Иван Царевич vs Василиса Премудрая
Шрифт:
– А? Нет, извини, без понятия. Так что с клиникой?
– Это называется Ауксилиуме, - продолжил, крутя пузырек в руках, Лексус.
– Наркота. Одного вдоха хватает, чтобы выпасть из реальности на полчаса… А, да!
– вспомнил он про Тараса.
– Клиника… У Синицына очень редкая группа крови – четвертая с отрицательным резус-фактором. Такая и в больницах не всегда бывает, а уж в маленьких частных клиниках и подавно. А операцию ему делали довольно сложную и обширную. Ты попробуй проверить, кто около полугода назад
– О! – обрадовался Ефимов.
– Знал, что ты поможешь…
– И все же странно, - перебил его блондин, рассматривая пузырек на свет.
– Что Ауксилиуме может тут делать? Может, это просто бутылка из-под него? – и прежде, чем Тарас успел среагировать, открутил крышку и ткнулся вовнутрь носом.
– Ты придурок!.. – начал Ефимов.
– ОЙ! Хи-хи! А это и правда оно! Прикольно! – Лексус, продолжая нервно хихикать, повернулся к парню.
– Быстро найди Олега. Скажи, я нанюхался Ауксилиуме. Меня сейчас хи-хи так унесет хи-хи!
Тарас еще никогда в жизни так не бегал. Вылетев из ординаторской в коридор и сообразив, что он понятия не имеет, кто этот Олег и где его искать, он просто заорал на весь этаж:
– ОЛЕ-Е-Е-Г!!! – и орал, пока к нему не подскочил темноволосый парень, примерно их с Алексеем возраста, в белом халате врача и, отвесив смачный подзатыльник, поинтересовался:
– Какого здесь орешь? Психушка этажом выше!
– Ты Олег?
– Допустим… - осторожно предположил тот.
– Там, - ткнул Тарас пальцем в сторону закрытой двери в ординаторскую.
– Лешка… В смысле, Алексей Демьянов! Он нанюхался Ауксилиуме, - тщательно повторил он название наркотика.
– Чего он нанюхался?! – выпучил глаза Олег.
– Ауксилиуме! Это наркотик…
– Я, молодой человек, знаю, что такое Ауксилиуме, - отрезал врач.
– Ну идем, глянем на Демьянова…
К их приходу криминалист успел развалиться на диване, осматривая окружающий его мир восторженными глазами пятилетнего ребенка и посасывая найденную до этого конфету.
– Папочка! – обрадовался он Олегу и протянул ему злосчастный пузырек.
– А я каку понюхал!
– Ага… - тот внимательно изучил предложенное, приподнял вверх левую бровь и повернулся к Тарасу.
– Выйдите, пожалуйста, мне его осмотреть надо.
Минут через пять Олег вышел из ординаторской и попросил нервно вышагивающего под дверью Тараса:
– Ты бы не мог посидеть с ним? Мне надо антидот найти, а оставлять его одного в таком состоянии нельзя…
– Да-да, конечно! – тут же согласился следователь.
– С ним все будет в порядке?
– А что ему, идиоту, сделается? От Ауксилиуме еще никто не умирал. Потом, правда, ничего помнить не будет, ну да это мелочи. Я быстро! – и убежал.
Тарас с опаской заглянул в комнату. Мало ли. Может, москвич буйствует? Но Лексус вполне себе мирно восседал на диване и, смачно чмокая губами, сосал несчастную конфету. Увидев Тараса, он радостно улыбнулся и похлопал рядом с собой.
– Дядя! Иди сюда!
– Да я уж лучше тут, - попытался он присесть на диване напротив, но тут же получил насупленные пухлые губки, блестящие от карамели, и полные слез глаза.
– Ладно, ладно. Уже иду.
– Дядя, а расскажи мне сказку! – тонким, мальчишеским голосом потребовало чудовище и… перебралось к нему на колени.
– Э-э-э… Сказку? – Тарас откинулся назад, стараясь максимально увеличить дистанцию между собой и этим... обдолбанным придурком.
– Сказку! – подтвердил изверг во плоти, ерзая, устраиваясь поудобнее, и смотря ему прямо в глаза.
– Сказку… Сказку… - Тарас судорожно пытался собраться мыслями. Самое гадкое, что происходящее неожиданно оказалось возбуждающим.
– Расскажи… - хриплым шепотом попросил Лексус и медленно вытащил за палочку конфету. Вернуть ее назад он не успел.
Знаете что такое "сорвало крышу"? Так вот, Тарасу ее даже не сорвало. "Сорвало" означало бы, что она все еще где-то есть, может, изломанная и разбитая, но есть. Крыша Тараса исчезла, испарилась, растворилась в глубине этих серых, дразнящих чертятами, глаз. Каким-то все еще сохраняющим способность здраво мыслить краем сознания, он понимал, что пользуется ситуацией. Нагло пользуется тем, что обдолбанный москвич ни черта не соображает. Но настойчивый голос из того же уголка нашептывал, что помнить тот все равно ничего не будет, так что дерзай, капитан, дерзай…
И он, все еще плохо соображая, что творит, притянул не сопротивляющегося Лексуса к себе и осторожно поцеловал в самый краешек губ. Они были сладкими от карамели, мягкими, податливыми и, абсолютно неожиданно, с удовольствием отвечающими. А дальше для Тараса все смешалось в один красочный и сумасшедший водоворот чистых эмоций. Желания, замешанного на страхе. Страха, замешанного на похоти. Похоти, замешанной на возбуждении. Так странно. Так волнующе. Так неожиданно…