изрекал? Помоги сирому и убогому, будь бессребреником. А ты нас прочь гонишь. Не по Христу, отче. Перевези, а мы за тебя помолимся.
Служка молча уставился на Васюту, а Болотников забрался в челн.
– Давай весло, отче.
Служка крутнул головой.
– Хитронырлив народец.
Отдал весло Болотникову, сам уселся на корму. Пытливо глянул на Васюту.
– Обличье твое знакомо. Как будто в монастыре тебя видел. Бывал в обители Авраамия?
Васюта признал монастырского служку, однако и вида не подал. Вдруг Багрей и в самом деле патриарха об убийстве государева купца уведомил. Тот душегубства не потерпит, митрополиту ростовскому отпишет. Варлаам, сказывают, крут на расправу, речами тих, да сердцем лих. Колодки на руки и в "каменный мешок". Есть, говорят, такое узилище во Владычном дворе.
– Путаешь, отче. Не ведаю сей обители.
Служка хмыкнул, сдвинул скуфью на патлатую гриву, глаза его были недоверчивы.
– Однако,
– Упаси бог, отче. Кто лукавит, того черт задавит, а мне еще Русь поглядеть охота, - нашелся Васюта.
Выпрыгнув на берег, поблагодарили служку и пошли к церкви.
Васюта шагнул было в храм, но его остановил Болотников.
– Недосуг, друже. Дале пойдем.
Васюта кивнул, и они вновь зашагали по дороге. А впереди, в полуверсте от них, везли в ссылку набатный колокол.
ГЛАВА 11
РОСТОВ ВЕЛИКИЙ
На холме высился белокаменный собор Успения богородицы. Плыл по Ростову малиновый звон. По слободам, переулкам и улицам тянулись в приходские церкви богомольцы.
– Знатно звонят, - перекрестился на храм Успения Васюта.
Вступили в Покровскую слободу. У церкви Рождества пресвятой богородицы, что на Горицах, толпились нищие. Слобожане степенно шли к обедне, снимали шапки перед храмом, совали в руки нищим милостыню.
Показались трое конных стрельцов. Зорко оглядели толпу и повернули к Рождественской слободке, спускавшейся с Гориц к озеру.
– Ищут кого-то, - молвил Болотников и тронул Васюту за плечо.
– Нельзя тебе в город, друже. Багрей мужик лютый, не простит он тебе побега.
– Ростовского владыку уведомил?
– Может, и так.
– А сам? Сам чего стрельцов не таишься? Тебя ж князь Телятевский по всей Руси сыскивает.
– Сыскивает да не здесь. Он своих истцов к югу послал, а я ж на север подался. Не ждут меня здесь.
Присели подле курной избенки, подпертой жердями. Из сеней, тыча перед собой посохом, вышел крепкий, коренастый старик в чунях и посконной рубахе. Лицо его было медно от загара, глаза под седыми щетинистыми бровями вскинуты к небу.
– Фролка!
– позвал старик.
– Фролка!.. Куды убрел, гулена.
– Никак, слепец, - негромко молвил Васюта.
– Слепец, чадо, - услышал старик и приблизился к парням.
– Поводыря мово не видели?
– Не видели, отец, - сказал Болотников.
– Поди, к храму убрел, - незлобиво произнес старик, присаживаясь к парням на завалину. Подтолкнул Болотникова в плечо, спросил:
– Так ли в Московском уезде звонят?
Иванка с удивлением глянул па старика.
– Как прознал, что я из-под Москвы?
– Жизнь всему научит, чадо. Ты вон из-под града стольного, а друг твой - молодец здешний.
Парни еще больше поразились. Уж не ведун ли слепец?
– Ведаю, ведаю ваши помыслы, - улыбнулся старик.
– Не ведун я, молодшие.
Парни переглянулись: калика читал их мысли. Вот тебе и слепец!
– А слепец боле зрячего видит, - продолжал удивлять старик.
– Идемте в избу, чать, притомились с дороги.
– Прозорлив ты, старче, - крутнул головой Болотников.
Калика не ответил и молча повел парней в избу. Там было пусто и убого, чадила деревянным маслом лампадка у закопченного образа Спаса. На столе глиняный кувшин, оловянные чарки, миски с капустой, пучок зеленого луку.