Иван-Дурак
Шрифт:
— Не надо скорую-то, вроде полегчало. Принеси мне чаю сладкого, да и спать ложись. И потише там! Вечно я из-за тебя не высыпаюсь.
Когда Верочка вернулась из кухни с чаем, мать уже сладко спала. Девушка рухнула на свою узкую скрипучую кровать и разрыдалась. За этим упоительным занятием ее и застал рассвет. С первыми лучами солнца она, наконец, заснула.
А утром матушка проводила на работу свою растерзанную, заплаканную дочь словами:
— Жду тебя дома к девятнадцати ноль-ноль и не минутой позже.
— Но, мама, — пыталась было возразить Верочка.
— Ты, разумеется, можешь и задержаться, но
— Мама, не начинай! Хорошо, я вернусь в семь. — Верочка снова готова была разрыдаться, ведь сегодня она должна была встретиться с Иваном. Ей так этого хотелось.
Глава двадцать вторая
Иван тоже мечтал снова увидеть Верочку. Более того, он намерен был увидеть ее сегодня совершенно голой, ибо, как ему казалось, существует множество предпосылок к тому, чтобы, в конце концов, добиться своей цели — то есть затащить ее в постель. Он набирал Верочкин номер, полный самых радужных предчувствий, и что же он услышал в ответ:
— Ваня, извини, у меня сегодня не получится.
— А что случилось? — спросил он разочарованно.
— Я не могу тебе сказать, но, поверь, у меня действительно есть серьезная причина. Правда, никак не могу сегодня. — Голосок совсем печальный.
— Я тебя чем-то обидел?
— Нет, что ты. Вчера был самый счастливый вечер в моей жизни.
— Тогда я совсем ничего не понимаю.
— Ванечка, ты здесь совсем ни при чем. Так сложились обстоятельства.
— И когда же я смогу тебя увидеть?
— Я не знаю, пойми, я не знаю! — сдавленное рыдание. Короткие гудки.
— Черт подери! — воскликнул Иван, обращаясь к стене в своем кабинете. — Не девушка, а чума! Да я не перед одной бабой так не скакал на задних лапках! Да я таких красоток укладывал в койку одной левой! А эта? Кикимора кикиморой! Я из нее человека сделал, а она теперь, видите ли, не знает, когда сможет уделить мне пару часов своего драгоценного времени. Да кого она из себя возомнила, эта музейная крыса, питающаяся поэзией? Никогда! Никогда больше я не наберу ее номер! Ноги моей больше не будет в этом идиотском музее!
Вечером следующего дня Иван стоял у порога музея, сжимая в потных от волнения руках пакет с самой лучшей косметикой, которую только удалось найти в этом городе, и поджидал Верочку. Он был намерен во что бы то ни стало объясниться с ней и добиться свидания. Она вышла в каком-то стареньком своем платьице, в стареньких же босоножках. Только волосы были прежние — огненно-рыжие, да и очки были те, что купил ей Иван. Вот и все, что осталось от преобразований, которым подверглась в последние дни Верочка.
— Ты? — воскликнула она радостно. — Ванечка! Я так соскучилась!
— Я тоже, — ответил Иван удивленно. Такой реакции на свое появление после вчерашнего разговора он уж никак не ожидал. — Это тебе. — Он протянул девушке пакет.
Верочка заглянула в него и восхищенно взвизгнула:
— Ванечка! Ты ангел! У меня никогда еще не было такой косметики! — она полезла к Ивану обниматься и даже чмокнула его в щечку. Иван решительно ничего не понимал.
— Может быть, съездим куда-нибудь поужинать? — предложил он робко.
— Да! Поехали! Я ужасно голодная! Только вот…, — Верочка осмотрела свой наряд. — Наверное, я не могу поехать с тобой в этом.
— Ничего, сначала мы заедем в магазин.
Таким образом, Верочка получила новую кофточку, юбочку и еще одни туфли. На сей раз черные.
«Кто она, — размышлял Иван, когда вез Верочку в ресторан, — расчетливая сука или святая простушка, которая выманивает у него деньги просто так, случайно, по наитию, так сказать. А если она все-таки расчетливая сука, которая зарабатывает на жизнь своим образом наивной нищей поэтессы? Если так, то перед ней стоит снять шляпу, которой у меня нет — она великая актриса».
Ответ он получил той же ночью в своей спальне: Верочка была, скорее всего, простушкой. Потому что она была девственницей. В двадцать четыре года! И это в конце двадцатого века! С его сексуальными революциями и свободой нравов! Опять загадка — что это, Верочку никто никогда не пытался соблазнить или она была слишком строго воспитана? Или что-то еще? Сам по себе факт девственности означал только то, что до этого момента у нее не было близости с мужчиной, это, однако, не исключало вероятности того, что она и раньше вела какие-то игры с представителями противоположного пола. Будучи непорочной девой, пожалуй, играть даже и удобнее. Мужчина, например, одарил ее с ног до головы, жаждет благодарности, а она ему: «Извини, дорогой, но я девственна, берегу себя для мужа, так что…». Но подобного рода догадки Иван сразу отмел: Верочка в постели была слишком трогательно неуклюжа — вряд ли можно так убедительно сыграть абсолютную неопытность в этой сфере. Она же все-таки не Сара Бернар и не Любовь Орлова… А главное, ее белье — оно было пуританским, уродливым, старым, застиранным. Не носят коварные кокетки такого белья. Нет, скорее всего, она все же бедная, маленькая, кем-то запуганная дурочка. Надо бы ее расспросить, кто же ее так запугал-то?
После ужина в ресторане, который, к счастью, обошелся без поэзии, зато был полон страстных поцелуев и нежных поглаживаний, Иван рискнул пригласить Верочку к себе домой выпить по бокалу настоящего французского коньяка. Глазки у девушки загорелись, она принялась верещать, что ни разу еще не пробовала коньяк, тем более французский. Кажется, она даже не догадывалась об истинной цели этого приглашения. А Ивану было приятно открывать для этого неискушенного наивного создания новый мир. В квартире Ивана Верочка восхищенно озиралась по сторонам и восклицала:
— Надо же, как красиво! Я думала, что так только в музеях и дворцах бывает! Ой, какая картина! Ой, какие часики! Ой, а кухонный гарнитур какой!
Иван, хотя и начал уже задумываться о расширении жилплощади или хотя бы о ремонте и смене обстановки — поскольку, с его точки зрения, квартирка эта перестала уже соответствовать его статусу, все же был польщен. Он подумал: «Это в какой же дыре живет Верочка, если его холостяцкая берлога кажется ей дворцом?», а вслух сказал:
— Ну что ты, это обычная квартира, вон и обои уже местами отклеиваться начали, и мебели года четыре, какая-то она немодная уже. Если бы я сейчас ремонт делал, я бы такую, конечно, уже не купил — слишком дешевая и некачественная. Но тогда приличной мебели-то еще не продавалось, да и зарабатывал я существенно меньше, чем теперь.