Иван Бровкин-внук
Шрифт:
Человек ничего не отвечает, закрывает багажник, вручает Захару несколько купюр.
Человек сел за руль, отхлебнул из бутылки чего-то похожего на виски. Автомобиль скрылся, Захар вернулся к Ивану.
– Что за явление? – спросил Иван
– А это местный дурачок. Новый. Пока ты в армейке ошивался. В каждой деревне должен быть свой придурок! Хоть один.
– Ничего себе придурок. Тачка-то!.. огонь!
– Появился по зиме. Купил дом бабки покойной Шмаковой. Кто такой, никто не в курсе. Даже имени не знаем. Погремуха – Антиквар. Из-за того, что ташшит, че-та запасает, скупает по деревне всякое старье. Вот телек этот. У Кравчуков старый сервант, у Тесленок тоже какой-то сундук с говном. Ладно бы иконы старые выкупал, картины там, а он…. Тут либо кака-то тайна, либо край дебилизма. Да какая разница? На вот, – Захар протягивает Ивану деньги. – Шуруй в магаз. Вперед и с песней. Тем более, гармошка у тебя есть.
****
За тем же столом, через некоторое время, сидят Иван и Захар. На столе бутылка водки и полтарашка пива. Они чокаются гранеными стаканами, запивают пивом прямо из горла. Оба уже изрядно пьяны, разговаривают, не слушая друг друга.
Иван рассказывает об армии:
– А щас чё не служить? Год! Считай, дедов-то нету. Да я и пошел-то после технаря. То есть, сельхозколледжа. Чуть постарше уже. Но! Как себя поставишь, как себя поставишь. Мне там один тоже че-то там, а я говорю чё-оо…
Захар говорит о своем:
– Ты понимаешь? Ровно неделю назад как раз. Я ему говорю, ты что ж делаш, нехристь? На Пасху права отбирать! Целый майор. Уже умней надо быть. А этот индюк серожопый грит – «госудавфство уфтановило»…
У Ивана заплетается язык:
– Вот я полстраны объехал. А как бы я объехал, если б не армия? Да уж. Посмотрел мир. Считай Москва, Уфа. Ик- катининбур-ик! Едешь себе в поезде, в окно лупишь – красота. Самая красота, конечно, уже возле дома. Прям чуешь ее….У нас самые лучшие места.
А Захар злится:
– Да я сам виноват. Нельзя в праздник работать. Скалымить захотел. Поехал, еще и с похмела. А нельзя было выпивать, великий пост. Бог и наказал. И этот тут: «госудавфство уфтановило»…
Иван начинает вдохновенно врать, а Захар начинает верить его фантазиям.
– Летим, значит. Я смотрю вниз, – Иван поднес к глазам пальцы сложенные биноклем, посмотрел вниз. – Точно вон они. Терилисты! Под пальмами. Я в центр, – подносит к уху руку, сложенную на манер телефона. – Алё! Сергей Кужугетович! Нашли мы их. Глушим? Он такой: обязательно! Давайте, парни, наглухо их! И мы тут дыщь! Бущь!!
Иван берет горсть мусора, поднимает над головой и бросает вниз. Среди мусора прошлогодние семена клена, они кружатся, и сор падает красиво и медленно.
Возле стола неожиданно возникает Наталья, злобно и визгливо орет на мужа:
– Опять? Пьет опять!! А я думаю, че это он там делат-то? Думала лед у бани отэтавает. А они бухают тут!
Она берет со стола стакан и выливает на землю. Тогда Захар медленно поднимается и отвешивает Наталье вескую затрещину, от чего она отлетает на поленницу, которая рушится с одного бока. Наталья встает, молча уходит в дом, Захар невозмутимо садится обратно за стол и жестом предлагает Ивану разливать. А Бровкин это сцене хоть и не удивился, но все-таки несколько протрезвел
– Что уж так-то? – с еле заметным осуждением сказал Иван.
– Женишься – узнаешь, – протянул Захар и перевел тему. – Как у тебя, кстати, с Элиной?
– Да не понятно. Какое-то не то…Ледок, дистанция.
– Не дает?
– Че? А это… это да. Тут нормально. Я про поговорить. Пообщаться.
– Накаляет? Это понятно. Как еешнюю матушку по приколу выбрали главой, так ясно. Приняли в ряды че. Так что женись скорее, пока ей по масти мужа не нашли. А Катерина Петровна и с работой поможет. Хуже тёщи друга нет. Она, конечно, та еще, – Захар не смог подобрать характеристику словами, только напеть. – «Бери свою метлу, полетели на шабаш». Да и выглядит…. Как с ней Михалыч живет? А Элька тебя с армии честно ждала. Ни с кем не это, – без особой уверенности проговорил Захар
– Поживем, увидим, как там будет.
– Да не-ет! Если б дочка Катерины Петровны с кем-то это самое, я бы знал.
Наталья вышла из дома, принесла тарелки с огурцами и салом. Поставила на стол. Сказала тихо:
– Закусывайте. Хлеба нету, я щас лепешек наэтоваю.
Захар и Иван переглянулись, безмолвный разговор: «Видал? – Да. Уважаю»
Во двор зашел Денис, взглянул осуждающе на стол, закатил глаза.
– Че ты цокаешь? – строжится захар. – Дрова вон собери!
– А я их не разбрасывал, – огрызается Денис
– Не возгудай! Сказал – собери. А то я тебе, – Захар стучит пальцем по столу. – Санкции введу.
Денис ставит ранец на крыльцо и в тон говорит:
– Нарушение прав детей, между прочим. Тут может найтись на вашу голову ювенальная юстиция.
– Видал?! – обращается Захар к Ивану. – Ребенок! Пятнадцать лет мужику скоро. Права детей! Насмотрелся в Интернет. Ты понимаешь, всё в Интернете, да в Интернете, – Захар открыл ящик с инструментами наподобие ноутбука. – Пялит туда чего-то. Ему говоришь – хорош, так он в телефон! Смотрит и смотрит, водит там.
Захар захлопнул ящик, поводил пальцем правой руки по левой ладони, показывая, как негодный юнец водит по смартфону. Повернулся к сыну.
– В твоем возрасте не Интернет, а на девок смотреть надо.
– Смотреть – это уже в твоем возрасте. В моем – уже за гриву и к аппарату!
Захар сквозь смех говорит Ивану с восторгом:
– Видал?!
В это время Наталья на сковородке печет лепешки на печи. Рядом вертится, ощупывая место во рту, где был зуб, средний Андрюшка:
– Мам! Дай лепендрик.
– Подожжи.
– Ма-ам! Ну дай лепендрик.
– Дак, жрал уж!
– У-у блядь какая…
Во дворе Денис лениво восстанавливает поленницу.
– Диня! А ты куда после школы? – спросил Иван, но за Дениса ответил отец:
– В армию пойдет.
Денис за спиной Захара торжественно поднимает средние пальцы на обеих руках и пальцами поддевает полено.
– Там права получит, и на КамАЗ. И интересно, и без куска хлеба не останется.