Иван Царевич и Серый Волк
Шрифт:
– Пусть она его изнасилует, – настаивал Костенко. – Я протестую, – взвился Бердов. – Речь всё-таки идёт о моей жене. – Валера, дорогой, – медовым голосом запел Шараев, – речь идёт, пардон, не о бабе, а о миллиардах долларов, практически о власти над миром, а ты тут со своим совковым пафосом. Прагматичнее надо смотреть на вещи.
Отповедь Сан Саныча произвела, видимо, на писателя впечатление, во всяком случае, никаких протестов с его стороны больше не последовало. Зато заскрипела входная дверь, и в коридоре появился молодой человек приятной наружности в новёхоньком кожаном пиджачке, облегающем могучие плечи. Скорее всего, это был охранник Костенко. Увидев
Кляев первым форсировал ароматную речушку и при этом едва не уронил драгоценную сумку. Во всяком случае, изрядное количество фруктов было утеряно, что, впрочем, сослужило беглецам добрую службу. Преследователи ринулись подбирать яблоки, уносимые потоком, а Царевич с Кляевым успели за это время уйти далеко и затеряться в бесчисленных переходах подземного лабиринта.
Царевич, надорвавший дыхание бегством, чувствовал себя загнанной лошадью, которую надо бы пристрелить, да пулю тратить жалко. Умственные же его силы находились практически на той же грани истощения, что и физические. Становилось очевидным, что мир вокруг сошёл с ума, но в чём причина этого массового помешательства, оставалось только догадываться.
– Весь не весь, – поддержал его Кляев, – но какая-то значительная его часть, это точно.
– Что делать-то будем? – спросил Царевич, уныло разглядывая несокрушимые стены. – Языка надо брать, – сказал Кляев. – Допросить его с пристрастием и выяснить, наконец, что это за яблоки, откуда они берутся и для кого предназначены.
Царевичу предложение Васьки понравилось, но для того, чтобы добраться до «языка», минимум нужно выбраться наружу. К сожалению, они опять заблудились. Причём заблудились столь надежно, что хоть садись на землю, посыпай голову поскрипывающим под ногами песком и кричи «ау».
На этот раз даже Кляевское обоняние мало помогало делу. Не смотря на все старания, Васька вынюхал только несокрушимую железную дверь, петли которой были смазаны машинным маслом. И если судить по запаху, смазаны они были совсем недавно.
Железная дверь вселила в Царевича определённую долю оптимизма – всё-таки примета цивилизации или, как говорят Бердов с Шараевым, нашего мира. А вот что такое тот мир, Иван так и не понял.
– Кто такая Семирамида и при чём тут жеребец? – спросил Кляев, с мастеровым прищуром оглядывая дверь.
– Жила во времена оны ассирийская царица, – пояснил Царевич. – Если верить древним сплетникам, то была она не в меру любвеобильна и воспылала страстью к жеребцу. Но это, конечно, исторический анекдот. Не пойму только, зачем я Семирамиде понадобился. – Ей нужен не ты, – возразил Кляев, открывая перочинный ножичек и подступая к замку. – Ей нужна живая вода. – Зачем? – тупо удивился Царевич. – На продажу. Покупателей найдется с избытком. Правильно сказал Шараев, речь идёт о миллиардах долларов.
– Бред какой-то, – вздохнул Иван. – А при чём здесь я? – Если верить твоему «Жеребячьему копыту», то
Ответить Иван не успел, дверь неожиданно распахнулась, открыв проход в обширное помещение, которое, судя по ассортименту, было воинским складом. Во всяком случае, на стеллажах вдоль стен лежало именно оружие. Причём оружие разных эпох и, по преимуществу, отечественного производства. Царевич без труда опознал автомат Калашникова, пистолеты Стечкина, Макарова и даже винтовку Мосина, которая была в ходу ещё в первую мировую войну. Чуть поодаль стоял пулемет Максим, который так и просился на Чапаевскую тачанку. А расторопный Кляев отыскал даже маузер в деревянной кобуре. Этот маузер он тут же подвесил к поясу и теперь смотрелся комиссаром из некогда популярных фильмов о гражданской войне.
Дальше пошли совсем уже музейные вещи, вроде кремневых ружей, мушкетов, дуэльных пистолетов, не говоря уже об оружии холодном в виде шпаг, сабель, мечей, кинжалов, и прочего того же сорта исторического барахла. Здесь же висели кольчуги и колонтари, а также стояли в ряд щиты, словом, полный набор вооружения богатыря, витязя и добра молодца. Всё это в рабочем состоянии без всякого намёка на ржавчину. – Склад исторического музея? – предположил Царевич, беря в руки увесистый шестопер. – А консервы зачем? – Какие еще консервы?
Но Васька, не отвечая, уже орудовал перочинным ножом, открывая банку тушёнки, российского, если верить этикетке, происхождения. Тушёнка была свиная и вполне приемлемая на вкус, в этом Царевич смог убедиться сам, попробовав её вслед за Кляевым. Свиной тушёнкой проголодавшиеся друзья не ограничились и прикончили еще несколько банок рыбных консервов. Расторопный Кляев нашёл так же и минеральную воду, чем привёл заумиравшего было от жажды Царевича в полный восторг. – Вываливай к черту яблоки и грузись продуктами, – распорядился Иван. – Неизвестно, сколько нам придется блуждать по катакомбам.
Кляев расставался с яблоками неохотно, можно сказать, от сердца отрывал. И, по наблюдениям Ивана, оторвал не все, десятка полтора краснобоких плодов так и остались лежать на дне сумки. Кроме 6анок и бутылок Кляев зачем-то прихватил два пистолета и несколько пачек патронов к ним. Это, не считая комиссарского маузера, который он так и не отцепил от пояса.
– Нарвемся на милицию, Кляев, впаяют тебе срок за хранение огнестрельного оружия.
– Не впаяют, – отмахнулся Васька, – Скажем, что нашли в подземелье и несем сдавать властям. – И про этот склад скажем? – Нет, – покачал головой Васька. – Про склад мы ничего никому не скажем, а тихо сейчас закроем дверь на замок и забудем, что вообще здесь были. – Почему? – Потому что пули в этом арсенале сплошь серебряные, – Кляев достал из кармана два патрона и протянул Царевичу.
Пули действительно были не из свинца, а из белого металла, который вполне можно было назвать и серебром. Царевичу не оставалось ничего другого, как чесать затылок и хранить на лице глубокую задумчивость, пока Васька возился с замком.
Сильно потяжелевшую сумку пришлось тащить вдвоем. Царевич впрягся в работу безропотно, стараясь убедить себя в том, что своя ноша не тянет. Тем более, что катакомбы ни в какую не соглашались выпускать из каменного чрева несчастных жертв. Царевич с Кляевым блуждали уже более двух часов, но ничего похожего на выход так и не обнаружили.