Иван Грозный и воцарение Романовых
Шрифт:
Король встретил послов с почестями, однако положение их было неопределенным. Сигизмунд, как известно, потребовал целовать крест и сыну, и себе самому. Бояре в Москве решили подчиниться. 30 октября Жолкевский привез под Смоленск бывшего царя Василия Шуйского с братьями. Поляки хозяйничали в Кремле. Казалось, все развивается по ставшей уже привычной схеме. Вот-вот Шеин откроет королю ворота Смоленска, москвичи же поцелуют крест на верность Сигизмунду, и тот торжественно въедет в Кремль. Но именно в этот момент произошло нечто необычное. Дело в том, что под Смоленском перед нами как будто предстал другой, новый Филарет. Вернее, именно там мы и видим настоящего
«Король прежде всего потребовал сдачи Смоленска, – продолжает В. Г. Вовина. – Тут-то, по сообщению летописца, Филарет и показал „первое крепкое стоятельство“, ответив Сигизмунду: „Как будет сын твой на Московском государстве и все Московское государство будет под сыном твоим, не токмо Смоленск, тебе, государю, не достоит стояти под вотчиною сына своего“. Такую же позицию занял и Голицын. Переговоры зашли в тупик, и послам стала „деяться“ великая „теснота“. Тут как раз ситуация в стране изменилась не в пользу поляков. В марте 1611 г. к Москве подошли отряды казаков и ополченцев. Теперь уже польский гарнизон оказался осажденным в Кремле».
И получилось, что Филарет, точно почувствовавший изменение в общей обстановке, сделал правильный окончательный выбор.
Жизнь Филарета в польском плену
В. Г. Вовина проследила и обстоятельства, сопровождавшие Филарета и его спутников в Мальборке и других городах и замках Польши. Она писала:
«Между тем слух о „мучениях“ послов под Смоленском распространился по стране. Тем важнее было для Сигизмунда задержать их как заложников. И после падения Смоленска все знатные русские, содержавшиеся в королевском лагере, были отправлены в Польшу. Путь их лежал через Минск и Вильно под Львов, в Каменку, имение гетмана Жолкевского. Шуйских повезли затем на Варшавский сейм. Сигизмунд готовил торжество по случаю своей победы: бывший царь, его брат, возможно, также Шеин и другие проехали вслед за польскими войсками, входившими в столицу. Филарета и Голицына оставили в Каменке. Очевидно, законность их плена все же вызывала сомнения, и, кроме того, не было уверенности в том, что эти „крепкие адаманты“ будут вести себя соответственно „сценарию“ королевского триумфа. Так или иначе, но в Варшаву их вывезли только в январе 1612 года.
Тогда же всех „московитов“ разлучили уже надолго. Шуйские отправились в Гостынский замок, Шеина определили в Ружаны, родовое имение Л. Сапеги в Новогрудском воеводстве. А Филарета и Голицына отправили в Мальборк, бывшую столицу Тевтонского ордена. Филарета поместили там в замок. Трудно представить себе что-нибудь более странное, чем фигура русского митрополита, ступавшего по брусчатке внутреннего двора Мальборка или поднимающегося на стены, откуда можно было наблюдать за течением Ногата, омывавшего замок с запада.
Плен, очевидно, не был тяжел для Филарета физически. Во-первых, он не был одинок: его сопровождала свита. Несмотря на то, что в Мальборке имелись и сырые, темные казематы, все же послов содержали в одном из тех помещений, которые предназначались обычно для гостей замка. Правда, бывшие покои великого магистра ордена сохранялись для короля, и в этой части замка узников не селили; предполагают, что русские пленники занимали помещения во внешнем дворе замка, где ранее жил великий комтур. По сообщениям из разных источников, содержание
Митрополит не мог оценить по достоинству величие и красоту своей новой темницы, ибо против этого восставала его душа православного человека. Однако не все пленники в Польше в то время относились к своему заключению подобным образом. По свидетельству иностранцев, Запад оказал определенное влияние, побуждал к заимствованию у поляков. Филарет же уехал из Польши решительным противником всего западного, болезненно относясь к любому возможному проникновению в Москву польской культуры; он окончательно сформировался как „столп церкви“, „гонитель западничества“, когда созерцал красоты прусской твердыни».
Дьяк Иван Тимофеев о русской Смуте
В те годы, когда Филарет был в плену, «великая тревога, и всяческое смущение, и гиль, и воровство» достигли в России своей наивысшей точки.
Много книг было написано о Смуте, но, пожалуй, лучше всех сказал о ней современник происходивших событий дьяк Иван Тимофеев – историк-патриот, мыслитель и гражданин. «За какие грехи наказана наша земля? – писал он. – Нет места, где бы горы и холмы ни поливались кровью, и долины и леса наполнялись ею, и вода, окрасившись кровью, сгустилась, и звери и птицы насытились человеческими телами».
«Почему произошло это? – спрашивал себя дьяк Иван и отвечал: – Наказаны мы за дерзость клятвопреступлений, за гордыню, за отказ от упорного труда, за любовь к наградам, за чрезмерное обжорство и пьянство, за злопамятство к близким своим. К этому присовокуплю ненасытную любовь к деньгам, хвастовство одеждою и приобретение множества ненужных вещей. И последнее, нестерпимое зло, навлекшее на Русь гнев Божий, – произношение матерных скверных слов, ибо ими мы оскверняем сами себя и матерей наших. И Матерь Божия, заступница наша, отвращает от нас лицо свое, пребывает к нашим молитвам глуха.
Сердце наше окаменело, и мы не ждем над собою суда. И родина наша, как вдова, сидящая при дороге и одетая в траурные одежды и страдающая от многих окруживших ее врагов».
Описывая обстоятельства, при которых Шуйский занял московский трон, Тимофеев писал: «Зависть к царствованию возникла у Шуйского, и, как стрелою, подстреленный властолюбием, он неосмотрительно и спешно сел на престол. Он создал себе дом и не углубил в землю, но основал его на песке. Он поднялся внезапно, по собственному побуждению, и без согласия всей земли поставил себя царем и этим возбудил к себе ненависть всех городов своего государства. И началось по всей земле нашей непослушание, и самовластие рабов, и осада городов, и сам Василий со всем своим родом был в Москве бунташными холопами заперт и затворен, как птица в клетке.
Неожиданно пришли из своей земли под мать городов русских – Москву – богопротивные люди, все латины (т. е. католики. – В. Б.), и осадили ее, как некогда при Ное вода потопа внезапно пришла и затопила землю. По всем городам умножились злые начальники и самовластие, и среди людей пылал неукротимый пламень гнева.
И в конце Шуйские сами отломились от маслины и вскоре, по писанию, „низложены были с престола“, а царь Василий со всем родом своим во власянице и в худых рубищах был отправлен в страну чужеверных, в далекий плен, и там сошел под землю, получив сноп жатвы своей, сноп зависти и других своих зол. И не осталось никого из рода его».