Иван Царевич и Серый Волк

Шведов Сергей Владимирович

– Крутая разборка намечается, – Кляев на всякий случай прикрыл люк и теперь озабоченно сопел носам в плечо Царевичу. – Того и гляди, гранатами швыряться начнут.

От враждующих лагерей отделилось по силуэту. После того как силуэты сблизились буквально в нескольких метрах от обзорного окошка, Царевич без труда опознал женщин. Обе были затянуты в кожу и обуты в сапоги с ботфортами до самых бёдер. Кожа блестела и переливалась в свете автомобильных фар, а сапоги устрашающе брызгали грязью в сторону незадачливых наблюдателей.

Диалог милые дамы начали с отборного мата, не содержащего в себе практически никакой информации, но шокировавшего интеллигентного Царевича, который никак не предполагал обнаружить

чудовищный цинизм в роскошных и ещё недавно желанных телах. Ругались Верка с Наташкой, и уж, конечно, Царевич, прекрасно знавший обеих, никак не мог обознаться на их счёт. Беседа протекала столь напряжённо, а эмоции выражались столь визгливо, что Иван не сумел уловить суть разногласий, разведших милых женщин по разные стороны баррикады. Речь шла всё о тех же молодильных яблоках и способах их доставки. Кажется, Верка упрекала Наташку, что та перехватывает её поставщиков, а Наташка яростно отругивалась, грозя взнуздать какого-то Веркиного жеребца и заставить его живую воду возить. Что это за жеребец и откуда он должен возить воду, Царевич так и не понял, ему помешали молнии, хлестнувшие едва ли не по глазам. Иван невольно зажмурился и отшатнулся, а когда вернулся к щели, вокруг уже царил ад кромешный.

Враждующие стороны палили друг в друга из автоматов и пистолетов с такой интенсивностью, что смолкли даже собаки, вой которых сопровождал действо с появления первой машины на арене битвы.

Кто-то куда-то бежал, кто-то вскрикивал и падал, прошитый очередью, а Царевич никак не мог поверить, что все это происходит на самом деле, а не в дурацком боевике из тех, что показывают по телевидению на сон грядущий.

Стоявшие в хвосте иномарки, притушив фары и жалобно урча моторами, выходили из боя, стрельба затихала. Три машины пылали факелами, освещая пустырь. Ошалевшие зрители долго молчали, пытаясь привести в порядок чувства, раздрызганные жестоким зрелищем. – Вот стервы, – обрел, наконец, дар речи Царевич. – Более чем, – подтвердил вывод старого друга Кляев.

В подземном бункере отчетливо пахло гарью. Царевич попробовал открыть люк, но тот не поддавался. Помощь Кляева не повлияла на общую ситуацию, люк заклинило до полной безнадёжности. В довершение всех бед послышался вой милицейской сирены буквально в сотне метров от бункера, после чего у Царевича напрочь отпала охота выбираться на свет божий, и он вернулся к смотровому оконцу.

Милиции понаехало с избытком, Иван насчитал пять Уазиков канареечного цвета но, возможно, их было больше. Люди в камуфляже заполнили весь пустырь и принялись сноровисто грузить ещё не остывшие трупы в подлетевшие фургоны скорой помощи. Если судить по звуку, то над пустырём кружили вертолёты. Правоохранители действовали с размахом, вполне сопоставимым с произошедшим несколько минут тому назад побоищем. Горевшие машины были погашены в мгновение ока, после чего остатки забугорной роскоши были погружены с помощью вертолётов в КАМАЗы и вывезены с пустыря в неизвестном направлении. – Умеем работать, когда захотим, – одобрил действия камуфляжей Кляев.

Руководил правоохранителями здоровый мужик, в котором Иван не сразу, но опознал недавнего знакомца Вадима Гораздовича Матерого. Надо сказать, что дело свое фсбшник знал: не прошло и получаса, как заваленный трупами и покорёженным металлом пустырь обрел первозданно-невинный вид. Пocлe чего с пустыря укатили и камуфляжи.

– А как же следственные действия? – задумчиво проговорил Кляев. – Замеры грунта, опросы свидетелей.

– Где ты видишь свидетелей? – удивился Иван.

– А хоть бы мы с тобой.

Царевич в свидетели не стремился, давать показания против жены, пусть и бывшей, ему не хотелось. Кляев же, опознавший в амбале своего следователя, рвался исполнить гражданский долг. Ваську прямо-таки распирало от возмущения. В принципе Царевич его чувства разделял.

Действительно, чёрт знает что делается: две стервы устроили форменный бой в центре города, ну пусть не совсем в центре, но всё равно. Кляев насчитал два десятка трупов. Царевич настаивал на пятнадцати, но как ни крути, вина Верки тянула на пожизненное заключение, по меньшей мере.

– Как хочешь, Иван, а я это безобразие вот так просто оставить не могу.

Царевич с другом не спорил: одно дело, если две молодящиеся дамы, вцепившись друг другу в волосы, выясняют отношения во дворе или в подъезде, и совсем другое, когда в результате этих выяснений остаётся гора трупов. Впрочем, трупы-то как раз вывезли. Вот только вывозили их столь поспешно, словно следы заметали. Васька-то был прав в оценке действий правоохранителей: если брать масштаб преступления, то следователи должны были тут, по меньшей мере, сутки землю рыть. А эти уложились в полчаса. Какие-то не наши темпы. Конечно, следователи могут сюда ещё вернуться с рассветом, но Царевича не покидало ощущение ненормальности происходящего. Всё вроде бы происходило как в жизни, и стрельба была вроде натуральной, и запах гари ощущался до сих пор, и милицейские сирены выли как на солидных похоронах, но было и ещё что-то трудноуловимое, мешавшее Царевичу поверить в только что увиденный кошмар как в реальность. – Ты новости по телевизору посмотри, – посоветовал Кляев. – Там и не такое увидишь. Живём как в Голливуде.

Наверное, Кляев был прав, но сомнений Ивана он не развеял. Царевич мучительно напрягал мозги, пытаясь ухватить очень важную, но все время ускользающую из поля зрения деталь. – Бюст, – наконец дошло до него. – Какой еще бюст? – не понял Кляев.

Люк они всё-таки сорвали с места и, выбравшись на волю из заточения, теперь вдыхали полной грудью свежий осенний воздух.

– Бюст у Наташки невероятных размеров. Да и у Верки фигура не совсем такая. Раньше она потолще была.

– Бюст, фигура, – разочарованно протянул Кляев. – Я голос твоей Верки не с чьим другим не перепутаю, особенно когда она не в настроении. Сколько раз эта стерва меня от ваших дверей гнала. Отмазать хочешь супругу, Царевич, но я тебе в этом деле не потатчик. Тем более что Верка с Наташкой убрались с пустыря в добром здравии и много ещё чего натворить успеют.

И в этом Кляев был прав: разборка на пустыре вряд ли будет последней, уж очень много претензий накопилось друг к другу у милых дам, если судить по случайно подслушанному Царевичем диалогу.

– Ты уже один раз выполнил свой гражданский долг, – напомнил Царевич Кляеву. – Это ты о чём? – Васька даже остановился, словно с размаху налетел на непреодолимое препятствие. – Это я о Сене Шишове, убитом на этом же пустыре осиновым колом, а потом благополучно воскресшем.

Луна исчезла с небосвода, на улице, куда приятели выбрались, наконец, после долгих мытарств на пустыре, было темно, хоть глаз коли. Но Царевич и без света определил, что у Васьки сейчас отпала челюсть.

– Может, не Сеню убили, а кого-то другого, на него похожего?

– А труп куда делся?

– Прячут менты, – не очень уверенно возразил Кляев. – Статистику не хотят портить. – Труп так просто не спрячешь, даже ради статистики, – возразил Царевич. – Но если они зачем-то спрятали один, то почему им не спрятать двадцать. Придёшь ты завтра в милицию, а тебя за шиворот и в психушку. Мол, заговаривается гражданин. – Я же свидетель, – возмутился Кляев. – Именно поэтому и отправят. В клинике ты будешь объяснять врачам, что у тебя не белая горячка. Расскажешь им и про Сеню с колом в груди, и про волосатых гоблинов, и про молодильные яблоки, из-за которых Верка с Наташкой устроили кровавую разборку. Диагноз врачей очевиден: крыша поехала у человека после чтения литературы специфических жанров. Я думаю, в той клинике уже немало подобных чудиков лежит.