Иван Царевич и Серый Волк
Шрифт:
– А на рукаве волчья морда, – подсказал Царевич. – А ты откуда знаешь? – недоверчиво покосился Кляев на Ивана. – Зря ты в ментовку бегал, – сказал Царевич. – ФСБ этим делом занимается. Матерый Вадим Гораздович, так зовут твоего следователя. Я уже имел удовольствие с ним беседовать.
– Так, – грозно протянул Кляев, поднимаясь во весь рост и расправляя нехилые плечи. – Вот они, значит, как. Я думал, что здесь уголовка, а они, гады, Родиной торгуют. Не прощу. С врагами народа, как с врагами народа. Шпионское гнездо здесь свили.
– Окстись, – притормозил его Царевич, – что ты распалился как Штирлиц на допросе у Мюллера. Герой невидимого фронта. Какие в нашей хрущобе могут быть военные секреты.
– А если нет секретов, что здесь баклажаны делают? – Ты мне Армению не тронь, – взвился в свою очередь Царевич. – Это наш единственный союзник на Кавказе.
– А кто её трогает? Просто я этих Люськиных ухажёров опознал. Весь вечер вчера голову ломал, почему мне эти образины знакомыми показались. И вспомнил, Царевич! Достаю «Жеребячье копыто», которое ты мне подарил, и вот они, как миленькие, на обложке.
Иван засмеялся. С Кляевым точно не соскучишься. Обложку «Жеребячьего копыта» Царевич, разумеется, помнил. Как помнил и нарисованных там гоблинов. Существ крупных, скандальных, но явно сказочных, которым в цивилизованной России делать нечего.
– Не держи меня за идиота, – обиделся на Царевичев смех Кляев. – Я, может быть, псих, но не дурак. А художник мог гоблинов с конкретных людей нарисовать. Вот тех людей я и видел у Люськи.
Вообще-то Кляев попал в самую точку. Современные иллюстраторы во всю использовали компьютерную технику, но исходным материалом для их манипуляций служили всё-таки конкретные человеческие лица. Самоедов в этом смысле от других не отличался и даже придал ведьме Веронике сходные с Веркой черты, что не понравилось Царевичу, но страшно польстило его супруге, которая тогда не помышляла о разводе.
– Допустим, Люська завела роман с одним из Самоедовских «гоблинов», – задумчиво произнёс Царевич, – но, согласись, это ведь не криминал, а измена Сене Шишову, эта ещё не измена Родине.
– Всё начинается с малого, – твёрдо сказал Кляев. – Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст.
– Где тот джаз? – возмутился Царевич.
– А где та Родина? – ехидно перебил его Кляев. – Прогуляли страну, интеллигенты. Сам-то ты не успел законную жену спровадить, а уже учительницу в дом привёл. А ведь она, между прочим, баба семейная. Устои подрываешь, Царевич. А твой дружок Бердов и вовсе сексуальный извращенец. Писатели. Сексопатолога на вас нет.
– При чём тут сексопатологи? – несказанно удивился Царевич. – А ты читал новый роман Бердова «Камасутра в гробнице фараона»? – Делать мне нечего, – хмыкнул Царевич. – Остаётся только Бердова читать. – А народ читает, – повысил голос Кляев. – И развращается до полного безобразия. – Ты себя имеешь в виду? – невинно спросил Царевич.
– С чего ты взял? – густо покраснел Кляев. – Я вообще говорю. В общем, разрезе. – Я в разрезе конкретном тебя спрашиваю, – нахмурился Царевич, – что у тебя с Люськой было? – А ничего не было, – плюнул расстроенно Васька. – Соблазняла, соблазняла, а потом сделала невинные глазки. Ну, ты скажи, не стерва она после этого? – Стоп, – заинтересовался Царевич. – Ты о соблазнении давай поподробнее.
– Да чего там, – махнул расстроенно рукой Кляев. – Встретились в подъезде потемну. Я с мусорным ведром, она с солью. То, сё, пятое, десятое. Она давай соблазнять. Ну, я что, железный, что ли. Ведро пустое в дом отнёс и к ней. А там Сеня дверь открывает. Можешь себе представить. Шутила она, видишь ли.
– А ты гусь, – засмеялся Царевич. – Джазмен. – Ну, это ты брось, – обиделся Кляев. – Кругом разврат, в какую кнопку не ткни, а я, выходит, один за мораль отвечать должен. А твой Бердов до того свою жену развратил, что она голышом к Самоедову бегает.
– Подожди, – насторожился Царевич, – а ты откуда знаешь? – Случайно засёк, – вздохнул Кляев. – Заказы продуктовые я развожу на своей лайбе. Вот и к Самоедову завёз. А они там купаются на пару в ванне. Такая вот гробница фараона. Сплошной разврат. А хотите, чтобы народ устоял. Ты мне скажи, зачем для этого дела обязательно в воду лезть, что это ещё за новое извращение? К Самоедову захожу – русалка в ванне, к тебе захожу – русалка, к Михееву заглянул – и там кикимора какая-то хихикает. Бред. Как с ума все посходили. – А у Михеева откуда?
– От верблюда, – огрызнулся Кляев. – Тоже мне, Казанова сантехнического профиля.
Что-то с русалками было не так. Во всяком случае, Царевича рассказ Кляева встревожил. Нет, от Наташки Бердовой всего можно ждать, а уж от Мишки Самоедова тем более. Смущала Царевича ванна. Та самая ванна, в которой плескалась Лариса Сергеевна, ушедшая по-английски, не попрощавшись с хозяином.
– У тебя машина на ходу? – Ездит, – кивнул головой Кляев, – А ты куда намылился? – Поедем к Самоедову. Охота мне на его ванну взглянуть.
Кляевский «Москвич» хоть и был годами почтенен, но находился в весьма приличном состоянии. Васька, при всех своих видимых недостатках, отличался одним бесспорным достоинством: с закрытыми глазами мог собрать и разобрать любую машину, что нашу, что забугорную. Имея под рукой такого слесаря, Царевич многие годы не знал горя с сервисом, к зелёной зависти всех своих знакомых. Зря он продал «Волгу». Тем более что деньг и были небольшие, а в квартире, на которую он их потратил, ему не пришлось пожить и дня.
Большой губернский город готовился к зиме и явно запаздывал с этой подготовкой, ибо Кляевский «Москвич» раза три объезжал рвы, которые для метростроя мелковаты, а для канализации вроде бы избыточны. Впрочем, Царевич не был знатоком в коммунальных вопросах и на раздолбанный отбойным молотком асфальт смотрел с сердечным сокрушением. Кляев привычно ругался сквозь зубы, виляя куцым москвичовским задом среди солидных и важных лимузинов. Опять зарядил нудный дождь, мешающий Царевичу любоваться красотами родного города, которые он, впрочем, и без того знал наизусть.