Иван да Маруся. Сказка
Шрифт:
Маруся по-прежнему выглядела озадаченной.
– Но как добраться мне в эти Дальние Дали?
– А вот тебе карта, – боярыня Афанасьева сунула падчерице в руки свернутый лист.
– Но что я буду есть? И где ночевать? И страшно одной-то!
– Говорю, оденься поплоше, лицо в золе испачкай – никто на тебя и не позарится. А на расходы тебе – вот, – и женщина протянула Марусе неплотно набитый кошель. – Завтрак приготовь всем и ступай. До ночи успеешь из столицы выйти и до Ближних Далей добраться. Дождей не обещают, так что идти быстро будешь.
Маруся не нашлась, что сказать. Да и боязно было возражать мачехе. Уж не раз она падчерицу воспитывала, и та хорошо знала, насколько тяжела рука у боярыни. Но посылать одну-одинешеньку в Дальние Дали… Впрочем, хорошо, что не в зимний лес к волкам голодным…
Девушка развернулась и покинула покои мачехи, забыв отвесить ей положенный поклон, и, озадаченная, спустилась в кухонные помещения в полуподвале, где уже чуть пригорела с правого бока творожная запеканка.
– В Дальние Дали? – спросила громко Маруся у чугунного котелка. – За цветком неведомым? – поинтересовалась она у начищенного самовара. – Одна? Пешком? – потрясла она ножом.
Расставив перед собой два подноса, девушка привычно сервировала их завтраками для мачехи и сводных сестриц, разложив запеканку, полив порции сметаной для Марфушеньки, вареньем для Матрёшеньки и сгущенным молоком для мачехи. Заварила чай, разлила в три чашечки, добавила каждой по три кусочка сахара, положила ложки, прикрыла салфетками и вручила поднос боярыни Афанасьевой ее камеристке, а поднос сестриц – их прислужнице. Сама же собрала со сковороды рассыпавшиеся остатки запеканки и позавтракала ими, запив остывшим чаем.
И развернула карту.
***
Иван-царевич покинул отчий дом ранним утром следующего дня. Точнее, собирался покинуть. Но пока проснулся, пока позавтракал, пока с любимым конем попрощался – солнце уже довольно высоко поднялось на небосводе. Заботливая нянюшка набила походную котомку воспитанника пирожками с яйцом и луком, налила бутыль свежего кваса и завернула в чистое полотенце свежеиспечённый хлеб. Еще добавила баночку варенья, кусок сливочного масла, ломоть ветчины и связку баранок.
– Ох, Ильинична! – посетовал Иван-царевич при виде узелка размером с добрый сундук. – Я ж пешком, не донесу!
– Ничего, ничего! – не пожелала слушать возражений нянюшка. – Едешь на день – хлеба бери на неделю. Своя ноша не тянет. На сытый желудок и дорога короче. Носки надел?
– Надел.
– Меч наточил?
– Наточил.
– Кошель взял?
– Взял.
– А лук взял? Где колчан со стрелами?
– Так я с мечом! И вот нож еще за поясом.
– Шапку не забудь.
– Ну Ильинична! Какая шапка? Весна на дворе.
– Цыц! Сейчас самое опасное время. Солнце, может, и горячее, но ветра еще холодный. Р-раз – и носом начнешь хлюпать. А мне лечить тебя потом! Сказано: шапку надень!
– Ильинична! Я не маленький. Я невесту иду искать! – Иван-царевич отобрал у нянюшки свою шапку с меховыми отворотами.
– Иди-иди, –
Царевич взвалил на спину котомку с припасами, поправил меч на поясе, проверил кинжал за пазухой, нахлобучил шапку, подтянул отвороты сапог, разгладил плащ на плечах и улыбнулся Ильиничне.
– Ну, я пошел! – возвестил он, получив от нянюшки троекратный поцелуй в щеки.
Марусю же никто не проводил. Она самостоятельно сложила в маленький узелок три пирожка, кусочек хлеба и крынку молока, переоделась в более ношеный сарафан, декоративно испачкала лоб и щеку золой и выбрала самые крепкие лапти из имевшихся. Уходя со двора отчего дома, девушка все же оглянулась, но никто не махал ей их окошка: сегодня утром ничто не мешало мачехе и сводным сестрицам сладко спать до обеда. Со вздохом Маруся сверилась с картой, определилась с направлением движения – строго на юг – и зашагала к городским воротам.
Погода была по-весеннему непонятной: солнце вовсю пригревало, заставляя скидывать шапку и расстегивать кафтан, синицы звонко тренькали свои песни, воробьи с наслаждением обсуждали, на каком кусте ещe остались подбродившие за зиму ягоды рябины, но в тенистых переулках ещe лежали остатки снежных запасов, ожидая ночных заморозков, а потому не спешивших превращаться в веселые ручейки. Маруся шагала по деревянным настилам, заботливо выложенным правительством в дар жителям столицы – без них можно было бы по щиколотку провалиться в весеннюю жижу.
Девушка пересекла главную площадь, привычно полюбовавшись яркими синими куполами царского терема и его белоснежными стенами, как раз только что помытыми по приказу царицы Марьи после зимних туманов и метелей. Затем миновала торговые ряды, пока еще пустые в столь ранний час, по главной улице спустилась к не главным воротам столицы (выход через Главные Врата добавил бы лишний час пути, а Маруся уже решила беречь силы) и оказалась на берегу реки. Переправляться через нее необходимости не было, так что девушка лишь сверилась с солнцем, определившись со сторонами света, прошла чуть по берегу, бросив в камыши горсть хлебных крошек, на которые тут же с кряканьем набросилась стая прибрежных уток, и спортивным шагом взяла направление на юг.
Из карты Маруся помнила, что на пути к Ближним Далям лежит обширный лес, и хотела успеть пройти через него засветло. Не то чтобы она никогда не выходила в одиночестве за пределы города, но все же до сих пор не доводилось Марусе отправляться столь далеко и надолго. С пером в руке и отрезком узелкового измерителя она подсчитала: до Дальних Далей добраться можно за семь дней. При условии равномерного и безостановочного движения. А это невозможно ввиду необходимости отдыха и питания. Так что смело можно и на пару недель рассчитывать. И это лишь путь в одну сторону.