Иван-Дурак
Шрифт:
— Вот еще, было бы к кому! — фыркнул Иван. — Да и вообще, с какой стати я тебя должен ревновать? Даже если я и испытывал к тебе некие теплые чувства, отдаленно напоминающие любовь, то это, девочка моя, давным-давно прошло. — Лицо Ольги снова стало злым. — А ты что же думала, что Иванушка-дурачок будет любить тебя вечно? Слушай, а этот вот, как его зовут, биологический отец…
— Олег, — подсказала Ольга.
— Вот, Олег, — продолжил Иван, — ты с ним сейчас сюсюкаешь, а он же бросил тебя беременную, что повлекло за собой цепь разного рода неприятных событий, включая и то, что ты вынуждена была выйти замуж за такого правильного болвана, как я.
— Ну и что? Все совершают ошибки.
— Он же издевался над тобой. Помнишь, как ты однажды чуть с ума не сошла, когда он тебя бегемотихой назвал и заявил, что больше не желает тебя видеть.
— Ну и что? А мне нравится его прямота и откровенность.
— Он много лет пудрил тебе мозги. Играл с тобой, как кошка с мышкой, то приближал, то снова кидал.
— А мне нравятся такие игры.
— Он же не то чтобы не принимал участия
— Он всего лишь человек и имеет право на слабости.
— А сейчас почему он появился? Потому что жизнь его пошла под откос, он лишился молодости, могу предположить, что еще он лишился семьи и денег. И тут он решил ухватиться за богатый, мощный локомотив под названием — моя давняя, преданная любовница.
— А мне плевать! Как ты не понимаешь, я люблю его! А для любви не имеет значения, негодяй твой любимый или праведник. Да мне вообще нет дела до того, какой он! Я люблю и все! Я понимаю, что, наверное, он не самый лучший человек на земле, только мне, знаешь, нет до этого никакого дела — я люблю именно его. Я столько лет его ждала, столько лет, и вот, наконец, он мой, только мой. Пусть он не работает, пусть живет за мой счет, пусть при этом меня же и оскорбляет, мне все равно. Я счастлива, что он со мной! Ладно, Ваня, мне пора. Олег меня ждет.
— Рад был тебя увидеть, еще больше рад был узнать, что у тебя все хорошо, и что нам удалось договориться по поводу Леси.
— Пока, мистер несовершенное совершенство!
Ольга поднялась, накинула шубу и пошла к выходу. И снова все присутствующие смотрели на нее. И снова на полпути она вернулась, подбежала к Ивану, чмокнула его в щеку и прошептала:
— Ванька, ты самый лучший мужчина, который встречался мне в жизни. Самый лучший! Жаль, что я так и не смогла тебя полюбить. А выставку я тебе устрою, ты, главное, рисуй! Не теряй времени. Жизнь, она ведь такая короткая! — Ольга почти побежала к дверям.
«Ну, вот и кто она: злобная стерва или святая? — подумал Иван. — Сейчас она показалась мне святой. Одно ясно — в спасении она точно не нуждается».
Глава двадцатая
Вот и получилось, что брак был вроде как фиктивный, зато развод случился вполне настоящий. После душераздирающей сцены в спальне Иван, как водится, запил. И с горя, и для расслабления, и для поднятия боевого духа, да и просто так, потому что хотелось. На третий день разлуки, ободряемый и научаемый друзьями лихих студенческих времен, он вдруг понял, что еще очень и очень молод — ему не было еще и двадцати пяти, что вся жизнь у него впереди, да и мужчина он хоть куда — красив, умен и даже в некотором роде богат. Словом… Да любая женщина счастлива будет как минимум ему отдаться, а как максимум стать ему верной, преданной подругой. Так стоит ли горевать о потере этой коварной, жестокой суки? Наверное, нет! Точно, нет! А баб-то вокруг пруд пруди. Конечно, мало кто из них сравнится с Ольгой в красоте, зато уж точно любая из них добрее и заботливее этой стервы! В ту же ночь, когда он сделал открытие, что на жене, почти уже бывшей, свет клином не сошелся, он получил тому неопровержимые доказательства — первая же дурочка в мини-юбке, которую он подцепил в клубе, согласилась разделить с ним постель, а наутро исчезла без следа. Ну, разве что пара длинных светлых волос осталась на новенькой подушке в свежеотремонтированной Ивановой квартире. От волос Иван незамедлительно избавился, ибо был человеком крайне брезгливым. Как звали девушку, он не запомнил, а может, даже и не спросил. Какое это имеет значение? Главное, Иван удостоверился, что нравится женщинам и может получить любую, не прилагая никаких особенных усилий. В следующую субботу он доказал себе это еще раз, а потом еще… Спустя месяц разгульной жизни Иван подал на развод — бросил, так сказать, жребий, перешел Рубикон и сжег мосты, чтоб уж наверняка разные злые силы не смогли вернуть его в лоно семьи. Ольга несколько раз звонила, интересовалась, как у него дела и говорила, что Леся очень тоскует по папе, плачет и требует, чтобы он вернулся. Возвращаться Иван твердо отказался, хотя искушение такое и возникло на мгновение, но тут же было прибито видением тонкой Ольгиной ноги на посторонней мужской спине. Лесю он раз, а то и два в неделю по будням забирал к себе. Ольга хотела было, как и многие женщины, запретить Ивану видеться с ребенком, тем более что это все равно не его ребенок, но не смогла: во-первых, Леся слишком любила Ивана и устраивала жуткие истерики всякий раз, когда мама говорила, что папа не придет, во-вторых, у самой Ольги была насыщенная личная жизнь, и дочка ей немного мешала, ну, а в третьих, сколько она ни убеждала себя, что этот «чертов муженек» сам во всем виноват, окончательно убедить так и не удалось, поэтому чувство вины слегка погрызывало черствую Ольгину душу.
Тестю и теще Иван сразу же все рассказал, опустив, впрочем, интимные подробности и оставив при себе свое мнение относительно того, какая же сука-дочь у этих уважаемых людей. Честно признался, что из дома ушел окончательно и навсегда, что намерен развестись в самое ближайшее время и даже готов незамедлительно уволиться с работы в том случае, если Михаил Львович сочтет, что бывшему зятю не место в его конторе. Михаил Львович повздыхал, почесал лысину, плеснул водочки и себе, и жене, и зятю своему почти что бывшему. Выпили, закусили, потом еще выпили и еще закусили, и после третьей уже стопки Михаил Львович изрек:
— Вот что, сынок, ты мне эти глупости брось! Я тебя ценю вовсе не за то, что ты муж моей дочери — ты мне как работник дорог, так что увольнять я тебя не собираюсь, только если ты сам вдруг надумаешь уйти. Твои отношения с Олей — это одно, а наши с тобой — это совсем другое, и не надо мне тут путать туризм и эмиграцию. Это разные вещи. А Оля… Жаль мне, конечно, что не сложилось у вас: с тобой я был за нее спокоен, даже не за нее больше, а за Лесю. Что и говорить, хороший из тебя отец получился, даже получше, чем некоторые родные папашки… Жаль, нда, очень жаль. — Михаил Львович тяпнул еще рюмаху, закусил маринованным огурчиком. — А может, простишь ее? Жили бы как прежде. — Иван отрицательно помотал головой. — Ну и правильно, я б за такое вообще прибил бы и из дома выгнал, в чем мать родила. — Михаил Львович грозно посмотрел на жену. Та съежилась. — Бабы, бабы — волос у них долог, да ум короток. Вишь ты, что эмансипация-то с ними сделала — совсем от рук отбились, черте что творят. При домострое-то их за такие дела живьем в землю закапывали, так, небось, и не прелюбодействовали, боялись! А сейчас равные у них, видите ли, права!
— Михаил Львович, — робко ввернул Иван, который сидел уже весь потный и красный, — я бы предпочел больше не обсуждать эту тему. Как-то она мне не слишком приятна, знаете ли.
— Ладно, не буду, не буду. Прости меня, дурака старого. — Михаил Львович похлопал Ивана по плечу. Давай выпьем за твою новую, свободную, холостую жизнь! — он завистливо вздохнул.
Когда Иван сообщил Ольге о предстоящем разводе, она долго бесновалась. Кричала, что это она должна была на развод подать, причем давно, что он всю жизнь ей своей добротой и благородством исковеркал! Что это совершенно несправедливо и недопустимо, что это он от нее ушел, а не она его выставила из дома, тем более еще разводиться собрался! Что она теперь будет подружкам говорить? Что ее муж бросил, потому что она ему изменяла? Никто ведь не поймет, что изменяла она ему исключительно потому, что он слишком хороший был. Этого ведь никто не поймет! У людей мужья пьют, дерутся, гуляют. Тут-то понятно все и простительно. А кто теперь ее, Ольгу, пожалеет? Кто ей посочувствует? Так! Никакого развода она ему давать не собирается, а если до суда дойдет, то она у него и квартиру отсудит, и алименты огромные, и с дочерью видеться не даст. И вообще она не понимает, зачем им разводиться: ну живут себе отдельно, ну трахаются с кем хотят, штамп в паспорте стоит, и она, Ольга, с этим штампом не разведенка какая-нибудь, а вполне себе законная жена, хоть и свободная. Так что она категорически против развода и будет всячески ему препятствовать. Иван твердо ответил, что он, в свою очередь, категорически настроен на развод и никакими угрозами его не запугать, а подружкам своим она может про него врать все что угодно, это его заботит мало.
Через неделю Ольга позвонила и сообщила, что она согласна на развод и на все условия Ивана. Он понял, что этому звонку предшествовал серьезный разговор отца с дочерью: Михаил Львович всегда был убедителен в аргументации своих пожеланий.
Саму процедуру развода Иван помнил плохо. Помнил, что волновался он даже больше, чем перед свадьбой, что вид имел крайне потрепанный, даже носки умудрился разные надеть и все переживал, что Ольга это заметит и будет над ним глумиться в своей обычной манере. Однако Ольга, похоже, и сама волновалась не меньше Ивана, хотя и выглядела в отличие от него даже лучше, чем обычно: была в прическе, сотворенной в салоне, в элегантном темно-синем платье, туфлях на высоченных каблуках. Весь вид ее кричал: видишь, какое сокровище ты теряешь! Где ты еще сыщешь такую красивую женщину? Ты еще горько пожалеешь, что отказался от меня! Горько пожалеешь! Впрочем, говорящим в Ольге был только вид — сама она хранила гордое молчание. Точнее, общалась исключительно со своим адвокатом, которого привела с собой, несмотря на достигнутые договоренности касательно развода, да отвечала на вопросы мирового судьи. Когда все было закончено, Ольга, так и не взглянув на своего теперь уже бывшего мужа, запорхнула в свою красивую машину и укатила в свободное, разведенное будущее. А Иван тоже сел в свою машину и тоже укатил. Он долго кружил по городу, пытаясь заглушить тоску, которая сменила волнение. Тщетно. Его преследовал образ Ольги, которая сейчас, когда он окончательно ее утратил, представлялась ему какой-то совсем уж невероятной красавицей. Он мучительно сожалел, что никогда больше не прикоснется к ее гладкой, прохладной коже, не задохнется от восторга, когда она выйдет из спальни в новом платье, что никогда уже они не будут спать в одной постели, тесно прижавшись друг к другу. Никогда. Развод — это ведь не смерть, но сейчас было очень похоже.
Дома Ивана встретили друзья-товарищи, которые пришли поддержать его в трудную минуту, которую, впрочем, они отчего-то называли радостной. Не дав новоиспеченному холостяку опомниться, сунули в его руку стопку водки и заставили выпить за собственное досрочное освобождение из оков брака. Иван послушно выпил. Потом они усадили его за стол, обильно уставленный закусками и бутылками, и принялись повествовать о прелестях свободной жизни, не забывая при этом выпивать и закусывать. Друзья поведали, что Иван для себя-то пожил как-то совсем мало — как-то слишком быстро его охомутали, что почти не довелось ему вкусить беззаботных радостей юности. Но ведь не поздно еще — он совсем еще молод и очень вовремя скинул с себя этот тяжкий груз, это ярмо в виде жены и дочери. И вот сейчас, сейчас — самое время наверстывать упущенное. Добрать все-все-все возможности, утехи и наслаждения, от которых он добровольно отказался ради сомнительного удовольствия быть женатым. Иван приободрился и с пьяным энтузиазмом распространялся на тему, какая же все-таки у него бывшая жена сука, да и вообще все бабы такие. Друзья-товарищи вдохновенно ему поддакивали и не скупились на примеры из собственной жизни.